...1971 год...

Когда Сириус вернулся из уборной, то увидел, что в купе уже кто-то сидел и самым наглым образом пожирал его же конфеты.
– Эй, это мое! – воскликнул он, когда секундный шок схлынул.
Очкарик поднял голову и улыбнулся.
– Докажи, – он уложил ноги на противоположное сидение и демонстративно закинул в рот пару бобов «Берти Боттс».
– Это мое купе, – Сириус сжал кулаки. – И мои конфеты.
– Докажи, – повторил мальчик, пожав плечами.
Сириус сдернул с полки свой рюкзак с нашивками «S.O.B.» и швырнул его в нахала.
– Я – Сириус Орион Блэк!
– Докажи, – засмеялся мальчик.
Сириус остолбенел от такой невиданной наглости и уже всерьез захотел двинуть очкарику, но тот вдруг встал, отряхнул с одежды крошки и протянул руку.
– Я – Джеймс Карлус Поттер. Но ты можешь звать меня Джимом, Сириус Орион, я не против, – он бросил его рюкзак на соседнее сидение. – И раз уж ты явился, видимо, придется ехать вместе!
– Я не хочу ехать вместе, – брезгливо поморщился Сириус. – Проваливай!
Он оттолкнул очкарика с дороги и рванул у него из рук коробку. Бумага лопнула, и бобы прыснули во все стороны, забарабанив об окно, а мальчик не удержал равновесие и свалился с сидения на пол.
Сириус был готов к тому, что хлипкий очкарик начнет реветь и кукситься, но вместо этого он вдруг исподлобья посмотрел на Сириуса, яростно вытер нос рукой и прошипел:
– Ну держись, Сириус Орион.
Завязалась драка не на жизнь, а на смерть, ценой которой была пачка безвозвратно рассыпанных по купе бобов.
Сириус вообще был не прочь подраться, но Регулус был сопливым нытиком и все время жаловался маман, а этот тип, похожий на тощего совенка, колотил его так, что Сириус твердо вознамерился выкинуть его в окно. Они так увлеченно мутузили друг друга, что за собственными выкриками и треском одежды не услышали, как дверь, ведущая в их купе, отъехала в сторону, и в нее ворвался Люциус Малфой – староста Слизерина.
– Что здесь происходит?! – он схватил их за шкирки и растащил в стороны, как щенят. Мальчики брыкались и пытались достать друг друга то рукой, то ногой и не обращали никакого внимания на крики старосты. Девочки, проходящие по коридору, захихикали, глядя на это, некоторые ученики начали выглядывать из своих купе, чтобы выяснить, кто так шумит. Вытолкав Сириуса в коридор, Люциус передал его на попечение двум троллям в слизеринской форме, которые притащились вместе с ним, и снова вернулся в купе. Раздался вскрик, но прежде, чем Сириус успел понять, что произошло, Люциус вернулся и захлопнул за собой дверь.
– Ну что, щенок? – зашипел он, резко опустив шторку на окне, в которое громко стучался арестованный. – Решил сорвать моё дежурство, Блэк? Как ты себя ведешь, посмотри, на кого ты похож! – и он дернул Сириуса за ворот разорванной в бою рубашки из чистого шелка.
– Как надо! – рыкнул Сириус и с размаху наступил на ногу одному из троллей. Тот взвыл и запрыгал на месте, а его товарищ сгреб Сириуса в охапку. Публика, заполнившая коридор, чтобы посмотреть на представение с участием школьного старосты, довольно засмеялась.
Не желая превращаться в посмешище, Люциус поскорее сгреб Сириуса за шиворот и на глазах у всех протащил его по коридору, после чего затолкал в купе, где уже ехал полный, похожий на крысу мальчик и сказал:
– Скажи спасибо, что я не выкинул тебя из поезда! – с этими словами Люциус захлопнул дверь так, что из неё вылетела какая-то пружинка.

...1977 год...

Золотая задвижка на двери скрипела, когда поезд подскакивал вверх.
Блэйк Забини стонала ей в такт, вцепившись руками в массивную раму зеркала над умывальником и царапая бордовыми ноготками золотую краску. Почти не слыша её стонов, Сириус исступленно вбивался в нее позади и целовал, облизывал её тонкую загорелую шею. Пышные шоколадные кудри девушки свесились, обнажив покрытую светлым пушком шею и спину. Замочек жемчужного ожерелья ярко вспыхивал каждый раз, когда на него падал свет и это отвлекало Сириуса.
Когда ему становилось особенно хорошо, Сириус откидывал назад голову и рвано вздыхал, крепко сжимая ладонями полные мягкие бедра, Блэйк вскрикивала и рисковала оборвать раму, а позолоченное зеркало напротив бесстыдно фиксировало акт быстрого совокупления в великолепной уборной «Хогвартс-экспресса» и загадочно сверкало позолотой.

Красивая округлая попка, обтянутая коротеньким черным платьем – вот первое, что увидел Сириус, когда вошел в тесную, но ярко освещенную комнатку из красного дерева. Блэйк искала что-то в своей косметичке, склонив голову так, что кудри свесились ей на лицо, открыв взору длинную тонкую шею и глубокий вырез на спине.
Сириус закрыл за собой дверь и резко задвинул замок.
Блэйк вскинула голову и чуть не выронила помаду, увидев в зеркале человека, но, узнав кто это, расслабилась и снова поднесла помаду к губам.
– Что ты здесь забыл? – поинтересовалась она.
Сириус промолчал, скользя взглядом по изгибам соблазнительного тельца. Кровь тяжело и гулко билась внизу живота, превращая Сириуса в камень.
– Мама не говорила тебе, что пялиться – некрасиво? – спросила Блэйк, поглядывая на него в зеркало.
– Я был плохим мальчиком и никогда ее не слушался, – лениво отозвался Сириус, лаская Блэйк глазами. Она как будто была создана для любви, такая аппетитная, прямо очеловеченная сладость – шоколадные глаза и волосы, мерцающая кожа цвета мокко, губы словно покрыты вишневым джемом. Высокая грудь, которую Блэйк всегда так тщательно выставляла напоказ в вырезах белоснежных школьных рубашек, и то, как ее кошачье тело иногда призывно выгибалось вперед – как будто она просила взять ее...
Блэйк поймала его взгляд в зеркале и слегка улыбнулась.
– Плохиш Блэк. Ты знаешь, что тебя теперь считают паршивой овцой?
– Да неужели? – поинтересовался Сириус, про себя представляя, как она стонет и извивается на шелковой изумрудной простыне.
– И теперь во все приличные дома тебе вход заказан.
– Какое горе, – ей бы определенно пошло чёрное, прозрачное кружево.
Блэйк чуть приподняла уголки губ, разглядывая его.
Она не так зазывно смотрела на него в прошлом году, когда ученики шептались у него за спиной, обсуждая пресловутый побег из дома. А вот когда по школе разлетелась весть о том, что ему перепало крупное наследство, и он с грохотом расстался с Марлин Маккиннон, Блэйк стала запускать в него такие взгляды и фразочки...
Даже сейчас он прямо видел, как крутились шестеренки у нее в голове, вырабатывая фразы: «древний род», «куча денег», «Суд Визенгамота», «Международные магические связи».
Молодой Блэк и в самом деле блестящая партия для чистокровной принцессы Забини.
Сириусу же просто хотелось ее трахнуть.
Очень сильно.
– Я надеялась встретить тебя этим летом на Дне Рождения миссис Блэк. А потом вспомнила, что тебя не будет и так расстроилась. Очень жаль, что ты сбежал из дома, Блэк, – вздохнула Блэйк, застегивая косметичку. – Могли бы подружиться... как-нибудь.
– Не переживай, мы подружимся, – Сириус отделился от двери и неторопливо подошел к девушке, скользнув взглядом по молнии на её платье.
– Надо же, как самонадеянно, – усмехнулась она, но в черных, как маслины, глазах шевельнулась тревога, когда он подошел вплотную и вжал ее своим телом в умывальник. – Для этого ты должен мне понрав...
Она ахнула, потому что в этот момент Сириус наклонил голову и поцеловал ее в шею.
Высокая грудь в лифе прерывисто поднялась и опустилась вместе с круглыми белыми камешками ожерелья. Блэйк резко повернула голову. Из-под ресниц блеснула горячая черная влага, губы приоткрылись, показав белоснежные зубы. Сириус с готовностью завладел ими и пока Блэйк шептала какие-то здравые вещи о том, что их могут увидеть, он задрал подол ее платья и запустил пальцы в шелковые трусики.
– Смотри-ка, кажется, я уже тебе нравлюсь, – прошептал он, прикусив ее шею.

Стоны Блэйк участились, обгоняя стук колес и начали срываться на крики. Сириус сдавленно зарычал и задвигался быстрее, поспешая за ними. Быстрее, быстрее и быстрее, так что мышцы превратились в камень.
Наконец Забини крикнула так, что у него зазвенело в ушах, несколько раз сильно, импульсивно вздрогнула и обмякла, сотрясаясь всем телом.
Несколько невыносимо сладких секунд – и удовольствие прожгло и его. Он кончил.
Острое до боли наслаждение схлынуло, прибив их обоих к умывальнику, и Сириус ощутил легкое разочарование. Несмотря на свою ликерную красоту, Блэйк в итоге оказалась далеко не самой лучшей его девочкой – до конца удовлетворенным он себя так и не почувствовал.
Вот дерьмо.
– Ты придешь еще? – первым делом спросила она, как только смогла перевести дух.
Застегнув брюки, Сириус откинул Блэйк новым взглядом. Обычно такая лакированная и с иголочки одетая, теперь растрепанная и дрожащая...
Дорогое черное платье было собрано на поясе, ноги в чёрных чулках дрожали, а шелковое белье, за цену которого можно было купить гоночную метлу, валялось на полу. Влажные грязные глаза смотрели на него с требовательностью и властью избалованной аристократки, которая привыкла к повиновению и подобострастию, но глубоко-глубоко, на самом их дне плескался страх, что Сириус не вернется...
Сколько же раз он видел это выражение...
Сириус шагнул к ней, подобрал брошенные трусики, водрузил их на место и одернул платье.
– Посмотрим, – нехотя бросил он, бесцеремонно чмокнул Блэйк в губы и, подмигнув напоследок, вышел в коридор.
За окнами неслись покатые луга, и жизнь текла так, словно ничего и не произошло. Сириус с чувством потянулся, улыбнувшись скользнувшему в окно лучу, и неторопливо двинулся по коридору, засунув руки в карманы брюк и довольно посвистывая. За стеклянными окошками в дверях болтали и смеялись ничего не подозревающие ученики, смеялись очаровательные ученицы. Проходя мимо одного из окошек, Сириус поймал взгляд какой-то девчушки и подмигнул ей. Девчушка, конечно же, знала, кто он такой и немедленно похорошела, залившись румянцем.
Ему было очень хорошо. По телу разливалась легкая усталость, мышцы внизу живота приятно ныли, в крови шипел адреналин пополам с восторгом – сладкая и горячая смесь. Мысль о том, что он только что поимел девушку из снов каждого второго студента Хогвартса, неимоверно грела ему сердце.

...1971 год...

Джеймс присел на корточки и подергал замок. Воровато оглянувшись по сторонам, он закатал рукава и стукнул по нему палочкой, но ничего не произошло.
Мальчик засопел, шумно вытер окровавленный нос и попробовал еще раз.
Заклинание-отмычка давалось ему через раз – Ганс-кондитер, научивший его этим чарам, был неважным учителем, так что почти все магические опыты Джеймса обычно заканчивались...
БАБАХ!
Дверь отскочила в сторону, отбросив в стороны мальчишек, припавших к ней с двух сторон. В коридор хлынули клубы странного фиолетового дыма.
Раздались испуганные крики. Задвигались двери.
– Что случилось?!
– Вы слышали?
– Откуда дым?!
Джеймс спохватился и на четвереньках вполз в купе к своему злополучному соседу. Сириус захлопнул безжалостно сломанную дверь.
Мимо нее тут же протопали чьи-то торопливые шаги.
– Как ты это сделал? – прошептал он.
– Тебе какая разница? – проворчал Джеймс, поправляя сломанные в драке очки и шумно втягивая в себя идущую из носа кровь. Слова цеплялись друг за друга из-за губы, рассеченной гигантским старинным перстнем. – Скажи спасибо, что я тебя не разнес на кусочки, – он окинул мальчика брезгливым взглядом. – Собачка старосты.
Сириус стиснул кулаки.
– Еще раз такое скажешь, и я тебя ударю, – процедил он сквозь зубы.
– А что? Тебя он не бил!
– Зато тащил по коридору у всех на глазах! Я бы с большим удовольствием надрал Люциусу зад... если бы знал, как, – свирепо добавил Сириус.
Джеймс прищурился, оценивающе разглядывая своего соседа.
– А если я скажу, что знаю как, поможешь?
– Помогу! – мальчик весь подобрался, но Джеймс не спешил ему довериться.
– И не выдашь? – с сомнением спросил он.
– Чтоб я сдох! – Сириус сплюнул на пол. Джеймс удовлетворенно ухмыльнулся.
Они одновременно оглянулись на пухлого светловолосого мальчика. Передние зубы у него сильно выдавались вперед, маленькие водянистые глаза с ужасом смотрели на разгорающееся восстание.
– Я н-не скажу! – просипел он, еще крепче вжимаясь в сидение. Похоже, он решил, что они его прикончат прямо в купе, если он скажет иначе. – Честное слово!
– Джеймс Поттер, – снова, но уже совсем другим тоном представился Джеймс, повернувшись к Сириусу и решительно протянул ладонь бывшему врагу.
– Сириус Блэк, – ответил тот, криво ухмыляясь и пожимая его руку. – Есть идеи, Поттер?
Джеймс хмыкнул и вытащил из-под свитера какую-то текучую блестящую ткань и крошечный спичечный коробок с торчащей из него веревочкой. Сириус восхищенно открыл рот, схватив в руки мантию-невидимку.
– Две, – самодовольно улыбнулся Джеймс, подкинув коробок.
Сириус быстро пожевал жвачку, выплюнул и аккуратно прилепил к опущенной крышке унитаза веревочку навозной бомбы, а саму коробочку просунул под ободок и закрепил там. Джеймс, оглядываясь на неподвижные двери многочисленных купе, торопливо писал что-то на пергаментном листе, прижимая его к стене.
– Готово! – шепнул Сириус.
Им пришлось прождать под мантией-невидимкой около десяти минут, прежде чем дверь, ведущая в купе старост, открылась, и в коридор вышел невозмутимый Люциус Малфой, как и следовало ожидать, без своей трости. Когда он прошествовал мимо них важной неторопливой походкой, мальчики вжались в стену, но едва за ним закрылась дверь, ведущая в уборную, они вырвались из-под мантии и бросились следом.
Джеймс выплюнул на ладонь жвачку, смачно впечатал ее в дверь и прилепил к ней свой лист.
Сириус, паникуя, торопливо заблокировал дверную ручку школьным галстуком.
– Бежим! – скомандовал Джеймс.
Давясь хохотом, мальчики умчались по коридору к своему купе.
Прошло не больше трех секунд, прежде чем раздался тихий, почти неслышный хлопок, а вслед за ним – душераздирающий вопль. Дверная ручка задергалась, в дверь с той стороны что-то забилось и пергаментный лист затрясся, крепко держась за жвачу.
На нем значилось:
«Я выпил лекарство и прошу не беспокоить меня до конца поездки. Возможно, я буду стучать в дверь и молить о помощи, но вы не поддавайтесь. Поверьте, это очень мощное слабительное. Искренне Ваш, Люциус Малфой».

...1977 год...

Касаться ее.
Обнимать.
Целовать.
И шалеть от мысли, что эта правильная, беззащитная, добрая и воспитанная девочка с тонкими подвижными руками, ямочками на щеках и полными света глазами теперь не сама по себе, а принадлежит ему.
Мерлин, он же сейчас просто спятит, если не поцелует её ещё... и ещё...
– ... этому «П.А.У.К.у», как думаешь, Джеймс?
Джеймс встрепенулся и оторвался от её шеи.
– Да, какому пауку?
– Не «паук», а Программа Аннулирования Угрозы и Конфликта! – сердито поправила его Лили, запрокинув лежащую у него на плече голову. – Ты совсем меня не слушаешь.
– Я слушал до того момента, как к вам домой пришел Дамблдор, а потом... – он пожал плечами и пробежал пальцами по её ножкам, лежащим поверх его колен, намекая на тот момент, когда Лили сняла туфельки и забралась на сидение, потому что замерзла. Лили тут же одернула платье и покрепче запахнула на себе большую и теплую кофту Джеймса.
– Джим!
– Тут же никого нет!
Парни и в самом деле деликатно разбрелись кто куда, чтобы дать им возможность побыть вдвоем.
– Поцелуй меня, Эванс, – серьезно попросил он, чувствуя как снова к губам приливает тепло, которое надо было немедленно передать Лили. – Только по-настоящему, идет? Никакой халтуры.
И какое же это, черт возьми, счастье, когда после этих слов Лили Эванс не отталкивает его, не ругается и не обзывает идиотом, а улыбается так, что на щеках у неё появляются обворожительные ямочки, наклоняется к нему и снимает с него очки...
Тем временем погода за окнами Хогвартс-экспресса стремительно портилась – Лондон остался далеко позади, и поезд вырвался в кудрявую зелень предместий. Здесь осень чувствовалась сильнее – из природы словно через трубочку вытянули яркие краски. Затянутое пеленой облаков небо хмурилось и мрачнело, напирая на бархатные луга тяжелыми растрепанными тучами. В один миг за окнами резко потемнело, и по стеклам забарабанил по-летнему обильный и по-осеннему холодный дождь.
Зажглись лампы.
Ученики начали бродить по коридорам.
Мимо их двери прошла какая-то шумная компания. Ручка их двери дернулась – в купе вернулся Люпин.
Лили тут же вывернулась из объятий Джеймса и метнулась на сидение, поправляя лямки платья.
– Ну так что это за программа? – чуть задыхаясь спросил Джеймс таким тоном, словно ничего и не случилось, и деловито нацепил очки.
– По защите! – Лили испуганно взглянула на Ремуса, стараясь неазметно стереть размазанную помаду. – Ты совсем меня не слушаешь, Джеймс!
Ремус с улыбкой покосился на них, доставая свою сумку и расстегнул молнию.
– Я слушал! – твердо сказал Джеймс. – Дамблдор выскочил у вас из камина в гостиной.
– И сказал, что почти все семьи забирают своих детей из школы! – подхватила Лили. – В этом году Хогвартс может опустеть. И ещё Дамблдор берет на работу мракоборцев – папа назвал их полицейскими, но я поняла, о ком речь. Нас будут защищать по полной программе.
– Собрание старост через пять минут, – напомнил Ремус, натянув мантию со сверкающим серебряным значком.
Джеймс метнул на Лунатика красноревчивый взгляд и Люпин удалился, по-прежнему улыбаясь этой выводящей из терпения улыбочкой.
– А тем родителям-маглам, которые все-таки отпустят детей в школу, предоставляются услуги П.А.У.К.а. Там целая система, для каждого человека разрабатывается около полсотни маскирующих чар – отводящие, оглушающие, Конфундус, целый набор. Дамблдор говорит, что Волдеморт не так скрупулезен, чтобы разрушать защиту каждого маг... почему ты так смотришь?
– Ты не боишься произносить его имя? – спросил Джеймс, глядя на Лили с недоверчивым восхищением.
– «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».
– Ты только что сравнила Темного волшебника с розой.
– Это сделал Шекспир, а не я. Я имела в виду, что он останется уродом и психопатом, как его ни назови. Так что не вижу смысла бояться имени. Это просто смешно, – Лили слегка покраснела, сжала губы в трубочку и смешно подвигала носом, прямо как сердитый кролик. – Хотя ты прав, сравнение дурацкое.
Джеймс помог ей достать её сумку с полки и Лили тоже натянула мантию и прикрепила к ней значок.
– Знаешь, что самое грустное во всей этой истории с Программой? – спросила она напоследок, перед уходом.
– Что?
– Из-за этих защитных чар люди на самом деле исчезают, и увидеть их или связаться с ними невозможно, – проговорила она, опуская руки. – Они как будто... перестают существовать, понимаешь? Я не смогу написать папе и поделиться с ним своими мыслями, или поговорить с мамой, рассказать ей, как прошел м-мой день...
Джеймс обнял её.
– Ты непременно увидишь их, Лили, – твердо прошептал он в её рыжие волосы. – С ними всё будет в порядке. Я доверяю Дамблдору. Они в безопасности. И думают о тебе каждую минуту.
– Я знаю, – пробормотала она немного сдавленным голосом. Джеймс спохватился и слегка разжал объятия. Лили торопливо вытерла лицо и, не поднимая на Джеймса глаз, погладила место, из которого месяц назад извлекла проклятие. – Но мне все равно страшно... мне теперь все время страшно...
Через пару минут в дверь назойливо постучали и им снова пришлось разлепиться.
– Да, Ремус, я иду! – крикнула Лили и наклонилась, пытаясь нацепить капризный босоножек.
– Взять тебе горячий кофе? – спросил Джеймс, всё ещё рассеяно водя губами по её прохладной ладошке.
Лили хитро посмотрела на него, быстро наклонилась к нему и, коснувшись губами шеи, прошептала: «Ты меня согреешь», после чего вспорхнула с сидения и была такова, а Джеймс взлохматил волосы, немного обалдело глядя ей вслед и усмехнулся:
– Колдунья...
Неожиданно дверь снова вжикнула и распахнулась.
В купе влетела Алиса Вуд, лохматая, как воробей после драки. У нее за спиной топтался донельзя смущенный Питер. Джеймс сердито сдвинул брови – он просил не говорить остальным, где они. Оглядев купе, Алиса вперила сердитый взгляд в Джеймса.
– Ну и где она?

...1971 год...

– Ты уверен, что это были именно они?
– Д-да... только... не бейте.
Люциус сдернул с сидения рюкзак и потер пальцем нашивку.
– «S.O.B.», – услышал Питер. – И куда они пошли, ты не знаешь?
– Н-нет... они пробежали мимо купе, – Питер трясся от страха, мечтая только об одном – чтобы лапа старшеклассника, державшая его за шиворот, разжалась.
– Макнейр, сходи посмотри.
Второй верзила, стоящий рядом с Питером, кивнул и ушел. Сразу стало легче – как будто в купе прибавилось света.
– Как тебя зовут, мальчик? – ласково спросил Люциус Малфой, бросив рюкзак на сидение.
Питер боязливо покосился на застывшего над ним старшеклассника.
Тот встряхнул его и вскинул кулак.
– Отвечай!
– Питер Петтигрю, – испуганно пискнул он.
– Крэбб, – одернул его Малфой. – Веди себя прилично.
Парень ухмыльнулся и всего лишь хрустнул костяшками, втолкнул Питера в чужое купе, в котором, как Питеру казалось, витал преступный дух, а потом небрежно потрепал его по волосам и вышел.
– Спасибо за помощь, Питер, – вежливо сказал Люциус, берясь за дверной косяк. – Если в школе тебе понадобиться помощь... – он окинул Питера сомнительным взглядом и поджал губы. – Обращайся ко мне.
Когда он ушел, Питер наконец-то смог облегченно вздохнуть. От красивого светловолосого Малфоя в дорогой мантии просто невыносимо несло дерьмом, и Питер еле сдержался, чтобы не закашляться прямо при нем.
Мальчик потер горло. Ему до сих пор было страшно после того, как этот верзила по имени Крэбб ударил по нему каким-то заклинанием, и Питер чуть не задохнулся.
Снова дверь с шорохом отъехала в сторону.
– Я не знаю! – испуганно крикнул Питер, хватаясь за сидение.
– О, – очень миленькая рыжая девочка замерла в дверях. – Извините, я думала, тут свободно, – она взялась за дверь.
Питер вскочил.
– Тут свободно! – выпалил он.

...1977 год...

Услышав приглушенные голоса за дверью уборной, Питер замер и прислушался.
Говорили несколько мужчин – как будто спорили.
– Ты что, хочешь оставить его здесь? Знаешь, что будет?
– Знаю, что будет, если нас кто-нибудь увидит с телом! Уходим скорее, идиот!
Дверная ручка повернулась – Питер в панике обернулся крысой и забился в угол.
Из уборной торопливо вышли двое старшеклассников, переодетых в мантии. С пола крошечному Питеру было не разглядеть их лиц, но он увидел пятнышко зеленого цвета на форме и решил, что это слизеринцы. Они все еще спорили, но уже вполголоса, один оглянулся, второй схватил его за руку и толкнул вперед.
Подозрительно глядя по сторонам и обгоняя друг друга, мальчики прошли по вагону и скрылись в одном из купе.
Выждав какое-то время, Питер превратился и, трясясь от ужаса и какого-то нехорошего предчувствия, повернул дверную ручку. На полу уборной лежал человек в форме мракоборца.
Он был мертв.
Светлые глаза удивленно уставились на дверь, но то, что его так удивило, уже скрылось в купе. Поезд раскачивался – торчащая прядка пшеничных волос подпрыгивала в такт.
Какое-то время Питер не мог сдвинуться с места, так как ноги не слушались, и просто стоял и смотрел на труп. Потом, так же не до конца понимая, что делает, на цыпочках попятился в коридор, прикрыл за собой дверь и размеренным, чрезмерно спокойным шагом прошел мимо всех дверей. За одной из них сидели убийцы. Закрыв за собой дверь вагона, он прерывисто вздохнул, издал странный скулящий звук и побежал.
Он не знал, чем именно в этой ситуации мог помочь Джеймс Поттер, но больше ему не к кому было бежать. Джеймс – уверенный в себе, умный, смелый, он решит, что делать, он знает, как поступить.
От страха у Питера подкашивались ноги и мутилось в голове. С той самой жуткой ночи в лесу он не видел мертвецов так близко и сейчас все время оглядывался, преследуемый глупым ощущением, что мертвый мракоборец идет за ним по узкому коридору.
Надо ли говорить, что когда перед Питером вдруг резко распахнулась дверь, и из нее с торжествующим сердитым криком выскочила Алиса Вуд, он чуть не потерял сознание от ужаса.

Где-то совсем рядом с поездом сверкнула молния. На секунду все озарилось бледно-голубым светом, что-то громко затрещало сразу во всех лампах, и свет окончательно потух.
По вагону дружным гулом прокатилось недовольство.
– Ну вот, – недовольно сказала Алиса, закрывая книгу.
Джеймс и Питер играли на сидении в карты. Джеймс, увлеченный игрой, полез в карман за палочкой и по пути зачем-то взглянул на часы. Он делал это чуть ли не каждые несколько секунд.
Питер пытался следить за игрой, но все мысли его словно кто-то запер в уборной одного из вагонов, где сейчас покачивался в такт поезду мертвый человек. Джеймс уже трижды сделал ему замечание, но Питер ничего не мог с собой поделать. Он хотел бы немедленно все выложить Джеймсу, но присутствие Вуд мешало. Узнай она о таком – весть о мертвеце наверняка разлетится по всему поезду, дойдет до убийц, и Питера точно так же прикончат, только на этот раз в туалете Хогвартса...
– ... слышишь меня?
– А?
Джеймс щелкнул у Питера перед носом пальцами.
– Ты где, Хвост?
– Я здесь... – пролепетал Питер, скрываясь за картами, и заморгал, взглянул на масти. – А во что мы играем?
Джеймс раздраженно шлепнул колоду на сидение, но забыл, что это не простые карты, а волшебные.
Ударившись о твердую поверхность, колода налилась густым светом и, прежде чем кто-либо успел что-либо сделать, фонтаном брызнула в потолок.
Алиса взвизгнула, роняя книгу. Питер с воплем вскочил на сидение. Карты рассыпались по купе, разрывая мрак трескучими хлопками, из-за которых в ушах начался звон. Из-за взрывов и собственных воплей ребята и не услышали, как открылась дверь, и когда в темноте раздался оглушительный визг Эммелины Вэнс, под ноги которой угодила одна из карт, Питер заорал от ужаса и наугад пальнул заклинанием. Красная вспышка ударилась о притолоку и рассыпалась маленьким фейерверком, в свете которого все увидели помирающих со смеху близнецов Пруэттов и компанию.
– Черт вас подери! – выкрикнул Джеймс и сам засмеялся. – Что вы тут забыли, идиоты?!
Треск еще не прекратился, когда в тесное темное пространство ввалилась толпа народу, внося с собой свет волшебных палочек и шелест фантиков.
– Смотри-ка, сидят, упиваются скукой напрасной... – протянул в темноте веселый голос Гидеона.
– Сейчас их порадуем сказочкой страшной, – пообещал Фабиан.
– О-о, пожалуйста, нам здесь как раз не хватает страхов, – заметила Алиса, и Питер был с ней полностью согласен. Словно в подтверждение ее слов, над поездом что-то лопнуло, и дождливая темень за окнами полыхнула синим. В окна хлестнула вода. Питер поежился.
Фабиан протолкался вперед. Из его карманов на сидение рядом с Питером просыпался целый дождь сладостей в блестящих упаковках.
– Класс, вы ограбили тележку? – Джеймс тут же схватил «шоколадную лягушку», но едва распечатал упаковку, как свободолюбивая шоколадка выпрыгнула из бумажки.
Джеймс, тренированный ловец, поймал ее в полете и целиком засунул в рот. – Так чего вы приперлись?
Ребята с воодушевлением расселись на свободные места, растаскивая угощение. Питер с опаской посмотрел на роющиеся в куче сладостей руки и подтянул к себе коробку «Котелков».
– На самом деле мы к вам пришли, потому что нам там стало очень страшно, – жизнерадостно сообщила Марлин. Пробираясь к свободному месту, она по пути отдавила Питеру ногу и неловко завалилась на Джеймса. – Лампы погасли, стало темно и страшно, Бенджи начал плакать...
– Эй!
– Кто здесь?! – подскочил Гидеон, когда незамеченный в темноте Фенвик гаркнул ему прямо в ухо.
– В общем, мы с вами посидим, – заключила Марлин и распечатала «шоколадную лягушку». – А где остальные?
Алиса попыталась перебраться к ней – у залитого дождем окна ей, наверное, было неуютно. Неожиданно дверь в купе снова распахнулась, в этот же момент за окном ударила молния, ослепив всех, а в дверном проходе замаячил кто-то высокий, лохматый и страшный. Все испуганно застыли, вцепившись друг в дружку, но тут грозный пришелец перецепился в темноте через ноги Джеймса, лежащие на противоположном сидении, как шлагбаум, врезался в Алису, засывшую в проходе и очень знакомо выругался.
– Сириус? – пискнула Алиса.
– Это ты, девочка из Страны чудес? – поинтересовался хриплый голос.
– Слава Мерлину, я подумала...
– Ай! – звякнул девичий вскрик.
– Ой, Эм, извини! – Алиса стремительно повернулась к девочке, на чью ногу наступила, и с чувством вонзила локоть в Сириуса.
– Ау, Алиса!
– Прости-и, Сириус, я вас не вижу, – плачущим голосом пожаловалась девочка.
– Перестань вертеться, это моя нога! – закричала Эммелина и, пытаясь освободить ногу, выбила коленом коробку из рук Гидеона. Бобы выстрелили в потолок, как из пушки, и рикошетом окатили Питера.
– Эм!
– Так, все, спокойно! – рявкнул Джеймс, высоко вскинув руку с зажженной палочкой.
Алиса прижалась к Марлин. Сириус, спихнув ноги Джеймса с сидения, уселся напротив, по пути вырвав у него из рук коробку «Берти Боттс». Джеймс улыбнулся и позволил коробке выскользнуть у него из рук.
Фабиан громко прокашлялся, призывая всех к тишине, подсветил свое лицо снизу палочкой и начал обещанную страшилку зловещим вкрадчивым голосом:
– Очень-очень давно в Хогвартсе училась девушка по прозвищу Плакса Миртл...
– А куда подевались наши паиньки? – тихо поинтересовался Сириус. – Обсуждают на собрании старост планы по захвату мира?
– Угу, – мрачно подтвердил Джеймс и взглянул на часы, но с тех пор, как он смотрел на них в последний раз, прошло всего несколько минут. – А ты где шлялся?
– Да так, – Сириус неопределенно дернул плечом и расплылся в довольный улыбке.
Джеймс вопросительно поднял бровь. Сириус, глядя на него, закинул в рот конфетку и едва заметно кивнул. Джеймс усмехнулся и легонько пнул Сириуса ногой в знак одобрения.
Поезд вдруг дернулся, истерично взвизгнув всеми рессорами.
Ребята с криками свалились с сидений, на головы им посыпались вещи. Из соседних купе тоже донеслись испуганные вопли.
– Какого черта?! – крикнул Сириус, получив по макушке каким-то увесистым предметом, и поднял упавшую на него сумку – ей оказалась крошечная вязаная котомка Алисы.
– Что за дела?!
– Не знаю!
– Мерлин, Пруэтт, слезь с меня! – взвыл Бенджи.
Джеймс протолкался к окну и тут же с криком отпрянул, выхватывая палочку.
– Что там?!
– Пожиратели! – рявкнул он, проталкиваясь к двери.
– Куда ты?! – крикнул Сириус, подхватываясь следом.
– Лили! – коротко ответил Джеймс уже в дверях и исчез, кутаясь в мантию-невидимку.






...1971 год...


Ремус в одиночестве ехал в своем купе и читал «Остров сокровищ». Рука его с зажатым в ней тыквенным пирожком зависла на полпути ко рту, глаза сосредоточенно перебегали со строчки на строчку.
Неожиданно дверь в его купе с грохотом распахнулась, так что мальчик подскочил.
В купе ворвались двое запыхавшихся взъерошенных мальчиков его возраста в маггловской одежде.
– Ты идиот, Блэк, идиот! – напустился один из них на другого – тощий, с огромной шапкой волос, он был похож на детеныша совы. – Я же сказал: рано!
– А зачем ты снял свою мантию, дубина?! – второй мальчик, бледный и черноволосый пихнул его в грудь. – «Никто не увидит, никто не увидит!»
В распахнутый дверной проем донеслись крики:
– Они там, Малфой, я их видел!
– Где?! Где эти сопляки, я размажу их по стенке, клянусь Мерлином!
Ремус открыл было рот, чтобы выяснить, в чем вообще дело, но мальчики, которые до этого его слова не замечали, разом повернулись к нему:
– Ты нас не видел! – пригрозил ему черноволосый. Очкарик взмахнул какой-то темной, расшитой звездами тканью и, прежде чем Ремус успел сказать им хоть слово, накинул ее на себя и своего товарища, и они просто... исчезли.
Ремус не успел даже оправиться от потрясения, как в его купе влетели трое высоких плечистых старшекурсников. Каждый из них был как минимум на три головы выше него самого, двое точно могли похвастаться родством с великанами, а у одного из них, белого, как моль, с искаженным лицом и бешено горящими глазами, на груди блестел серебряный значок.
– Попались! – крикнул староста и замер, увидев сжавшегося в комок мальчика с книжкой в руках.
Ремус только сейчас вспомнил про пирожок и поспешно опустил руку.
– Ты еще кто? – брезгливо спросил его парень.
– А вы? – быстро спросил мальчик, пользуясь правами человека, в чье купе ворвались.
– Я староста, щенок! – выплюнул беловолосый, тяжело дыша. При упоминании о щенке у Ремуса дернулись губы. – Староста Слизерина, Люциус Малфой! Пора бы уже знать!
– Буду знать, – молвил Ремус, закрывая книгу. В купе вдруг поселился странный неприличный запах, и у мальчика возникло смутное подозрение, что исходит этот запах как раз от лощеного старосты.
– Где эти двое?! – громыхнул Малфой.
– Вы имеете в виду двух мальчиков-первокурсников? – спокойно осведомился Ремус и слегка подвинул ногой свой рюкзак, чтобы закрыть показавшийся вдруг в воздухе носок чьего-то грязного кроссовка.
– Да, да! Видели, как они вбежали в этот вагон!
Ремус взглянул на дуболомов, маячивших за спиной старосты, и пожал плечами.
– Они хотели спрятаться здесь, но я их прогнал, и они побежали дальше. Кажется, хотели спрятаться в туалете.
Малфой странно дернулся на этих его словах, а его дружки с громким топотом ринулись по направлению к уборной в конце вагона.
– Если ты мне соврал... – он поднял палочку и, не договорив, оттолкнул от себя дверной проем и устремился за товарищами.
Дверь закрылась.
Ремус медленно выдохнул. Неожиданно воздух в купе треснул от хохота, а в следующий миг невидимый покров со звуком, похожим на шорох парусов, сорвался, и Ремус увидел киснущих от смеха преступников.
– Ну ты дал! – восхищенно простонал черноволосый мальчик, щуря от смеха светло-серые глаза. – Я чуть не сдох!
– Это точно, спасибо, парень, ты спас наши шкуры! – очкарик вытер рукавом кровоточащий нос и встал. – Джеймс Поттер, – представился он перед уходом. Ремус с удовольствием пожал протянутую ему грязную руку.
– Сириус Блэк.
– Ремус Люпин, – запоздало сказал Ремус, тряся и его ладонь. – Это была навозная бомба? – спросил он напоследок, весело сверкая глазами.
Мальчики, которые были уже у двери, переглянулись и снова прыснули.
– И еще какая! – заверил его черноволосый.
– Увидимся, Люпин! – подмигнул Поттер, и мальчики выскочили в коридор, снова исчезая под расшитой узорами мантией-невидимкой.


...1977 год...

– По-твоему, это нормально – добровольно переезжать учиться в страну, где идет война? – спросила Лили, когда они первыми вышли из купе, где только что закончилось собрание старост. Говорила она тихо, потому что за ними следом шел Нотт, староста Слизерина, а он всегда с наслаждением стучал на учеников преподавателям.
– Я не знаю этих русских, что у них в голове, – Ремус придержал Лили за локоть, пропуская вперед стайку третьекурсниц и благоухающего дорогой туалетной водой Нотта.
– Они не русские, а болгары. И не только болгары.
– Я слышал, что в Министерстве создали какую-то Программу Аннулирования Опасности – может, они хотят сделать Хогвартс... ну, знаешь, ковчегом?
Лили промолчала – родители строго-настрого запретили распространяться о Программе. Джеймс не в счет, ему Лили доверяла полностью, он не тот, кто станет трепаться.
– Может быть, – наконец сказала она. – Но они же хотят, чтобы мы взяли их под крыло!
Ремус остановился у тележки со сладостями. Лили зажгла палочку, чтобы ему было все видно.
– Это естественно, мы же старосты, – улыбнулся юноша, оглянувшись на свет.
– Ты умеешь говорить по-французски? Или по-немецки? Или по-болгарски? – поинтересовалась Лили, уперев свободную руку в бок.
– Две «шоколадные лягушки», пожалуйста.
– Вот и я нет, – удовлетворенно сказала она. – Как мы будем с ними общаться?
– Спасибо, – Ремус расплатился, и тележка, позвякивая, поехала дальше. – Держи, – он протянул девушке угощение, тепло улыбнувшись. – Не волнуйся так, Лили, это не наша проблема, а их, и они выучат наш язык.
Лили, не до конца успокоившись, распечатала лягушку и вгрызлась в шоколад, сердито сопя носом. Собрание страшно ее взбудоражило, она, конечно, ожидала, что последний год в Хогвартсе будет сопряжен с большой ответственностью и кучей работы, но не настолько же! На носу серьезнейший и труднейший экзамен ЖАБА, поступление в Академию при больнице святого Мунго, времени и так почти не будет, а теперь выясняется, что она должна будет нянчиться с иностранцами и делать вид, что жутко этому рада.
Лили сердито откусила еще кусок и покосилась на Ремуса, который наблюдал за ней с веселой усмешкой.
– Мы справимся, – пообещал он, словно прочитав ее мысли.
– Я тебе не ве...
Неожиданно поезд дернулся и остановился. Невидимая сила швырнула Лили на Ремуса, и они врезались в идущих позади старост из Пуффендуя.
– Что происходит?! – крикнул Дерек Криви.
– Может, сломался поезд? – Лили схватилась за рукав Ремуса и взмахом руки, похожим на встряхивание градусника, снова зажгла свет. Дипти Патил выругалась на хинди и, освещая себе путь палочкой, зашагала по коридору, чтобы угомонить выглядывающих из купе учеников.
– Почему-то мне кажется, что это не...
Впереди раздался грохот, звон и громкий женский визг.
Ремус вскинул палочку, толкнув Лили себе за спину. Девушка повыше подняла руку, освещая коридор.
Они увидели Джеймса, перевернувшего на бегу тележку со сладостями. Добрая женщина страшно ругалась ему вслед, восстанавливая тарелки и подбирая сладости, но Джеймс явно не слышал ее, летя к ребятам на всех парусах.
– Дж... – начала было Лили.
– Пожиратели! – заорал Джеймс, и у Лили оборвалось сердце.
– Ди! – истошно закричал Дерек, срываясь с места, как пружина, и бросаясь вдогонку за своей девушкой.
– Много? – Ремус схватил его за плечи. – Они в экспрессе?
– До хрена! Остановили поезд, выводят всех наружу!
– Наружу? Зачем? Они же не...
– Лунатик, откуда я знаю?! Кажется, ищут... – Джеймс взглянул на Лили и снова на Ремуса.
Девушка поднесла пальцы к губам.
– Значит, не найдут! – резко ответил Ремус, отпуская его.
– Что же мы стоим! – Лили первой метнулась вперед, но Джеймс ее перехватил, пропуская вперед Ремуса.
– Ты не пойдешь, Лили!
– Джим, второй раз этот номер не пройдет! – она попыталась вырваться.
– Лили, Джим прав, они ищут таких, как ты! – твердо сказал Ремус.
Вжикнула молния на куртке – Джеймс выхватил из-за пазухи мантию-невидимку и накинул на Лили.
– Это еще что?
– Ремус, они идут с головы поезда, я видел из окна, – торопливо говорил Джеймс, накидывая Лили на голову капюшон. – У нас есть еще от силы минут десять!
– Понял! – Ремус ворвался в первое купе, Лили услышала его крик: – Есть магглорожденные?
Джеймс взял лицо Лили в ладони и заглянул ей в глаза:
– Послушай меня, ты многих магглорожденных знаешь в лицо?
– Конечно!
– Точно?
– Да-да! – Лили уже поняла, что он имел в виду, и сжала его запястья, всем своим видом демонстрируя готовность.
– Ты владеешь дезиллюминационными чарами? Они сложные!
– Я смогу! – Лили хотела было броситься в бой, но Джеймс снова ее удержал.
– Лили, я вместе со всеми выйду на улицу, но что бы там ни происходило, ты не должна покидать поезд и тем более не должна снимать мантию, пообещай мне...
– Джеймс!
– Пообещай мне!
– Хорошо! – сдалась Лили. – Я буду тебя ждать, – голос ее дрогнул, но она поспешно взяла себя в руки. Переживать она будет потом. – А когда ты вернешься, Джеймс Поттер, мы поговорим о том, откуда у тебя эта мантия.
Джеймс слегка улыбнулся и коснулся ее губ большим пальцем.
– Непременно.
Лили коротко кивнула и, глядя ему в глаза, натянула на лицо капюшон.





Это были не элитные войска Темного Лорда.
И не то пушечное мясо, которое устроило теракт в Каледонском лесу.
Эти люди тоже носили маски. Только сделаны они были из грубой ворсистой ткани. На всех были надеты одинаковые серо-зеленые мантии, перехваченные крест-накрест ремнями сумок.
Глаза остро, как лезвие, сверкали в прорезях, когда кто-нибудь из Пожирателей рывком открывал дверь купе и командовал:
– Палочки на пол! На выход!
Растерянные напуганные дети бросали палочки на пол и, поедая друг друга горящими взглядами, послушно выходили на улицу.
Тех, кто возмущался, выталкивали силой. Тех, кто пытался дать отпор, подвергали заклятию Круциатус и в полубессознательном состоянии выкидывали из пустеющего Хогвартс-экспресса. В купе хозяйничали Пожиратели, роясь в сумках в поисках ценных вещей.
– Палочки на пол! На выход! – скомандовал Пожиратель, открывая дверь. Когда ученики потянулись к выходу, невидимая Лили, притаившаяся в коридоре, схватила одного из учеников и дезиллюминировала.
– Ты знаешь остальных магглов? – шепотом спросила она, зажимая ему рот ладонью, и услышала перепуганное: «Да».
– Знаешь чары?
– Д-да...
– Помоги мне...
Банда Пожирателей наводнила поезд, как грязная вода, и вынесла недоумевающих детей под проливной дождь.
Поезд остановился в дикой местности, и от горизонта до горизонта расстилалось только лысое поле, утыканное отдельными невысокими деревьями, и придавленное тяжелой низкой нависающей пеленой туч. Бежать было некуда.
– Иди! – один из Пожирателей толкнул Джеймса в спину, подгоняя, когда тот обернулся на поезд.
Джеймс подавил в себе дикое желание пальнуть в закрытую маской рожу Релассио из спрятанной в рукаве палочки, но мысль о том, что, возможно, именно сейчас Лили и как минимум двадцать невидимых учеников-магглов прятались рядом, помогла ему удержать себя в руках. Накинув на голову капюшон, он спрыгнул с поезда и угодил в огромную грязную лужу.
Учеников выстроили в поле небольшими группками. Несколько Пожирателей держали детей под прицелом, пока один из них, защищенный от дождя водоотталкивающими чарами, сверял учеников с каким-то списком. В руках у всех были большие блокноты.
Заглянув в один из них, Джеймс увидел, что к каждой странице с данными была прикреплена фотография... и мгновенно получил ровно четырнадцать незабываемых секунд наедине с ослепляющей, разрывающей каждую мышцу на части болью.
– ... не в свое дело! – услышал он, когда слух к нему вернулся, и осознал, что только что впервые в жизни попал под действие Круциатуса.
Кто-то помог ему подняться.
– Марлин? – прохрипел Джеймс, но не услышал своего голоса из-за чудовищного звона в ушах.
– Плохи дела у нас, капитан, – прошептала его охотница, делавшая вид, будто стряхивала с его куртки грязь.
– Все нормально, – проворчал Джеймс, отстраняясь, и машинально вытер перепачканные ладони о куртку, возвращая грязь на место. Перед глазами расплывались жирно-желтые и фиолетовые пятна.
– Они убьют нас? – голос Маккиннон дрожал.
Джеймс нашел ее ладонь и коротко стиснул.
Пока шла проверка, двое Пожирателей ходили вдоль групп. Один держал сумку, другой – палочку. Девочки снимали с себя серьги, кольца и браслеты, бросали в сумки кошельки, мальчики расстегивали браслеты часов и выворачивали карманы.
– Ублюдки, – процедил Джеймс, быстро вытряхивая в карман деньги и пряча кожаный бумажник, подарок отца, за пояс джинсов.
Марлин, паникуя, сунула кольцо с лунным камнем в рот.
Когда подошли Пожиратели, Джеймс, глядя в карие глаза в прорезях, нарочито-медленно, по одному побросал в сумку галлеоны, давая остальным возможность спрятать свои вещи.
– Живее! – рыкнул Пожиратель.
– Сдачи не надо, сэр, – небрежно молвил Джеймс, клокоча от злости и желания двинуть кулаком в выпирающий из-под маски нос. Лицо его пылало, кровь билась в голове, и ему стоило больших усилий сдержать себя и не наделать глупостей. Он так и слышал этот хруст...
Замок на браслете Марлин заел – Джеймс видел, как у нее затряслись руки, когда второй Пожиратель повыше поднял палочку.
– Может, обыскать ее? – предложил он. – Может, эта красотка где-то волшебную палочку спрятала?
Они мерзко засмеялись.
Джеймс так и дернулся, но Марлин, всхлипнув, наконец расстегнула браслет, швырнула его в сумку и схватила Джеймса за руку, а Пожиратели, посмеиваясь, двинулись дальше.
Неожиданно ребята услышали крик и обернулись. У Джеймса оборвалось сердце – какую-то девушку силой вытащили из толпы за волосы. Рыжие.
Он метнулся вперед.
– Нет, стой! – Марлин схватила его за насквозь мокрую кофту на спине. – Это не она!
В самом деле, это была не Лили – Джеймсу даже жутко стало от того, какое огромное облегчение он испытал.
– Нет, пожалуйста, не надо! – умоляла девушка, хватая Пожирателя за руку, которой он дергал ее за волосы, оттаскивая в сторону. – Не-ет!
– Молчать, грязнокровка! – Пожиратель плюнул ей в лицо.
– Пожалуйста-а!
– Лиз! – громко крикнул ломающийся голос. Какой-то парень вырвался у Марлин из-за спины и бросился вперед.
– Джим, нет!
– Авада Кедавра!
Парень упал, как подкошенный, подавившись своим воплем, ноги его подкосились, и он рухнул лицом в лужу.
Рыжеволосая Лиз зашлась в отчаянном крике.
– Заткнись, падаль! – тот Пожиратель, который держал ее за волосы, хлестнул ее по лицу заклинанием немоты.
Ученики застыли, глядя, как дождь омывал бездыханное тело Джима. Девочки прижимали ко рту ладони, сдерживая крик. Джеймс чувствовал, как рос и разбухал в толпе гнев...
– Проверь его по списку! – протянул тот, кто убил мальчика.
Он тоже оказался маглорожденным.
Что-то нехорошо заворочалось у Джеймса внутри, когда Пожиратели, выяснив личность, прошли мимо, забрызгав тело юноши грязью.
Кровь ударила в голову.
– Джеймс, не надо! – пискнула Марлин, чувствуя, как обратилась в камень рука юноши, и как у них за спинами маячил Пожиратель.
– Он его убил, – процедил Джеймс сквозь зубы. – Он...
– Он и тебя убьет!
– Предлагаешь просто стоять и смотреть?
– Нет, но у меня есть идея получше, – с этими словами она полезла в карман.
– Что ты будешь делать?
Марлин показала ему кусочек мыла.
– Вытащила из рюкзака, когда они пришли. Думала, надо же будет как-то бежать. Учти, у вас будет пара минут, – с этими словами она сунула мыло в рот и скривилась.
Пожиратели выбрали сорок магглорожденных.
Их согнали в перепуганное стадо и оттеснили от длинной вереницы учеников, которых теперь по одному загоняли в поезд.
Магглорожденных отвели далеко в поле и выстроили в шеренгу – остальные ученики могли видеть ее только тогда, когда над полем вспыхивали бледно-голубые... или бледно-зеленые зарницы.
Всякий раз, когда вспышка смертельного заклинания озаряла медленно двигающуюся к поезду вереницу, кто-то обязательно начинал плакать.
Одна девушка во время очередной вспышки вырвалась и в истерике бросилась на одного из Пожирателей. Она не сделала и трех шагов, как упала, срезанная смертельным заклинанием. Ее оттащили в сторону.
– Марлин, они сделают с тобой то же самое, – процедил Джеймс.
– Я не боюсь, – прошептала она.
Когда до поезда оставалось всего ничего, Марлин упала на землю и принялась дико извиваться, биться и визжать, вымазывая лицо и волосы грязью. Изо рта у нее хлынула пена.
– Что там происходит? – закричали со всех сторон.
– У нее припадок?!
– У Маккиннон припадок!
– Помогите, кто-нибудь, у нее эпилепсия! – от души заорал Джеймс, надеясь, что друзья услышат его голос и поймут, что они задумали.
– Заткните эту суку! – прорычал Пожиратель, но поскольку никто не двинулся, сам выхватил палочку и бросился вперед.
– Нет! – перехватил его руку другой. – Маккиннон, ты слышал? Маккиннон!
– Ну и что?
– Идиот, старик Маккиннон, глава Отдела Международного Сотрудничества! В Азкабан хочешь?
– Тогда не стой так, подними девчонку! – перепугался Пожиратель, пряча палочку.
– Жуткое зрелище, да? – Джеймс рывком обернулся и с подпрыгнувшим сердцем увидел стоящего у себя за спиной Сириуса. Глядя на бьющуюся в грязи Марлин, парень горько вздохнул и поджал губы. – И так каждый раз, когда я улыбался другой девчонке.
Джеймс поспешно сбился с шага и пошел рядом с ним.
– Что с твоим лицом?
Сириус легкомысленно утер кровь рукавом.
– Я выругался. Сказал вслух: ебаный кусок дерьма, – Сириус передернул плечами, шагнув вперед по мере сокращения очереди. – Этот тип так расстроился, что захотел меня грохнуть, а тут кто-то возьми и назови меня Блэком, – он еще раз вытер лицо, по которому тянулся опухший красный рубец, словно от удара кнутом. – Урод.
Джеймс так и не понял, кто именно урод.
– Долго будем загорать? – поинтересовался он, когда лужи под ногами в очередной раз озарились рассеянным зеленым светом.
Сириус сосредоточенно ощупывал щеку.
– Лучше сейчас, пока они сбились в кучу, – он кивнул на тех, кто суетился над Марлин.
Джеймс окинул друга взглядом.
– У тебя с собой зонтик, или ты просто рад происходящему?
– И то, и то, – небрежно бросил Сириус, украдкой вытаскивая из-за пояса джинсов палочку и заталкивая ее в рукав. – Ты, я надеюсь, свой не оставил в купе?
– Я похож на идиота? – поинтересовался Джеймс, потирая руку. – Будем заключать пари, как тогда в лесу? Или ты сдулся после поражения?
– Не дождешься, – хмыкнул Сириус. – Кто уложит меньше ублюдков – покупает Огневиски.
– В прошлый раз были «шоколадные лягушки», – машинально заметил Джеймс, выбирая себе первую жертву. Сердце его билось тяжело и размеренно, требуя расплаты.
Они украдкой пожали руки и достали палочки.





Снова за окном ударила зеленая молния.
– Семь, – едва слышно прошептала Алиса.
Лили, не мигая, смотрела перед собой и прижимала пальцы к вискам, слушая ропот невидимых, спасенных от смерти учеников за стеной – никто пока не решался снять чары, все опасались, что их увидят, и в то же время с откровенной мукой наблюдали из окон, как из толпы учеников выдергивают кого-то одного, а потом ведут на смерть.
Снова полыхнуло зеленым.
– Не могу на это смотреть, – Алиса вернулась к Лили и залезла под мантию-невидимку. – Просто не могу.
На сидении напротив девочек лежала огромная, опутанная веревками гусеница и время от времени импульсивно дергалась, пытаясь ослабить путы. Когда свет заклинаний освещал купе, можно было понять, что это не гусеница, а невысокий коренастый человек, облаченный в мешковатую одежду и маску в прорезями, сквозь которые на девочек с ненавистью взирали ледяные серые глаза.
Внезапно купе озарил насыщенный красный свет. Девочки одновременно вскинули головы и, не сговариваясь, бросились к окну, за которым в эту секунду разразился такой фейерверк, что они вынуждены были отпрянуть и закрыть глаза.
– Что там происходит? – закричала Алиса, заслоняясь ладонью.
Из-за ливня вспышки заклинаний казались просто беспорядочным водоворотом разноцветных пятен. Неожиданно снаружи раздался взрыв, в купе стало светло, как днем, а в следующий миг в окна хлынул фонтан грязи. Небо над пустым Хогвартс-экспрессом треснуло от грома, и этот звук породил другой – крики учеников. Их голоса скатывались в растущий снежный ком, и когда этот ком со всей силы врезался в вагоны, поезд натужно взвизгнул и покачнулся. Когда дождь смыл с окон грязь, девочки увидели, что по полю к поезду со всех ног бежали ученики – они запросто могли бы снести поезд с рельс.
Связанный Пожиратель на сидении истошно замычал, но разноцветный носок, который Алиса сунула ему в рот вместо кляпа, мешал ему позвать на помощь.
– Скорее запри дверь! – перепугалась Алиса, когда крики и топот наводнили вагоны, но прежде, чем Лили успела это сделать, в купе ворвалась грязная как черт Марлин Маккиннон.
– Марли, что случилось?! – Лили схватила ее за руки и втащила в купе, иначе бы ее снес поток людей, хлынувший по железной артерии поезда.
Голос Марлин заглушил громкий визг. Девочки схватились за уши.
– Сириус взял в заложники их главного, а Джеймс устроил такой взрыв, что прорвал какую-то трубу под землей, оттуда хлынула вода, и они побежали за маг...
Снова ее голос потонул в общем гвалте.
Неожиданно во всем поезде загорелся свет. Экспресс дернулся, словно его тоже напугали взрывы и крики – колеса заскрежетали, и состав тронулся.
Через несколько минут мучительного ожидания, в течение которых Лили дважды порывалась отправиться сама на поиски Джеймса, в купе ввалились мокрые, с ног до головы покрытые грязью мальчики. На руках у них висел белый, как мел, Сириус. За ними по пятам шел Питер, как ни странно, совершенно сухой.
– Что произошло?! – Лили кинулась им навстречу и помогла уложить пострадавшего на сидение. Сириус страшно заругался, когда прилипшую рубашку оторвали от ровного, словно нанесенного скальпелем надреза на животе.
– Туда прибыл отряд мракоборцев! Видимо, кто-то отправил Патронуса в Министерство! – Джеймс вытер стекающую по лицу дождевую воду, оглянулся и подскочил, увидев на соседнем сидении связанного Пожирателя. Тот бился, стараясь ослабить путы, и безумными глазами смотрел на окруживших его детей. – Это еще кто?
Пока Алиса лихорадочно вытряхивала на пол содержимое своей бездонной сумки в поисках бадьяна, Лили вытащила из чемоданов Джеймса и Ремуса сухую школьную форму.
– Наш заложник, – мельком бросила она, становясь на колени рядом с Сириусом, и шлепнула его по руке, когда он попытался потрогать свою рану.
Мальчики вытаращили на нее глаза, даже раненый Блэк приподнялся на сидении.
– Ваш кто?
Лили толкнула Сириуса на сидение, принимая у Алисы из рук бутылочку.
– Все были на улице, когда я увидела, как он вышел из уборной! – сказала она, бросив торопливый холодный взгляд на бледного мужчину, который сдавленно мычал проклятия и, наверное, про себя трижды проклинал малую человеческую нужду. – Я оглушила его и сломала его палочку, а Алиса связала. Передадим его мракоборцам, когда приедем. Мы нашли у него список с именами учеников Хогвартса маггловского происхождения.
Ремус, не до конца натянув школьную рубашку, бросился к мешку, лежащему у пленного в ногах, и вытащил толстый блокнот с фотографиями и именами. Мужчина отчаянно застонал в кляп, но сделать ничего не смог – веревки опутывали его с головы до ног, как кокон. Девочки явно не жалели сил.
Питер смотрел на него с опаской и любопытством – как на хищника, угодившего в капкан.
– С ума сойти, – пробормотал Ремус, листая страницы. – Откуда у них эта информация?!
– Понятия не имею, но теперь хотя бы известно, на кого они охотятся – мы передадим список Дамблдору, он сможет им помочь.
Джеймс смотрел на Лили с откровенным удовольствием.
Девушка порозовела, поймав его взгляд и набрала из бутылочки полную пипетку. В купе повис острый маслянистый запах больницы святого Мунго. – Сейчас будет больно, – предупредила она Сириуса и выдавила содержимое пипетки на рану.
Бадьян вспенился, соединившись с кровью. Сириус подхватился, оскалив зубы и зажмурившись, но вслух не издал ни звука.
Марлин, которая все это время смотрела на него, кусая ногти, едва заметно вздрогнула, когда Сириус вскочил, словно ей стало так же больно, как и ему.
– Посмотрите-ка, просто герой, – улыбнулась ему Лили, быстро поливая рану.
Рана с противным хрустом стянулась, и парень упал на сидение, тяжело и часто вздыхая.
Лили отложила бадьян и коснулась раны палочкой. Одно движение, и она застегнула ее, как молнию на куртке.
– Ау! – Сириус снова подскочил.
– Больно?
– Щекотно! – пробурчал он, отстраняя руку Лили с салфеткой, когда она попыталась стереть кровь. – Дальше я и сам справлюсь.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джеймс, присаживаясь рядом с Лили на корточки и застегивая рубашку.
– Нормально, – отрезал Блэк, яростно стирая с живота свою кровь. Рана теперь выглядела так, словно ей было несколько дней. – Пострадала только моя гордость и бюджет. Это ведь ты уложил этого типа?
Джеймс рассмеялся.
– Смирись, Бродяга.

– Это что, на всю жизнь? – поинтересовался Сириус, когда все уже переоделись и жадно поглощали съестные запасы, обсуждая произошедшее.
– До свадьбы заживет, – улыбнулась Лили, осторожно обрабатывая рассеченную губу Джеймса. Он все норовил откусить от сандвича кусок и не давал ей работать. – Джим!
– Чур меня, – пробормотал Сириус, с мальчишеским любопытством оглядывая шрам у себя на теле и ощупывая края.
– Джеймс, можно тебя на секундочку? – пробормотал Хвост, когда Лили закончила с ним и взялась залатать ободранные костяшки на руке Ремуса.
Они вышли в коридор.
Какое-то время Питер помялся, а потом все-таки признался в том, что стал свидетелем убийства.
Джеймс выслушал его рассказ молча, скрестив руки на груди и нахмурив широкие брови.
Когда Питер закончил, он какое-то время смотрел в окно, раздувая ноздри.
– И ты уверен, что это были слизеринцы?
Питер пожал плечами.
– Мне так показалось, я был...
– Я понял, – Джеймс взъерошил волосы. – Ты молодец, что рассказал все, Хвост, – он хлопнул его по плечу. – Это было мужественно с твоей стороны. Но сейчас лучше об этом помалкивай...
Питер с готовностью закивал.
– ... не нужно, чтобы эта новость разлетелась по поезду.
– Я тоже так решил тогда.
– Мы потом все обдумаем, – пообещал Джеймс и вернулся в купе.

...1971 год...

Когда в ее купе вбежали двое хохочущих мальчиков, Лили только плотнее забилась в угол и прижалась лбом к стеклу, глядя, как мимо со страшной скоростью несутся живописные луга. Но она не замечала ни красот природы, ни того, что черноволосый мальчик поглядывал на нее с любопытством и что-то говорил другому. Лили плакала и чувствовала себя очень несчастной в самый счастливый день в своей жизни...
Дверь открылась, впустив веселый шум из соседних купе. Вошел Северус.
Он сел напротив, тревожно глядя на Лили.
– Я не хочу с тобой говорить, – вымолвила она прежде, чем он сказал ей хоть слово.
– Почему?
– Туни н-ненавидит меня. Потому что мы видели то письмо от Дамблдора.
Незнакомые мальчики тоже прислушались, и это рассердило Лили. Занимались бы своими делами.
– И что?
Лили бросила на Северуса неприязненный взгляд. Как он может быть таким равнодушным?!
– А то, что она моя сестра!
Лили постаралась незаметно для посторонних утереть лицо. Северус недовольно буркнул что-то.
– Но мы же едем! – сказал он, и голос его подрагивал от плохо скрываемой радости. – Вот же оно! Мы едем в Хогвартс!
Лили невольно улыбнулась, почувствовав, как его веселье проскользнуло и в ее сердце. Северус сейчас напоминал ярко-зажженную лампочку. Она никогда не видела его таким.
– Было бы здорово, если бы ты поступила в Слизерин! – тут же добавил он, поймав ее улыбку.
– Слизерин?
Один из мальчиков повернулся к ним так резко, словно сидение его ужалило. Лили, недовольная тем, что в их беседу так бесцеремонно ворвались, поджала губы и обернулась, наткнувшись на взгляд больших насмешливых карих глаз за стеклами очков. Худой мальчик криво усмехался, выжидающе глядя на них – шапка волос увеличивала его голову на худой шее чуть ли не вдвое, на лице виднелись следы вытертой крови.
– Кому может понравиться Слизерин? – презрительно фыркнул он. – Я бы сразу ушел из школы, а ты?
Мальчик, к которому он обращался, легонько пожал плечом.
– Вся моя семья училась там.
Лили подавила желание насмешливо хмыкнуть.
– Вот это да! Я-то думал, ты нормальный.
Лили отвернулась к окну, потеряв интерес к разговору, Северус наоборот слушал с нарастающим вниманием. Лили увидела, как быстро раздувались ноздри его крючковатого носа.
– Может, я нарушу традицию. Ты бы куда пошел, будь у тебя выбор?
– «Гриффиндор, славный тем, что учатся там храбрецы!». Как мой папа.
Северус фыркнул так громко, что Лили подняла глаза.
– Какие-то проблемы? – недружелюбно звякнул голос задаваки.
– Нет, – тут же ответил Северус. Лили испугалась, почувствовав, что он провоцировал ссору, и сердито посмотрела на мальчишек. – Если ты хочешь быть храбрецом, а не умником.
– Ну и куда ты надеешься попасть, раз ты ни то, ни другое?
Северус прерывисто вздохнул, когда его окатило хохотом. Лили подумала, что с большим удовольствием сейчас превратила бы очкарика в жабу, но вместо этого резко поднялась.
– Пойдем, Северус, поищем другое купе, – проговорила она высоким голосом, задыхаясь от злости и, взяв Северусу под руку, потащила из купе.
Мальчики передразнили ее, вызвав в душе кипучую обиду и желание поскорее уйти. Северус странно споткнулся, Лили поняла, что кто-то из них подставил ему подножку.
– Увидимся, Нюниус! – пропел очкарик, прежде чем она развернулась и с силой задвинула тяжелую дверь.
– Они назвали меня Нюниусом! – злился Северус пару минут спустя, когда они шли по коридору в поисках свободных мест. – Да кто они такие, что позволяют себе так разговаривать с незнакомыми людьми?! Как будто им все можно!
– Не обращай внимания! Они именно этого и добиваются, – с достоинством сказала Лили и, увидев купе, в котором в одиночестве ехала круглолицая девочка с длинными косичками, открыла дверь. – Можно? – ласково поинтересовалась она.
Присутствие постороннего немного охладило Северуса, и он молча уселся на сидение, глядя, как Лили знакомится с девочкой по имени Алиса Вуд. Когда они обменялись парой вежливых фраз, в коридоре зазвенел колокольчик – приехала тележка со сладостями. У Лили прямо дух захватило от диковинных названий и странных упаковок.
– Что это такое? – спросила она у пухлой розовощекой продавщицы, ткнув в пятиугольные коробочки, но ответила ей Алиса Вуд, ожидавшая своей очереди.
– Ты что, не знаешь? – страшно удивилась она, выпучив светло-карие глаза.
– Нет, я из семьи маглов, – прямо сказала Лили, разглядывая круглые галлеоны у себя в руках.
– А-а! – понимающе протянула Алиса, кивнула и, взяв Лили под руку, воодушевленно заговорила: – Это – «шоколадные лягушки», но не бойся, они не настоящие, хотя иногда выбираются из коробок, чтобы вернуться в шоколадное болото.
– Шоколадное?
– А это – взрывающаяся жвачка, но я ее не очень люблю. Возьми тыквенные пирожки, они очень вкусные, и лакричные палочки, но ими нельзя колдовать. А еще есть конфеты «Берти Боттс»...
Накупив сладостей, Лили вернулась в купе с новой подругой, которая все еще продолжала ей расписывать достоинства всевкусных бобов, и увидела, что Северус все так же сидит на месте, сжав губы в трубочку, и смотрит в окно.
Лили села рядом с ним и, повертев в руках коробочку с пирожком, тихо сказала:
– Знаешь, Туни опять обозвала меня сегодня.
Северус поднял на нее глаза. Лили чуть-чуть улыбнулась и протянула мальчику «лягушку».
– Расскажешь мне про Шоколадное болото?


...1977 год...


Джеймс почувствовал, как кто-то ласково гладит его по щеке.
– Просыпайся, мой герой. Мы почти приехали.
Он чуть улыбнулся, но глаза не открыл.
Поезд мягко покачивался под ним, гладко подпрыгивая на ходу и отмеряя путь убаюкивающим стуком колес.
Чья-то маленькая нежная рука перебирала его волосы и скользила пальцами по лбу, бровям и губам. Это было так приятно, что Джеймс снова провалился в забытье.
Через какое-то мгновение теплый голос снова втек в липкий сон, и Джеймс приоткрыл глаза.
Он лежал на спине на мягком сидении, голова его покоилась на коленях у Лили.
Это ее руки гладили его по лицу.
Лили улыбнулась, встретившись с ним взглядом.
– Привет, – прошептала она.
– Привет, – хрипло отозвался Джеймс.
Мимо них, за зеркальным черным окном сквозь густые поздние сумерки неслось еще одно купе – и в нем кроме них был еще кое-кто.
Джеймс повернул голову. На соседнем сидении беспробудным сном спал Сириус. Рука его, свесившись с сидения, покачивалась в такт движению поезда.
Вокруг расстилалась тишина. Обычно в это время поезд всегда радостно гудел, предвкушая пир в школе. Сейчас же все щели между дверьми и стенами словно забила плотная тишина.
– Все спят, – прошептала Лили. – Когда ты заснул, проехала тележка, и всем раздали чай с Умиротворяющим бальзамом.
– А ты?
Лили пожала плечиком.
– Я не устала.
Джеймс вспомнил, что в какой-то момент все разбрелись проведать друзей, а он прилег на сидение отдохнуть, на секундочку закрыл глаза... и как в пропасть ухнул. Он сел и спустил ноги на пол.
– Я долго спал? – спросил Джеймс, близоруко щурясь.
– Пару часов, – Лили подала ему очки – надевая их, он увидел, как Лили ненароком зевнула, прикрыв рот ладонью. Джеймса захлестнуло чувство вины. Наверняка она всю дорогу сидела, не шелохнувшись, чтобы его не разбудить.
– Прости, – с раскаянием прошептал он. – Хочешь, я тебя посторожу, и ты поспишь?
– Я не хочу, – Лили замотала головой и легонько улыбнулась. Несмотря на усталость, глаза ее странно сияли.
– Что? – улыбнулся Джеймс.
– Мы с тобой познакомились здесь, – прошептала она.

______________________________________
На всякий случай: момент из детства Лили и Северуса со всеми загогулинами принадлежит Мадам Роулинг! :*

За помощь с французским спасибо Тане Васильевой!


Великолепная черная карета с витиеватым, тисненым золотом «М» и кованым фонарем на скобе, подкатила к главным воротам Хогвартса. Мягко шурша колесами, она остановилась, слегка качнувшись вперед.
Мимо с грохотом прокатила вереница простых школьных карет. Разбрызгивая грязь, они спешно въехали в распахнутые школьные ворота, но даже в темноте Роксана увидела, как находящиеся внутри ученики припали к стеклам окошек, стараясь рассмотреть, кто это такой явился.
«Все как нормальные люди приехали в школу на поезде, а я как всегда», – подумала Роксана и опустила пурпурную шторку, закрывая вид на черный замок, закутаный в туман. Несмотря на все увещевания, она так и не сменила теплый магловский битник и рваные джинсы на продуваемую всеми ветрами мантию волшебницы из Шармбатона и дурацкие колготки.
– Хорошо, что ты прибыла сюда с комфортом и не тряслась в этой дрянной консервной банке, – заметил Люциус, довольно оглядывая свою трость и посматривая украдкой на лицо сестры, скрытое от него капюшоном. Сам он был одет в наглухо застегнутую черную мантию с серебристым ручным шитьем на плечах, гладко выбрит, тщательно причесан и надушен. Роксана слышала, как утром к Нарциссе и Эдвин прибыла целая делегация из салона красоты Сахарессы.
Вечером вся семья идет на какой-то прием.
Вся семья.
Кроме неё.
– В этом поезде совершенно невозможно отдохнуть, некоторые жить не могут без того, чтобы не взорвать бомбу в уборной или не захватить в плен продавщицу сладостей, – Люциус изо всех сил пытался поддерживать эту одностороннюю беседу, но Роксана не реагировала, отвернувшись к окну.
– Сколько можно, Роксана? – наконец не выдержал он, отбросив притворство. За тщательно выглаженным голосом бугрилось серьезное раздражение. – Ты так и будешь молчать?
Роксана не отреагировала.
С того самого дня, как Люциус силой приволок ее в поместье и обрек на заточение в собственной комнате, она демонстративно перестала общаться с домочадцами, замкнулась в себе, почти перестала есть и только целыми днями слушала музыку Мирона, свернувшись на кровати в клубочек. Теперь они могли общаться так.
Наверное ей стало бы легче, если бы она могла плакать, но после той страшной ночи в ней что-то сломалось. Семейный лекарь сказал, что это – шок и со временем пройдет. Но Роксана знала, что он ошибается. Как такое может "пройти"? В один миг её мир, и без того не особо прочный, рухнул. Смерть Мирона, предательство брата, начало войны, ужас теракта – всё это преследовало её днем, а ночью воплощалось в череде мучительных кошмаров. Паника, толпа, кричащие люди, смерть, поиск выхода и спасения, окровавленный Мирон...
Роксана вскидывалась среди ночи от собственного крика, пот градом бежал по спине, она путалась в одеяле, озиралась в ужасе и ей все казалось, что сейчас её сметут, затопчут, раздавят...
После этого она не могла заснуть до утра.
Лежала под одеялом и тряслась.
Лекарь прописал ей мощный Умиротворяющий бальзам, но Роксана не пила его из чистого упрямства... и потому что ей не хотелось, чтобы Мирон пропадал из её снов. Кроме того, она не хотела превратиться в доброжелательный мирный овощ и забыть о том, что сделала её семья. Как и о том, что её семья, её родные люди – бессердечные ублюдки, убийцы, Пожиратели смерти...
Из родного дома она не могла сбежать. Но вот новая школа – мелкая граница. Пусть они думают, что она смирилась и позволила собой управлять. Про себя она сразу решила – как только почувствует себя в школе свободнее – сбежит, найдет родственников Мирона или Донагана и будет жить с ними в мире маглов.
Осталось только вернуть волшебную палочку.
Это – последнее, что привязывало ее к Люциусу.
– ...ты можешь хотя бы посмотреть на меня?!
Люциус сдернул с ее головы капюшон. Роксана дернулась, испуганно вжалась в угол и плотнее натянула на голову простую черную шапочку.
В связи со скорым отъездом в Хогвартс ее вечное недовольство своим внешним видом и малфоевскими платиновыми волосами в частности, переросло в яростное желание всё изменить.
Совершенно не хотелось, чтобы в новой Школе в нее все тыкали пальцами и думали, что она такая же, как её брат. Что и она на стороне Пожирателей. Роксана решила, что перекрасится в глухой чёрный. В знак траура. К тому же, ей всегда нравился этот цвет. В нем было что-то непокорное.
Тайком она заказала по почте зелье для волос, но когда после покраски размотала полотенце, с ужасом увидела, что ее снежно-белые волосы приобрели ужасающий ядовито-розовый цвет. Она пыталась вытравить его всеми возможными средствами, но ничего не вышло. Чтобы родственнички, чего доброго, не вздумали запереть её дома, перед отъездом она спрятала все до единого волоска под вязаную шапку с эмблемой "Диких Сестричек". И теперь была похожа скорее на неопрятного уличного пацана, чем на представительницу древней волшебной фамилии.
Но это и к лучшему.
– Отец специально выделил Карету, чтобы твое первое путешествие в Хогвартс было приятным. Ты могла бы... – Люциус поджал губы. – Проявить благодарность.
– Он просто боялся, что я спрыгну с поезда, разобьюсь в лепешку, и ему пришлют сову с извещением о моем смерти прямо в кабинет, когда там будет сидеть какой-нибудь важный хер.
– Откуда столько негатива? Тебе желают добра! Ты будешь учиться в школе, которую закончили наши родители, я, Нарцисса... в детстве ты очень хотела учиться там, помнишь?
– Да, я хотела, – из-под капюшона на Люциуса хищно зыркнули черные глаза – словно хищный зверек выскочил из норки, чтобы тяпнуть за руку того, кто тыкает в него палкой. – Я очень хотела учиться рядом с тобой, Люциус! А вместо этого что я получила? Остров в северном океане и школу Темной магии!
Люциус терпеливо вздохнул.
– Я понимаю, ты расстроена...
Роксана пинком распахнула дверцу, не дав ему договорить, и выскочила на улицу.
– Роксана, подожди!
Она ускорила шаг.
– Роксана, пожалуйста!
Она остановилась на всем ходу.
Этот тон.
Люциус знал, как ею манипулировать.
Роксана медленно, глубоко вздохнула. Обернулась.
Люциус шел ей навстречу, озадаченно разведя руки в стороны. В одной из них болталась ярко-красная сумка Роксаны из кожи Огненного Шара.
Роксана молча вырвала у него свою поклажу и обхватила ее руками, упрямо глядя себе под ноги.
– Не будь такой агрессивной. Сейчас ты мне не веришь и я вижу, что не поверишь, но... все, что я делал – только ради безопасности наших близких и ради тебя, – с этими словами он вынул из внутреннего кармана ее палочку, завернутую в платок. Сердце Роксаны радостно дрогнуло. Она сомкнула пальцы на гладком дереве и почувствовала, как оно дружелюбно потеплело в ответ.
Уголки губ невольно поползли вверх. Она покрутила палочку на ладони – кто-то явно привел ее в порядок – с поверхности пропали все пятна и царапинки, а черное дерево гладко блестело свежим лаком...
– Мы любим тебя, Роксана, – проговорил Люциус, внимательно наблюдая за ней. – Что бы ты там ни думала. Мне жаль, что пострадал твой друг...
Улыбка пропала с губ Роксаны, словно ее сдуло внезапно налетевшим холодным ветром.
– ... но я искренне надеюсь, что теперь ты будешь осмотрительнее выбирать друзей.
– Боюсь, что я никогда не стану достаточно осмотрительной и хорошей по меркам Пожирателя Смерти, – она посмотрела ему в глаза. Люциус нервно взглянул по сторонам.
– Рокса...
– Ты говоришь, что «делал все ради меня», но когда ты убивал людей в том лесу, тебе было наплевать на меня, Люциус! И когда ты убил моего друга, единственного моего настоящего друга, ты тоже думал обо мне? – её голос, и без того грубоватый и низкий, сел и осип. – Ради меня ты всадил кол ему в спину? – Роксана не выдержала и тллкнула брата обеими руками в грудь. – Ради меня связал его там и бросил умирать под солнцем?! Скажи мне, Люциус, ради меня?!
– Да, – Люциус безрадостно улыбнулся. Роксана опешила. – Ради тебя. Ради тебя, ради себя, ради наших родителей. И, что бы ты там не говорила, ты бы поступила также, я в этом не сомневаюсь. Он – вампир. Он болен. Со временем он сделал бы и тебя такой же! И ты бы прокляла тот день, когда познакомилась с ним. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Люди, друзья... они приходят и уходят. А семья остается всегда. В мире нет и не будет ничего важнее семьи.
– Семьи? – Роксана чуть нахмурилась. – А что это такое, Люциус?
Люциус переменился в лице, но не успел ничего сказать. Неподалеку раздался натужный кашель – они обернулись и увидели, что сквозь сырую темноту к ним двигалась грузная фигура с зажженной палочкой.
– Добрый вечер, Люциус, мой мальчик! – радостно прогудел простуженный голос.
– Добрый вечер, профессор Слизнорт, – кисло ответил Люциус, все ещё глядя на Роксану.
Волшебник подошел к ним. Дородную фигуру незнакомца уютно обнимала теплая клетчатая мантия из ворсистого твида. Все в нем – моржовые усы, весело поблескивающие глазки, густой бас и приятные округлые движения вызывали расположение – он был похож на милого любящего дедушку. Или не в меру мягкое кресло. Лысина колдуна, покрытая влажным дыханием тумана, золотилась в свете палочки.
– Ужасная погода, – он оглушительно чихнул в кружевной платочек. – Который год одно и то же – вечные дожди, – он глубоко вдохнул и снова чихнул, да так, что у Роксаны даже в ушах зазвенело.
– Мрачно, – согласился Люциус, натягивая перчатки с платиновыми пуговками. – Трудно представить себе менее дурную погоду, когда вокруг творится такое, – он так натурально вздохнул, что Роксану затошнило от омерзения. – Говорят, что дементоры вот-вот перейдут на его сторону.
– Да, такой слух есть, – подтвердил простодушный толстяк.
– Ужасно, просто ужасно.
– Н-да, что поделаешь... а это, вероятно, и есть юная мисс Малфой? – ласково поинтересовался профессор Слизнорт, меняя тему, и чуть поклонился Роксане, прищурив глаза.
– Да, это моя красавица, – промолвил Люциус и ласково положил Роксане руку на плечо. Она подавила желание ее стряхнуть. Как будто они не разругались только что в пух и прах! В этом весь Люциус, он такой же, как и их матушка – на публике они готовы зацеловать тебя до смерти, а потом запирают в собственной комнате и отбирают палочку.
– Ну что же, очень рад познакомиться с вами, мисс. Вы просто копия батюшки! Поразительно, как люди бывают друг на друга похожи.
Роксана посмотрела на него как на идиота и красноречиво растянула губы в улыбке.
– Да, удивительно. Я полагаю, что могу доверить ее вам, профессор?
Люциус произнес это очень странным тоном – как будто намекал на что-то, понятное только ему и моржу в клетчатой мантии.
Тот беззаботно махнул рукой и улыбнулся, распустив по лицу морщинки.
– О, не сомневайся, я за ней присмотрю!
Это заявление Роксане не очень понравилось. А то, как после этих слов профессор по-свойски приобнял ее за плечи – еще меньше.
– В таком случае, я вынужден откланяться, – Люциус взглянул на золотые часы на цепочке. – Боюсь, что я уже опоздал на первый тост.
– Конечно-конечно! Удачно добраться! Мой поклон Абраксасу и Эдвин!
На прощание Люциус сухо поцеловал Роксану в лоб и ушел.





Небо над замком было тяжелым и напирало на острые шпили могучими лиловыми тучами, так что на первый взгляд Хогвартс показался Роксане грубым осколком скалы под грозовым фронтом. Время от времени в чреве какой-нибудь тучи полыхала молния, и тогда замок озарялся голубым светом и еще больше устрашал девушку. Даже Дурмстранг, нависающий над ревущим морем, не казался ей таким страшным. Со сжавшимся сердцем она вспомнила грандиозное обиталище Влада Дракулы, в котором ей посчастливилось побывать в детстве. Как это англичане не боятся посылать сюда своих детей?! Она с глухой тоской вспомнила пышные сады в стиле барокко, лабиринты и фонтаны вокруг белокаменного Шармбатона.
– Я уверен, вам понравится в Хогвартсе, мисс Малфой! – гудел тем временем Слизнорт, вышагивая рядом. – Мы всегда рады новым ученикам, тем более в этом году их будет в четыре раза больше, чем обычно!
Тяжелая дубовая дверь с протяжным скрипом открылась перед Роксаной, и девушка вошла в холл. Каменные, песочного цвета стены уютно теплели в свете потрескивающих факелов.
Под окном-розой тянулась наверх лестница, а под ней, скрадывая холодность древнего замка, лежал красный ковер размером с маленькую лесную полянку. На страже тяжелых дубовых дверей стояли устрашающего вида доспехи. Роксана замерла, оглядываясь кругом – ей почему-то казалось, что холл так же внимательно, но без злобы всматривается в неё в ответ. Девочку вдруг захлестнуло странное ощущение, будто в расстилающейся вокруг тишине говорил целый рой голосов – можно было подумать, что это само время шепталось в толстых многовековых стенах.
Неожиданно где-то хлопнула дверь. Роксана вздрогнула, ожидая, что сейчас из-за двери выйдет монстр доктора Франкенштейна, но вместо этого ее носа коснулся запах жареной индейки, ростбифа и картофельных чипсов. Она вдруг почувствовала себя невероятно голодной. Профессор Слизнорт тем временем прошел вперед – каблуки его лакированных ботинок с приятным круглым стуком ударялись о гладкий каменный пол, отбрасывая на древние стены эхо. Поняв, что его подопечная отстала, он обернулся.
– Прошу вас, мисс Малфой, прежде чем вы попадете в Большой Зал, вам придется подождать немного в боковом помещении, – Слизнорт указал на большую дубовую дверь.
– Большой Зал? – настороженно спросила Роксана, подбираясь к нему и сжимая похолодевшими пальцами лямку рюкзака. Она услышала за дверью смесь звонких детских голосов и легкую примесь взрослых, среди которых девушка с бьющимся сердцем тут же различила музыкальный французский перелив. – На меня все будут смотреть?
– Да, там будет происходить Распределение. В этом году мы ждем целую делегацию студентов из школы Левенбург, а также из Дурмстранга и Шармбатона, – профессор как-то странно помрачнел, глубоко вздохнул, тряхнул своей лысой головой и улыбнулся Роксане.
– Из Шармбатона? – слабо прошептала Роксана, и губы ее задрожали в улыбке.
– Вам, конечно, стоило надеть форму, но боюсь, что времени на переодевание не будет... – он окинул Роксану скептическим взглядом. Она невольно повторила его жест и вдруг поняла, что ее одежда будет не маскировкой, как она рассчитывала, а наоборот. Мишенью. Маяком. Черт возьми!
– Хмпф. Ну да что же... гхм... хотя бы снимите эту... куртку и накиньте мантию, – с этими словами он повернул ручку.
Роксана вошла в небольшое тесное помещение. Первое, что ей бросилось в глаза – это, конечно, небольшая группка девушек, облаченных в лазоревые шелковые мантии, чулочки, перчатки и аккуратные беретики с белыми перьями.
На фоне огромных, лоснящихся в свете шуб дурмстрангцев, студентки Шармбатона были похожи на стайку напуганных райских птичек, попавших в общество грубых неотесанных ворон.
Ученики из первой школы Роксаны недружелюбно косились на маленьких, сбившихся в кучу детей в простых черных мантиях, свитерах и галстучках, и обильно потели, утирая лица шапками.
Рядом с ними болтала группка учеников в клетчатых зеленых мантиях и ослепительно белых рубашках. Волосы девочек были заплетены в две косички, вокруг шей вместо привычных галстуков были повязаны платки. Их чеканный лающий язык особенно четко и ясно звучал на фоне разноголосого винегрета из английского, норвежского, немецкого и французского.
– Roxanne, ma cherie! (Роксана, милая! фр.)
Роксана обернулась и увидела, как сквозь толпу проталкивается миленькая полная девушка с густыми золотыми кудряшками до плеч, распахнутыми карими глазами, круглыми щечками с глубокими ямочками и капризными мягкими губами. Имя, имя, как же её...
– Клодетт? – выдохнула Роксана и вся окаменела, оказавшись в крепких объятиях. Она терпеть не могла обниматься. А ещё никогда не водила особой дружбы с девочками и даже в Шармбатоне всегда держалась в стороне от их компаний, вечных сплетен, нарядов, девчачьей дружбы друг против друга и поцелуев в щечку, предпочитая им задушевную переписку с Доном и Мироном.
Но сейчас, оказавшись в незнакомом месте, она была даже рада увидеть знакомое лицо. Пусть и такое глупое.
– Personne ne veut nous dire, ce que ce passe! Ne sais-tu pas? Je ne te voyiais pas dans le carrosse, allais-tu avec nous? Oh, cherie, qu'est ce qui te prend, tu as un air etrange.
(Никто не хочет нам сказать, что происходит, и почему мы в этом зале! Ты не знаешь? Я не видела тебя в карете, ты ехала с нами? О, милая, что с тобой, ты так странно выглядишь!)
– Non, Claudette, je ne sais pas, qui est encore ici?
(– Нет, Клодетт, я не знаю, кто еще здесь?)
– Presque toutes nos petites filles ici. Anastacie et Claire et Odette. On nous a dit que nous nous r?partirons, comment?
(– Здесь почти все наши девочки! И Анестези, и Клэр, и Одетт. Нам сказали, что мы будем проходить распределение, что это?)
– N'ais pas peur, on nous mettra le Choixpeau magique sur la t?te.
(– Не бойся, нам просто оденут на голову Волшебную Шляпу.)
– Sur la t?te? Il me faudra g?ter mes cheveux? Et pourquoi es-tu dans ce v?tement?
(– На голову? Мне придется портить прическу? А почему ты в этой одежде?)
Роксана неохотно стащила капюшон, но шапку решила оставить. Вряд ли такая модница, как Бойер, оценит ее неудачный опыт.
– О? est madame Maxime?
(– Где мадам Максим?)
Клодетт открыла было рот, но тут противоположная дверь, которую Роксана сначала не заметила, отворилась, и в тесное, наполненное разноцветными языками помещение вошла высокая сухощавая дама в изумрудно-зеленой мантии и остроконечной широкополой шляпе. Прямоугольные очки сверкнули, поймав свет факелов.
– Первокурсники, за мной! – позвала она и призывно взмахнула свернутым в трубочку пергаментным свитком. Голос у женщины дрожал так, будто она недавно плакала. Да что здесь такое? – Остальные – ждите здесь! – свиток повелительно указал на каменный пол помещения. – И ни в коем случае не бродите по замку! – придавила она напоследок, скользнула по студентам взглядом, задев мельком и Роксану, после чего вывела детей из зала.
По какому-то неуловимому признаку Роксана поняла – в школе что-то произошло. Даже по тому, как торопливо, сбиваясь в кучу и наступая друг другу на пятки, дети покинули помещение, можно было догадаться, что напуганы они не распределением по факультетам.
Что-то случилось в Хогвартсе.



Лили пробежала по проходу между притихшими, непривычно-молчаливыми столами, и уселась напротив, рядом с Джеймсом. Ремус немного отстал, задержанный профессором Макгонагалл.
– Наконец-то, – проворчал Сохатый, обнимая Эванс за плечи. – Что там за суматоха?
– Иностранцы прибыли, – Лили откинула волосы за спину.
– Что, правда? – Алиса порывисто встала, второй раз за десять минут пнув Сириуса под столом, и завертела головой. – Где?
– Толпятся в зале и боятся, – вздохнул Ремус, усаживаясь справа от Сириуса. – Наверное, думают, что мы заставим их пройти испытание не на жизнь, а на смерть. Я только что говорил со Слиз...
– Можешь передать ему, что если нам сейчас же не принесут еду, будет ещё один труп, – проворчал Сириус, обхватывая руками живот и наваливаясь локтями на стол.
– Это не смешно, Бродяга, – тихо произнес Ремус, скользя взглядом по мрачному, заплаканному залу.
– Да, наверное нет, – согласился Сириус.
– Мне и кусок в горло не лезет, – тихо молвила Лили.
Они помолчали.
Говорить все ещё не хотелось.
Всем и каждому в зале казалось, что среди них незримо присутствуют те, кто навсегда вышел из поезда среди затопленного поля.
– Значит сразу из трёх школ? – Джеймс вытянул голову, оглядывая столы, словно надеялся подсчитать количество свободных мест. Такое вообще нормально? Они же не поместятся нихрена!
– У нас и преподаватели новенькие, – Лили кивнула на преподавательский стол. – В этом году целых двое.
В самом деле, по левую руку от Дамлбдора сидела незнакомая, красивая и бледная женщина с прямыми темными волосами и в наглухо застегнутой мантии с эмблемой Министерства. Директор говорил ей что-то, а она кивала, склонившись к нему. Рядом с ней сидел худой мужчина с узким лицом, высоким лбом и по-детски распахнутыми голубыми глазами. Вертя в тонких пальцах золотую ложку, он украдкой поглядывал на беседующих, явно желая принять участие в разговоре, но смущался и только скорбно собирал лоб морщинами.
– А куда же делся красавчик Сальваторе? Тут кое-кто будет по нему скучать! – едко сказал Джеймс, намекая на прошлый год, когда Лили всякий раз жутко переживала, когда ее вызывал к доске молодой красавец-преподаватель по защите от Темных Искусств.
Лили скорчила рожицу.
– Он преподаватель, Джим. В преподавателей не влюбляются, – она легонько щелкнула его по носу. – К тому же, мое сердце все равно уже занято...
Джеймс дернул уголком губ и прижался носом к её плечу.
– Меня сейчас стошнит, – заявил Сириус, глядя на них со скорбным выражением лица. – Мне одному хочется залезть под стол? – осведомился он, оглядывая соседей.
– Завидуй молча, – фыркнул Сохатый, обнимая Эванс.
– М-да... может, и нам поцеловаться, Вуд, как считаешь? – Сириус повернулся к Алисе и вытянул губы.
Алиса быстро заслонила лицо серебряной тарелкой.
– Знаешь, Сириус, Ремус прав, это не смешно, – сказала она, оглядывая зал и потирая живот. – Тебе совсем наплевать на то, что случилось?
Сириус потемнел лицом.
– Конечно наплевать, Вуд. Передай мне, пожалуйста, салфетку, мне кажется, я сейчас кровью залью ваш блестящий пол.
– Ну извини, ты сам...
– Я просто стараюсь об этом не думать! – огрызнулся он. – И жрать хочу. Почему так долго?
– Наверное, инструктируют Шляпу. В конце концов, не каждый год к нам переводится так много новичков, – резонно заметил Ремус.
– А разве так можно? – удивился Питер.
В этот же момент двери Большого Зала распахнулись, и в проходе возникла высокая прямая, как стрела, фигура профессора трансфигурации. Высоко вскинув голову (и окинув быстрым критическим взглядом вихрастые головы самых непокорных учеников), Макгонагалл бодро шагала преподавательскому столу, ведя за собой стадо первоклашек.
Ученики столпились у преподавательского стола. Аргус Филч, школьный смотритель, вынес трехногий табурет со Шляпой.
Голос Макгонагалл, вызывавшей к Шляпе новичков, заметно дрожал, но декан Гриффиндора не была бы деканом, если бы не могла держать себя в руках. Зал аплодировал вяло и тихо. То и дело было слышно, как кто-то шмыгает носом или пытается подавить плач. Такого печального распределения у них ещё не было.
Прим Роуз, последняя в списке, уселась на свое место за столом Когтеврана. Распределяющая Шляпа осталась на своем месте. Загадочно шевеля складками, она строго взирала со своего табурета на учеников, которые в свою очередь взволнованно загомонили, когда Макгонагалл вывела из бокового помещения группу учеников в черных мохнатых шубах. Даже преподаватели с нескрываемым интересом проследили за тем, как иностранные студенты выстроились вокруг Шляпы.
– Дурмстранг, – рассеяно отметил Ремус, ловко перебирая между пальцами бликующую вилку.
– Иордан, Йен... – громко позвала профессор.
– Ян... – едва слышно поправил ее лопоухий, коротко стриженый мальчик и тут же залился краской, попав под вопросительный взгляд профессора Макгонагалл.
Шляпа опустилась на крепкую, словно квоффл, голову, которой он тут же испуганно завертел, видимо, пытаясь понять, откуда доносился голос.
– Интересно, а как у них происходит распределение? – спросил Джеймс, ероша волосы.
– Кто убьет медведя, тот и молодец! – буркнул Сириус.
– А если убьет медведь?
– Зачислят медведя.
Стол Пуффендуя зааплодировал, и Ян, явно радуясь расставанию со страшной Шляпой и профессором Макгонагалл, спустился к своим новым сокурсникам.
Когда с учениками Дурмстранга было покончено, в зал явились ученицы Шармбатона.
– Сириус, смотри, новенькие девушки, – подтолкнул его локтем Ремус, явно желая взбодрить. Сириус не повернулся, печально разглядывая пустую вилку.
– Их можно есть? – тоскливо спросил он.
– Бойер, Клодетт.
Сириус почувствовал, как его желудок начал переваривать сам себя, и сунул в рот вилку, пытаясь представить вкус жареной курицы.
– Пуффендуй!
Пышная блондинка уселась за свой стол, на всякий случай улыбаясь всем соседям сразу. На её улыбку никто не ответил.
– Лефевр, Одетт!
– Когтевран!
– Лерой, Анастасия!
– Гриффиндор!
Сириус чуть вытянул шею, когда точеная девушка с глазами лани и перечно-алыми губами уселась за его стол.
– Малфой, Роксана!
Сириус подавился, чуть не проглотив вилку.
Джеймс активно захлопал его по спине, а Сириус, стараясь не привлекать к себе внимания, натужно закашлял в кулак, пытаясь вернуть себе способность дышать.
– Хватит, Сохатый, ты из меня всю душу вытрясешь!
– Что это с тобой?
– Не надо, не надо, я хотел покончить с собой, – он прерывисто вздохнул, взглянул на сутулую тонконогую фигуру в мешковатой куртке и джинсах и покачал головой, вытирая выступившие на глазах слезы. – Так вот она значит, какая. Уф-ф, у моей матушки очень дерьмовое чувство юмора.
– Ты о чем? – удивился Джеймс.

Чувствуя нервный трепет во всем теле, Роксана уселась на высокий табурет и взглянула на расплывающиеся в матовом свете свечей лица учеников.
– Снимите, пожалуйста, вашу шапку.
Голос донесся до нее, словно сквозь плотную пелену.
– Что? – переспросила она, обернувшись на строгую женщину в очках. В одной руке та держала список, в другой – замызганную старую шляпу.
– Ваша шапка. Вы должны ее снять, – так, чтобы слышала только Роксана, повторила женщина.
– Но я не могу.
Женщина подняла брови, и Роксана вдруг поняла, что если она сейчас реально не снимет свою шапку, случится что-то поистине ужасное – например, эта дама выхватит из-под нее стул и треснет ее им по голове.
Глубоко вздохнув и приготовившись к тому кошмару, который должен был вот-вот на нее обрушиться, Роксана схватилась за ткань на макушке и дернула вверх.

Сначала зал удивленно зароптал, потом поднялся шум, а затем кто-то засмеялся и даже засвистел. Роксана отчаянно покраснела, с ужасом и ненавистью глядя на лица будущих одноклассников.
– Ну-ка тихо! – грозно прикрикнула Макгонагалл, и шум немного стих. – Тихо! – рявкнула она, и ученики замолчали.
Шляпа опустилась на розовую макушку.
– Хм-м...
Роксана вздрогнула, когда ей прямо в ухо вздохнул мягкий голос. Она испуганно обернулась, но профессор стояла в стороне, и рядом никого не было.
– Смотрите-ка... интересный выбор!
Уже в другое ухо.
Роксана снова повернула голову и наконец поняла, что голос исходит из Шляпы.
– Я вижу неплохой потенциал... но не вижу желания трудиться. Заносчивость? Да, пожалуй. Вспыльчивость. Пренебрежение... не самое лучшее качество...
«Мне все равно, пусть будет так, как хотел Люциус, только отстаньте от меня!» – раздраженно повторяла про себя Роксана, мечтая только об одном – поскорее слезть с этого табурета и снова надеть свою шапку, чтобы все эти весельчаки наконец заткнулись. Хоть она теперь не могла ничего видеть, кроме грязной темной тулью, лица учеников все ещё стояли у неё перед глазами. И её трясло от бессильной злости.
– ... и в то же время мужество, я вижу его, о да, мужество идти наперекор всем, даже своим близким. Это сложно, весьма... Ну и куда же мне вас определить... может быть в Гриффиндор?
«Пусть будет так, как хотел он, пусть будет так, как он хотел, мне все равно, мне все равно...»
– Вы уверены? Равнодушие – не лучший советчик и не лучшее качество.
«Пусть они заткнутся, пусть заткнутся, заткнутся, ненавижу их!» – думала Роксана, мучительно краснея под смешками и идиотскими улыбками.
– Ну что ж, раз вы так этого хотите, пусть будет... Слизерин!!!

Джеймс и Сириус сунули в рот два пальца и пронзительно засвистели.
Новенькая, красная, как рак, соскочила с табурета и чуть ли не бегом направилась к своему столу, натягивая шапку. Когда она оказалась поблизости, Сириус поспешно перекинул ногу через скамью и повернулся к девчонке, которая уже успела занять свой место за столом снобов.
– Не надо, Бродяга! – прошипел Ремус, хватая его за руку, но Сириус вырвал локоть и зашептал:
– Ну привет, красотка.
Девушка выпрямила спину но не обернулась.
– Эй, королева жвачки, я с тобой говорю!
Малфой резко обернулась, вперив в Сириуса злой взгляд. Глаза у нее были непроницаемо черные, прямо как капли смолы, но в целом она оказалась куда симпатичнее, чем Сириус ожидал.
– Чего тебе? – грубо спросила она. Голос, низкий и хрипловатый, оказался для Сириуса полной неожиданностью. В том, как он звучал, было что-то волнующее и... сексуальное.
– Да ничего, – ответил он, смакуя довольную улыбку и радуясь, что в кои-то веки, с момента выпуска белобрысого кретина, появился новый отпрыск из родного семейства, на котором можно отвести душу. – Клевый цвет, между прочим. Мне нравится. Розовый. Скажи, розовый – это твой натуральный?
– Не заткнешься – станет твоим натуральным! – небрежно растягивая слова, бросила она и вдруг окинула Сириуса его же собственным, оценивающим взглядом. – Причем повсюду!
– Звучит многообещающе. Можешь устроить? – Сириус дернул бровью.
Девушка удивленно приподняла бровь, словно видела перед собой не шесть футов мужского обаяния, а танцующего пуделя в балетной пачке.
– Отвали, – наконец соизволила ответить она и отвернулась, демонстрируя Сириусу тонкую шею и пушистые завитки розовых волос под шапкой.
– Признайся, ты же только что представила меня голым.
– Иди ты нахер, озабоченный! – вдруг громко отрезала новенькая, прошив Сириуса взглядом, полным кипящей смолы, и снова отвернулась, навалившись на стол. Слизеринцы, сидящие рядом, довольно захихикали.
– Сучка! – с озадаченной усмешкой бросил Сириус и отвернулся.
– Ты – сестра Люциуса?
Роксана покосилась на носатого болезненного мальчика справа от себя.
– Допустим.
– Я – Северус Снейп.
– И что мне с этим делать?
– Он не говорил тебе обо мне?
– А должен был?
Парень чуть нахмурился.
– Мы дружили с ним.
Роксана пожала плечами.
– Не могу похвастаться тем же.
Ропот, гулявший по залу точно ветер, поднятый Распределением, внезапно стих.
Роксана подняла голову.
На кафедру, стоящую на небольшом возвышении, взошел высокий старик в темно-синей мантии.
– Это – Дамблдор, директор Хогвартса, – тут же зашептал парень.
– Я знаю, – проворчала Роксана, не понимая, с какой стати он к ней прицепился.
Старик положил жилистые бледные руки на золотую кафедру и осмотрел зал, не торопясь приступать к речи. Он как будто пытался отыскать кого-то в зале и никак не мог этого сделать. И от этого ему было очень плохо – его лоб был покрыт морщинами, рот даже под волной серебристой бороды изгибался скорбной дугой. Приглядевшись, Роксана увидела, что большой палец его левой руки медленно подрагивает.
Украдкой оглядевшись (вдруг не ей одной такое поведение показалось странным?), Роксана увидела, что все ученики, за исключением тех, что сидели за её столом, не отрываясь смотрят на директора. Никто не переговаривался, не шептался, не хихикал. Все глаза были обращены на учительский стол. И в лицах многих учеников читался какой-то совершенно невыразимый упрек. Как будто эта школа и директор в частности не оправдали их самые главные ожидания. А ещё... темноволосая, коротко-стриженная девочка за соседним столом, вдруг ни с того, ни с сего начала плакать.
Глаза её были все так же обращены на директора, только теперь из них градом сыпались слезы. Плечи её вздрагивали, губы кривились, но никто не смотрел на неё так, как Роксана.
Все понимали.
И директор понимал.
А Роксана не понимала.
Но чувствовала, как какой-то непонятный, смутно знакомый страх сдавил грудь.
– Сегодня ужасный день.
Голос директора эхом прокатился по залу и Роксана почувствовала, как у неё зашевелились волосы на макушке.
– Сегодня мы потеряли наших близких. Девять замечательных студентов. Девять наших лучших друзей не смогли добраться до школы и полегли от рук Пожирателей смерти, – директор замолчал на секунду, вглядываясь в лица студентов. – На моей памяти Хогвартс-экспресс подвергся нападению в первый раз. Я не знаю наказания, достойного человека, который посмел поднять руку на детей. Но каждого из вас я знаю в лицо. Каждого из вас видел на трехногом табурете. Вы все – мои дети. Сейчас... – он снова замолчал. – Я хочу попросить у вас прощения. Война всегда первым делом пожирает детей. А я, ваш учитель и наставник, не смог вас уберечь. Меня не было среди тех, кто стоял под дождем и ждал... ждал смерти или спасения. И если бы я мог... – на секунду старик смежил веки и покачал головой. – Я не задумываясь умер бы девять раз, зная, что это спасет вам жизнь. Ни отцы, ни учителя не должны хоронить своих детей. Поэтому я прошу вас: простите меня. Простите за то, что меня не было рядом.
– О чем он говорит? – прошептала Роксана, склонившись к своему соседу, но ответил ей не он, а смазливый лоснящийся парень с зализанными назад пшеничными волосами, прозрачными глазами и блестящими губами.
– Да... ерунда. Устроили целую заварушку из-за того, что с поезда, видите ли, сняли десяток грязнокровок, – парень закатил глаза. – Хотят устроить этим ублюдкам торжественные проводы. И всем наплевать, что они вообще-то и не должны были здесь учиться. Верно? – он вдруг прищурил светлые глаза, вглядываясь в ошарашенную Роксану. – А ты – Малфой, верно? Я – Катон Нотт... хороший приятель Люциуса.
– Я догадалась, – Роксана смотрела на него с откровенной ненавистью, а парень как будто ничего и не заметил. Хмыкнул и усмехнулся:
– Держись меня, Малфой, я тебе помогу тут освоиться. Я – староста, так что если возникнут проблемы с кем-нибудь из этих, – он небрежно кивнул на остальные три стола, – обращайся прямо ко мне.
Роксана чуть прищурилась.
– Я бы оглушила тебя и выкинула в окно, Катон Нотт. Дердись от меня подальше, если сам не хочешь проблем.
– ... и прежде, чем мы приступим к ужину, я предлагаю почтить память погибших сегодня студентов минутой молчания.
Едва он это сказал, поднялся жуткий шум – скамьи заскрипели, отодвигаясь. Весь зал, студенты, иностранцы, учителя, все встали и взяли в руки золотые кубки. Роксана заметила, что некоторые ученики, сидящие за её столом, даже не пошевелились. В душе поднялась злость.
Она стащила с головы шапку, бросила её в свою тарелку и поднялась, одернув батник и высокомерно взглянув на соседей по столу. Ноги у неё слегка дрожали от страха и того, что на неё многие оглянулись, но плевать. Она взяла свой кубок.
Воцарилась тишина.
Такая глубокая и сухая, что было слышно, как потрескивают плавающие в воздухе свечи.
Роксана видела, как некоторые ученики поглядывают на её стол с откровенной ненавистью. Брюнет. прицепившийся к ней после Распределения так вообще, казалось бы, вот-вот кинется на кого-нибудь и зарежет столовым ножом.
Роксана пересеклась с ним взглядом.
На сей раз парень не усмехнулся. Наоборот, взглянул на неё так, что Роксана опустила взгляд.
"Они знают" – в страхе подумала она. "Они знают, что Люциус – Пожиратель смерти"





– Во имя Мерлина... меня сейчас хватит удар, – Сириус жадно вгрызся в белое мясо, издавая крайне неприличные звуки с каждым новым укусом. – Да... о, да... м-м... да-а... ох, да!
– Отдать тебе кости? – участливо спросил Джеймс, склоняясь к нему, как к тяжелобольному, и протягивая остатки своей курицы, за что тут же получил пинок под столом.
– Джеймс, разве ты не знаешь, что опасно трогать Бродягу, когда он ест? Он может откусить тебе руку!
– Я сейас хебе руку откуху! – пригрозил Сириус, ткнув в сторону Ремуса куриной ножкой, когда тот попытался посягнуть на блюдо, полное поджаренных, золотящихся от жира кусочков мяса.
– Ты сейчас взорвешься Бродяга, а я не хочу, чтобы нас забрызгало, – брезгливо сказал Джеймс.
Активно работая челюстями, Сириус вытянул голову, деловито оглядывая весь стол, потом торопливо вытер рот салфеткой, вскочил со скамейки и перебежал к другому концу, где сидели пятикурсницы, и гордо возвышался огромный пирог с почками.
– Прошу прощения, дамы, – он приобнял обеих за плечи. – Во имя Мерлина, это ты, Пенни? Потрясающе выглядишь, детка! Привет, Спиннет!
Сириус звонко чмокнул в щеку сначала одну, потом другую и, воспользовавшись их смущением, стащил пирог.
– Спокойствие, я пекусь о ваших прелестных фигурках! – парировал он в ответ на их недовольные возгласы, повыше поднял пирог и на ходу послал девчонкам широкий воздушный поцелуй.
Вернувшись на место, он с глухим стоном водрузил горячий пирог на пустое, покрытое жиром блюдо из-под курицы. Мародеры встретили его добычу дружным одобрением и вонзили в ароматное тесто вилки, растаскивая на куски кулинарный шедевр.
После ужина Дамблдор снова поднялся со своего места и шум в зале снова пошел на спад.
О погибших он больше не говорил, очевидно пытаясь немного поднять дух учеников. Говорил, как обычно о том, что Запретный лес представляет опасность для студентов, говорил о том, что первокурсникам не разрешается играть в квиддич – все как всегда.
– Как вы уже поняли, в этом году наша школа участвует в международном обмене и с нами будут учиться студенты академии Шармбатон, – легкий кивок, – Института Дурмстранг и колледжа Левенбург. Мы постараемся сделать все возможное, чтобы наши гости в самом ближайшем времени почувствовали себя здесь, как дома, от вас же, мои дорогие друзья, не требую ничего, кроме вашего дружелюбия и гостеприимства! От себя хочу сказать: добро пожаловать! И ещё одно. Прежде, чем вы все направитесь в свои спальни и предадитесь Морфею, я бы хотел сделать еще одно объявление. В этом году, как вы, я полагаю, уже догадались, у нас целых два изменения в преподавательском составе. Первым делом, позвольте вам представить вашего нового преподавателя по Защите от Темных сил, доктора Джекилла!
Из-за стола поднялся худой мужчина в немного неряшливой мантии. Скованно поджимая плечи, он поклонился Залу. Неприметное узкое лицо его, стянутое на круглом лбу морщинами, вдруг расплылось в совершенно очаровательной улыбке, похожей на ровную дольку апельсина.
– Многоуважаемый доктор был так любезен, что согласился оставить научный труд ради того, чтобы преподавать в нашей Школе столь важную в наше непростое время дисциплину Защиты от Темных Сил.
Аплодисменты усилились, но доктор уже сел, ласково поглядывая на учеников чистыми голубыми глазами.
– Я слышал о нем, – прошептал Ремус. – Доктор Генри Джекилл, большой ученый, гений, странно, что он согласился преподавать у нас!
– Почему странно? – удивилась Лили.
– Волшебники такого уровная редко занимаются преподаванием. Он изучает разделение волшебной психики на Темную и Светлую сторону, известный алхимик, зельедел! Зачем ему вообще понадобилось...
– Да-да, Лунатик. Это все очень увлекательно, тихо! – Сириус вытянул шею, пытаясь рассмотреть второго преподавателя.
– Далее, как вы знаете, – продолжали Дамблдор. – В прошлом году профессор Леонхарт решил подать в отставку после нападения на него выводка флоббер-червей. В этом году его место займет профессор Грей! И удачи ей в этом нелегком деле!
Дамблдор сделал приглашающий жест.
Темноволосая, красивая женщина в глухой темной мантии поднялась из-за стола, холодно улыбнулась, коротким жестом прижала к груди ладонь и снова опустилась, согнав с суровых губ улыбку.
– Отец рассказывал мне про нее, она работает в Отделе по Контролю за магическими существами! – на весь стол зашипел Гидеон. – Это – Валери Грей, министерство нанимает ее только для ловли особо опасных существ.
– Так это она? – Алиса даже привстала, силясь разглядеть новую учительницу. – А это правда, что она в одиночку убила почти что пятнадцать оборотней?
– Кто знает? Говорят она не в себе. Но после Солсберри любой тронется мозгами.
– А что в Солсберри?
– Ты не слышала про Солсберри?! Ну ты даешь, Вуд! Там был настоящий ад, колония оборотней напала на город, это была настоящая бойня, просто кровавая баня! Людей пожрали прямо на улицах! Три отряда охотников уничтожили подчистую, выжило человек десять, в том числе и эта Грей. Говорят все они теперь не в себе. В Министерстве их так и называют: "Отряд Солсберри". Надо быть полным идиотом, чтобы стать охотником. Говорят, им приходится охотиться даже на великанов. Они крутые, но настоящие психи.
После этих слов мальчишки внимательнее вгляделись в новую преподавательницу. В общем-то, она казалась абсолютно нормальной, да и выглядела ничего. Видимо почувствовав на себе взгляд, Валери Грей быстро взглянула в сторону гриффиндорского стола.
На миг холодные, серебристо-серые глаза встретились с теплыми, золотисто-карими. Ремус вздрогнул и поспешно отвел взгляд, но все равно почувствовал, как по телу вдруг пробежал странный озноб. Щеки загорелись так, что он даже прижал к одной из них упоительно-ледяную вилку.
Дамблдор говорил что-то о новых правилах, введенных в связи с военным положением, ребята гомонели, Джеймс смеялся, но Ремус ничего не слышал и не понимал. В голове у него разливался гул, кровь стучала.
Охотник на оборотней в Хогвартсе.
Только этого ему не хватало.



– Джим, я должна их отвести, это моя работа!
– Ремус прекрасно справится и сам, правда?
– Конечно, – вздохнул Ремус.
– Нет, не справится!
– Смотри, у тебя глаза слипаются! Особенный правый.
– Нет, не слипаются!
Как и многие, ожидавшие очереди выбраться из Зала, Роксана с улыбкой слушала громкую перебранку яркой, рыжеволосой девушки и вихрастого очкарика, стараясь при этом не выпустить из виду старосту, которым оказался тот самый неприятный Нотт.
Девушка, судя по всему, тоже была старостой и рвалась исполнять свои обязанности, а парень пытался отправить ее спать. Наконец, видимо, устав спорить, он обхватил свою девушку руками, словно кадку с пальмой, и просто понес к выходу, вызывая смешки окружающих. Рыжая пыталась высвободиться и требовала поставить ее на землю, но звучало это не очень убедительно, потому что она смеялась.
Эти двое чем-то напомнили Роксане парочку, которую она видела в ту ночь в лесу.
Засмотревшись на них, она пропустила свою очередь и, шагнув вперед, врезалась в того самого парня, который при всех издевался над ее волосами. Неловко ткнувшись в него, Роксана поспешно отскочила, но успела уловить легкий воздушный запах. Так пахнет на улице ранней весной.
Парень чуть насмешливо взглянул на нее серыми, похожими на осколки льда глазами и демонстративно посторонился, пропуская вперед. На губах его играла противная, полная превосходства ухмылочка. И еще он был выше. Намного выше, так что смотреть на него приходилось снизу-вверх. Наградив нахала свирепым взглядом, Роксана стремительно прошагала мимо, удержавшись от желания размахнуться на ходу и врезать по ухмыляющейся роже мерзавца рюкзаком.
– Это – гостиная Слизерина. Здесь вы можете проводить время после уроков и на переменах.
Роксана окинула взглядом полутемное подземелье. Лампы, похожие на глаза драконов, черное дерево, стекло, кожаная мебель, камин размером с маленький греческий храм – все это удивительно напоминало кабинет отца. Мрачно и неуютно.
Дети осматривали гостиную с выражением надменной скуки на круглых бледных личиках, только иностранцы любопытно ощупывали скользкие спинки диванов и вертели головами, оглядывая сверкающие мраморными жилами стены.
– По лестнице вниз – спальни. Мужские – справа, женские – слева, – продолжал Нотт. – У каждого своя комната, на дверях уже есть ваши инициалы, вещи внутри, – влажная стена вдруг отъехала в сторону, и в гостиную под руки влетела стайка одинаково-красивых ухоженных девочек – многих из них Роксана видела на Рождественских праздниках в поместье. – Так что если будут какие-то вопросы – обращайтесь ко мне... – он дернул головой в сторону девочек и направился к ним. – Эй, Блэйк, подожди...
Роксана спустилась в мрачное влажное подземелье с низким потолком и рядом дверей.
На одной из них висела серебряная табличка с инициалами «R.E.M.»
Внутри девочку встретила довольно маленькая и холодная комнатка – примерно в четыре раза меньше ее прежних покоев в поместье.
Стены из квадратного мокрого камня, на них – матовые керосиновые лампы, возле стены – вполне уютная кровать под тяжелым темно-зеленым балдахином на четырех столбиках и тускло поблескивающая тумбочка из черного дерева. На ней – лампа под зеленым абажуром.
Зеленое покрывало оказалось сырым и тонким, равно как и подушки. Одно хорошо – под одеялом Роксана обнаружила грелку. У противоположной стены стоял небольшой комодик, а над ним – круглое зеркало в серебряной раме – слабая попытка привнести в комнату уют. От каменного пола так сильно веяло холодом, что не спасал даже бархатный ковер.
У кровати уже стоял ее чемодан. Прямо печать на приказе о заключении в тюрьму.
Роксана прикрыла за собой дверь, отрезав доносящиеся из гостиной голоса и смех, и осталась наедине с собственной тишиной. Ей вдруг остро, до слез (если бы она все еще умела плакать) захотелось очутиться в бело-голубой спальне девочек в Шармбатоне и заснуть на любимой мягкой, словно свежий зефир, кровати под пение муз в саду.
Стараясь удерживать нарастающий вой в пределах своего внутреннего мира, Роксана присела на край кровати, обнимая свой рюкзак. Какое-то время она просто сидела, не двигаясь, и почему-то очень внимательно слушала щебет девушек в соседних комнатах.
Потом, очнувшись, тихонько встала и принялась бережно раскладывать свои вещи, окружая себя привычным.
Над кроватью она повесила плакат с изображениями Мирона и Дона в образе горячих рок-идолов, на тумбочку поставила фото в рамке, на котором она, прыщавый Дон и Вог, на тот момент все еще человек, вываливали в камеру языки и беззвучно хохотали.
Одежда исчезла в комоде вместе с кассетами в пластиковых коробочках, украшения и косметика разместились на тумбочке рядом с книгами.
Даже несмотря на наличие родных вещей, все здесь казалось Роксане невыносимо чужим, холодным и неприветливым. Она как никогда прежде чувствовала себя брошенной и одинокой. Очень некстати вспомнилось то, что в этот самый момент где-то очень далеко ее родители и брат сидели все вместе в каком-нибудь ярко-освещенном великолепном зале, пили дорогой кофе и улыбались друг другу...
Девочка зажмурилась, обнимая себя руками.
В детстве, пугаясь, она звала маму, но приходил всегда Люциус. И сейчас, несмотря на ссору и все, что между ними произошло, хотелось позвать его и сделать вид, что не было этого лета... и что он по-прежнему ее горячо любимый старший брат.
Что там говорил сегодня этот старик в синей мантии? Ах да, не дать себе ослепнуть в одиночестве.
Роксана зажгла лампу, переодевшись в футболку с эмблемой «Диких сестричек», забралась под одеяло, прижимая к себе грелку, и сунула в уши наушники.
Дико хотелось домой.
Но не в поместье Малфоев.
Домой. Просто куда-нибудь домой...
___________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/

Девочки


– Для кого это она так прихорашивается? – игриво поинтересовалась Марлин Маккиннон, натягивая колготки и глядя на Лили, которая всё утро провела в ванной, а теперь не отходила от зеркала.
– Не знаю даже, – протянула Алиса Вуд, танцующей походкой проходя мимо Лили. На ней был розовый банный халат, волосы были замотаны полотенцем. – Не может быть, чтобы для Джеймса Поттера! – в ужасе прошептала она.
– Не может быть! – подхватила Марлин. – Он же болван и тупица! Он Лили совсем не нравится! Нет!
– Это он тебе подарил? – Алиса указала расческой на встопорщенный неряшливый букетик полевой живности в стакане воды у Лили на тумбочке.
– Нет, Алиса, ну что ты! – веселилась Марлин. Они с Алисой несколько лет ждали этой возможности. – Джеймс Поттер такой неотесанный и грубый, он не мог подарить Лили цветы!
Алиса рассмеялась.
Лили цокнула языком, не в силах справиться с улыбкой и улыбнулась, отворачиваясь от зеркала.
– Отстаньте, а?
– О–о–о! – протянули подружки, оценив её тщательный аккуратный макияж и прическу.
Во всем мире не было места лучше и ярче, чем гриффиндорская спальня для девочек. Здесь никогда нельзя было увидеть разбросанных как попало вещей, грязных носков, всклокоченных постелей и оберток из–под сладостей. Наличие четырех взрослых девушек предполагало чистоту, порядок, душистость и пугающую смесь ценных мелочей. Именно поэтому в этой спальне повсюду поблескивали флаконы духов, на тумбочках и комодах сверкали разбросанные бусы, сережки и фенечки, ободки, украшения для волос и прочие вещицы, которые за шесть лет скопились в общее Эльдорадо – достаточно было только утром предупредить, кто забрал какую помаду, заколку или шарфик. Скучные школьные кровати здесь были завалены россыпью разноцветных подушек, мягких игрушек (самой большой была игрушка Марлин – гигантский плюшевый пес, сидящий у ее постели и охраняющий их покой по ночам), а стены над кроватями были облеплены шестилетним сбором привязанностей – от целомудренных семейных снимков до плакатов полуголого Мирона Вогтейла. Самый крупный плакат солиста «Диких сестричек» висел над кроватью Маккиннон и был щедро усыпан отпечатками красных женских губ – результат одного довольно–таки сумасшедшего девичника на пятом курсе.
– Посмотрите, как мне лучше? – взволнованно спросила Лили, обернувшись к подружкам и по–очереди приложив к темно–рыжей копне локонов темно–зеленый и молочно–белый ободок. В последнее время все носили эти ободки. И подкручивали волосы.
– Лучше без него, – Марлин, уже полностью одетая, решительно подошла к ней и расстегнула верхнюю пуговку у неё на блузке. – И так.
– Нет! – она застегнула его обратно.
Марлин сердито расстегнула.
– Да!
– Нет!


Мальчики


– Все на пол! – заорал Сириус, едва разлепив глаза. Ремус чуть не задушил себя, затягивая галстук, Питер несолидно взвизгнул и выронил стакан с зубной щеткой. – Это не учения! Сохатый взял в руки расческу! Повторяю, это не учения! – Сириус резво вскочил с постели.
Всего за один вечер и одно утро их чисто–прибранная спальня приобрела привычный вид: повсюду валялась одежда, книги, фантики из–под конфет, картофельные чипсы, волшебные журналы с голыми ведьмами, журналы про квиддич, каталоги метел, а также магловские, с мотоциклами, комиксами и всё теми же голыми девушками. А ещё носки. Носков было столько, что можно было подумать, что здесь живут не четыре парня, а неряшливая сороконожка. Кровать Джеймса была похожа на кабинет спортивного журналиста: куча плакатов, вырезок из статей, фотографий с матчей.
Над постелью Сириуса глянцевато сверкали плакаты с мотоциклами в самых откровенных и развратных ракурсах, а также целое разнообразие магло–волшебной эротики и рок–музыки, в основном в представлении "Диких сестричек", "AC/DC" и "The Beatles". На кровати Питера царил жуткий беспорядок и над ней висел всего один, старенький плакат "Уимбургских ос", самой аккуратной была кровать Ремуса: вещи развешены на спинке и крючках, на тумбочке рядком стоят книги, никаких пустых банок из–под сливочного пива и фантиков, а из плакатов – только афиша волшебной джаз–группы и лунный календарь с отмеченными крестиком, страшными числами...
Джеймс, который в этот момент торчал у зеркала и пытался обуздать буйство волос у себя на голове, с силой запустил в Сириуса расческой, но тот закрылся своей подушкой, как щитом.
– Лузе-ер! – хрипло пропел он.
– Иди нахер.
Сириус показал ему из-за подушки средний палец.
Джеймс ещё разок взглянул в зеркало и обеими руками как следует взлохматил волосы. Да, так всегда лучше.
Сделав вид, будто уже уходит, он на ходу сдернул подушку с уже заправленной постели Питера и шарахнул ею Сириуса, но тот, изловчившись, парировал удар и в отместку обрушил свою подушку на голову Поттеру. Завязалась нешуточная драка, они принялись с воинственными воплями мутузить друг друга подушками, перепрыгивая через постели и переворачивая чемоданы. В ходе сражения досталось и Питеру, который пытался выскользнуть из спальни целым и невредимым, одна из подушек порвалась и выплюнула в тесное пространство тучу перьев.
– Сохатый, Бродяга, вам же не десять лет! – попытался воззвать к их здравому смыслу Ремус и тут же получил подушкой по голове. – Ну держитесь! – и он тоже схватил подушку.





Роксана проснулась так резко, словно кто-то гаркнул ей прямо в ухо.
Первые пару секунд она непонимающе смотрела на темно–зеленый полог незнакомой кровати и пыталась понять, почему он не серебристо–голубой. Потом вспомнила, что она уже давно не в поместье, и прерывисто вздохнула.
Звуком, который ее разбудил, оказалась заигравшая в наушниках песня – оказывается, она вчера так и заснула с плеером.
Недовольно выключив музыку, Роксана рассеяно натянула одеяло на голову, высунула из–под него руку, нащупала на тумбочке наручные часики и утащила в свое теплое сонное царство...
А через секунду выскочила из–под одеяла, но не рассчитала размеры своего нового жилья и врезалась в комод, больно зашибив ногу.

Занятия начинались через сорок минут, а она до сих пор не знала своего расписания. И понятия не имела, где его взять.
На ходу впрыгивая в колготки застегивая блузыку и юбку, Роксана побросала в сумку какие-то конспекты, натянула мантию и на шармбатонский манер завязала галстук.
Главной проблемой оставались волосы. После недолгих колебаний Роксана просто собрала их на затылке в пушистый пучок и, взглянув на себя в зеркало, только махнула рукой. Глаза припухли от недосыпа, вчерашняя тушь размазалась – Роксана наспех стерла черные разводы пальцем. Краситься было некогда – да и некого ей было здесь очаровывать, так что она вылетела из своей комнаты лохматая и страшная, как банши, и тут же, как назло, наткнулась на группку красивых слизеринских девочек. При виде нее их ухоженные, странно похожие одно на другое личики изумленно вытянулись.
Центр компании, шатенка с огромными черными глазами и непропорционально маленьким красным ротиком, окинула Роксану пренебрежительным взглядом, проходя мимо и бросила:
– Зап'гите двег', ma cherie. В Англии не принято хвалиться своим бардаком.
Девочки захихикали, стайкой следуя за своей королевой и по пути окатывая Роксану злыми взглядами самок, в обществе которых появилась чужая.
Роксана почувствовала острую обиду. Что она им сделала?
– Заприте рот, миледи, – огрызнулась она, захлопывая дверь, в которую смотрелась всклокоченная постель и кучи одежды на полу. – В Норвегии бы вам его отымели.
Девица обернулась. Хихиканье оборвалось. Выражение шока на красивом тупеньком личике было просто бесценно.
Захлопнув дверь, Роксана прошла мимо притихших девочек, сунув руки в карманы мантии и специально громко шаркая, а напоследок еще и подмигнула красотке так, что у той дернулись губы.
Спиной она почувствовала, как та вынула палочку, и уже сжала в кармане свою, но тут кто-то из девочек шепнул: «Люциус, Блэйк, не надо!», и Роксана с досадой поняла, что стычка отменяется.
Как пройти в Трапезную, она не запомнила – слишком много было лабиринтов в подземелье, так что Роксана просто увязалась на выходе из гостиной за рыжей девочкой с лицом, похожим на лисью мордочку, и крепким светловолосым парнем, который назвался вчера Ноттом.





– У тебя перья на голове! – весело сообщила Лили, сбежав с лестницы к Джеймсу. Марлин и Алиса, несмотря на всё свое хихиканье и насмешки, деликатно удалились. Лили легонько взъерошила его волосы, и по воздуху поплыли белые пушинки. – Вы что, опять дрались подушками?
– Ну что ты, просто когда Джим ни свет, ни заря вылетел из спальни на метле, врезался в купидона, – деловито сообщил Сириус, появляясь на лестнице, ведущей в спальни мальчиков. – Доброе утро, принцесса!
– Спасибо за цветы, – улыбнулась Лили, когда по лестнице последним спустился Ремус и уволок за собой Сириуса. – Могу я поинтересоваться, как ты проник в спальню?
– Пусть это останется моим маленьким секретом, – низким бархатным голосом отозвался Джеймс, притягивая ее к себе.
Приподнявшись на цыпочках, Лили потянулась к Джеймсу, но когда до поцелуя осталась всего пара сантиметров, ей в нос вдруг залетела пушинка, и Лили чихнула. Прошло несколько мучительных секунд, прежде чем она открыла глаза и увидела, что Джеймс стоит, зажмурившись под очками и сжав губы.
– Не за что, Эванс, – пробормотал он, не открывая глаза, и попытался улыбнуться.
– Господи... прости–и! – в ужасе простонала Лили, заливаясь краской, но тут скорбно поджатые губы юноши искривила настоящая улыбка, он приоткрыл один глаз, они посмотрели друг на друга и зашлись хохотом.
На завтрак они шли, держась за руки. Спускаясь по лестнице вниз, пару раз ныряли в коридор и целовались – один раз за гобеленом, второй – в пустом коридоре Заклинаний, пронизанном пыльными солнечными лучами.
Уж очень сложно было удержаться, когда мысленно и он, и она, делали это постоянно...
Когда же они наконец добрались до Большого Зала, солнце уже поднялось высоко, а небо над четырьмя столами отливало высокой прохладной лазурью, по которой кто-то словно провел гигантской кистью полосы размытых облаков.
Учительский стол уже практически опустел. Дамблдор вел беседу с новым учителем по Защите от Темных Сил, заинтересовано потирая подбородок, профессор Синистра, как всегда, читала книгу, а чашка, блюдце, молочник и тарелочка с тостами медленно кружились вокруг нее, словно маленькая копия Солнечной системы. Хагрид горой нависал над профессором Грей и так активно жестикулировал, радостно ударяя ладонью по столу, что разом подпрыгивала вся посуда. Судя по мрачному выражению лица преподавательницы, ее больше волновала не компания общительного великана и его безмерная любовь к «зверушкам», а чайник с кипятком, который стоял у Хагрида под рукой и каждую секунду норовил отправиться в полет.
Макгонагалл ходила вдоль столов, раздавая старшекурсникам их индивидуальные расписания.
Оставив Джеймса в компании одноклассников, Лили направилась к Ремусу, который в это время инструктировал иностранцев. Эти ребята выделялись из основной массы студентов, даже несмотря на то, что теперь носили одинаковую со всеми форму. Испуганно сбившись на краю стола в кучку, они склонили головы над разложенной между тарелками и чашками картой школы и взволнованно перешептывались, каждые полминуты обращаясь к затюканному Ремусу. Судя по его взъерошенному виду, дело у них двигалось совсем туго.
– А если я пойти через ви... ви...
– Виадук.
– Да, виадук... если я пройти по нему, я попал в теплицы?
– Нет, для этого надо пройти по мосту во внутренний двор и... Лили! – Ремус страшно обрадовался ее приходу и подвинулся, освобождая место рядом с собой. – Наконец-то, нам тебя как раз и не хватало!
– Что тут у вас? – с улыбкой поинтересовалась Лили, усаживаясь между ним и маленькой смуглой девочкой из Шармбатона.

– Какие новости? – небрежно поинтересовался Сириус, щедро поливая патокой стопку блинчиков.
– То же самое, что и все лето, – рассеяно отозвался Джеймс, листая свежий номер «Ежедневного пророка», пока над ними с шорохом летали совы и забрасывали столы родительской заботой. Из-за военного положения писем в этом году было чуть ли не в два раза больше, чем обычно.
– Мракоборцы патрулируют магловские районы и арестовывают всех без разбора, а Бэгнольд только и делает, что толкает речи... черт! – Джеймс подскочил так, словно увидел на газетном листе таракана, и Питер, сидящий рядом, подавился овсянкой.
– Что там?
– Сивый напал на маглов! В открытую! – выплюнул Джеймс, ударяя газетой по столу.
Сириус и Питер уставились друг на друга, а потом, не сговариваясь, побросали ножи и вилки и склонились над живыми страницами.
– «Как сообщает глава Мракоборческого Отдела Фицджеральд Боунс, на прошлой неделе, ровно в 18:00 в лесу на юге Хэмпшира были обнаружены тела десяти маглов с многочисленными укусами, среди них – сотрудник «Эха Мерлина» Чарли Кок, знаменитый своим журналистским расследованием в Северной колонии. А прошлым вечером оборотень по имени Фенрир Сивый наконец объявил общественности о своем намерении сотрудничать с волшебником, именующим себя Темным Лордом... бла–бла–бла... не выходите на улицу в темное время суток».
– Это они? – прошептал Питер, вытаскивая нижний лист, на котором были напечатаны фотографии некоторых членов банды Сивого и объявление о вознаграждении «За поимку любого известного вам оборотня».
Мальчики невольно оглянулись – у каждого второго студента в руках был свежий экземпляр «Пророка», и все шушукались, обсуждая страшные вести.
Джеймс вдруг торопливо скомкал газетный лист и швырнул под стол.
– Ты чего? – удивился Сириус.
– Лунатик! – прошипел Джеймс и схватился за ложку, краем глаза следя за тем, как к ним приближались старосты. – Незачем ему это видеть!
– Что видеть? – спросил Ремус и взглянул на обеспокоенные лица друзей. – Что вы опять натворили?
Тут к ним весьма кстати к ним подошла Макгонагалл с расписаниями.
– Так–так–так... Поттер, возьмите свой экземпляр... похоже, мне от вас и в этом году не отделаться? – осведомилась она. – «Превосходно» по трансфигурации.
– Без нас вам было бы скучно, профессор! – отозвался Джеймс, прижав к груди ладонь и широко распахнув свои оленьи глаза.
– Безусловно, Поттер, до вас никто не срывал мои уроки с таким постоянством и изяществом, – фыркнула Макгонагалл, подходя к Сириусу. Джеймс расплылся в польщенной улыбке.
Между ним и Макгонагалл всегда было что-то вроде бесконечной вежливой перебранки или словесной дуэли, из которой победителем всегда выходила Макгонагалл, а Джеймс чаще всего отсиживался после уроков.
– Доброе утро, профессор, – звякнул рядом голос Эванс.
– Доброе утро, мисс Эванс... так, где вы у меня... ах, да, вот же, возьмите ваше расписание.
Как только Макгонагалл ушла, Джеймс схватил расписание Лили, чтобы сверить их уроки.
– А что это у тебя за окна по понедельникам... и средам... и пятницам?! У меня такого нет!
– Вы уже слышали?!
Мальчики обернулись, услышав громкий гневный голос Алисы, а затем и она сама подбежала к ним, взъерошенная и запыхавшаяся.
– Привет, Лили, – девушка торопливо поцеловала подругу в щеку и плюхнулась на скамью рядом с ней.
– Слышали что? – натянуто поинтересовался Джеймс, быстро переглянувшись с Сириусом.
– Наше новое расписание! – выкрикнула Вуд, и у них отлегло от сердца. – Это же просто кошмар!
Она хлопнула по столу своим бланком, и все невольно склонились над ним в поисках кошмара.
– Одни и те же предметы каждый день, это же просто невозможно! Когда мы будем делать домашнее задание? Да еще и каждый понедельник, среду и пятницу помогать мадам Помфри в Крыле! Да это же сумасшествие! Мне интересно, как именно, а точнее, когда мы будем готовиться к ЖАБА?!
– Съешь что-нибудь, Вуд, полегчает, – миролюбиво посоветовал ей Сириус.
– Не смешно, вот увидишь, вам этот Джекилл тоже какой-нибудь факультатив по охоте на нюхлеров придумает! – огрызнулась Алиса.
Внезапно в Зал вошла Блэйк Забини в сопровождении своей свиты и окинула столы въедливым ищущим взглядом. Сириус торопливо отвернулся.
– Ты куда? – невнятно крикнул Джеймс, когда он вскочил на ноги и забросил на плечо сумку.
– Увидимся в классе! – торопливо бросил Сириус и уже кинулся было к выходу, как вдруг врезался в кого-то на полном ходу.





– Не стоит так начинать свою карьеру в Слизерине! – тихо произнес Катон, сдавливая ее руку. Лапа у него была, как у медведя.
– Что? – Роксана нахмурилась и дернула рукой.
– Я слышал, как ты утром разговаривала с Блэйк Забини, – прошипел он. – У нас так не принято, Малфой!
– Да, я в курсе, что у вас много чего не принято!
– Я серьезно, Малфой! – прошипел Нотт. – Забини, может, и дура, но ей все в рот смотрят...
Роксана подавила смешок.
– ... и если ты вздумаешь тягаться с ней, то в один прекрасный день ее мегеры уволокут тебя на дно Черного Озера, и даже я тебе не помогу!
– С какой стати тебе вообще надо мне помогать?
– С такой... – он замолчал. Мимо прошла стайка девочек из Пуффендуя. – С такой, что Люциус просил меня присматривать за тобой, а он всегда...
– Так во–от в чем дело! – громко протянула Роксана. – И дорого нынче стоит работа телохранителем?
Катон вдруг больно дернул ее на себя и сдавил локоть так, что рука разом онемела до кончиков пальцев.
– Со мной тоже не советую так разговаривать! – процедил он сквозь зубы, обдавая Роксану крепким запахом кофе и дорогих сигарет. – Станешь со мной враждовать, клянусь, Черное отделение Дурмстранга покажется тебе раем! Мы здесь все заодно, Малфой! И твой брат был с нами! – Катон словно только сейчас вспомнил, что делает ей больно, и разжал пальцы, после чего добавил уже своим прежним ласкающим тоном: – Не будь такой нелюдимой, я просто хочу дать тебе совет.
– Да идите вы все... со своими советами, – испуганно прошептала Роксана и, схватив сумку, вылезла из-за стола. Руку словно изнутри набили иголками, пальцы плохо гнулись, так что когда она, шагая к выходу, случайно врезалась в кого-то, плеер вырвался из ослабевших пальцев и взлетел вверх. Сердце нырнуло. Роксана метнулась за своим последним другом, но тут человек, в которого она врезалась, ловко поймал плеер у самого пола и выпрямился, откинув с лица длинные волосы и быстро кольнув Роксану знакомыми глазами–льдинками. К своему вящему неудовольствию девушка узнала вчерашнего знакомого. Когда они встретились взглядами, по лицу его немедленно расплылась та самая премерзкая ухмылочка.
– Мое почтение, Ваше Жвачное Величество! – в тот самый момент, когда Роксана попыталась вырвать у него свой плеер, парень широким жестом отвел руку с ним за спину и склонился в полупоклоне. – Как спалось?
– Отдай, – коротко сказала она, нетерпеливо вытянув ладонь.
– А где волшебное слово? – поинтересовался парень, с любопытством ощупывая пластиковый корпус.
– Авада Кедавра? – буркнула она, жадно следя за тем, как он бесцеремонно вертел ее сокровище в руках, каждую секунду рискуя его сломать.
На нее вдруг накатила такая страшная злоба, что захотелось расцарапать негодяю его улыбчивую мордашку. Ногтями. В кровь.
Когда она снова предприняла попытку вернуть плеер, парень только повыше поднял руку и даже не сдвинулся с места. Роксана подавила желание подпрыгнуть и злобно взглянула на юношу снизу вверх, кляня свой маленький рост.
– Что это за штука, Малфой? – он с любопытством поддел крышку пальцем, и та хлопнула так громко, что у Роксаны сами собой сжались кулаки. – Шкатулка с ядом? Проклятый ящик? Зная твоего братца, это должно быть что-то действительно... – он случайно нажал на одну из кнопок, и в наушниках громко зазвучала песня. – Музыка?! – парень мигом переменился в лице и, как полный идиот, прижал плеер к уху.
Роксана попыталась неожиданно выхватить свою вещь, но противник оказался быстрее, и ее ногти скребнули его по руке.
– Отдай сейчас же! – вспылила она.
– Отдам, когда скажешь, как он создает музыку... да еще и такую! Ты слушаешь «Диких сестричек»? – Блэк уставился на неё так, словно у неё за спиной захлопали орлиные крылья. – А братец в курсе?
Теряя терпение, Роксана выхватила палочку.
– О, Мерлин, только не это! – Блэк отпрыгнул от нее в притворном ужасе. – Это же... волшебная палочка! Осторожней, ты можешь получить занозу!
– Если не отдашь, я...
– Что, волосы мне выкрасишь? – ехидно поинтересовался он.
– Сам напросился! – она подняла руку.
– Мисс Малфой!
Роксана вздрогнула и обернулась.
К ним стремительно шагала та самая суровая дама, которая вчера руководила распределением по факультетам.
– Могу я узнать, зачем вам понадобилась ваша палочка во время завтрака? – поинтересовалась она, по-очереди оглядывая их лица.
Сглотнув, Роксана молча опустила руку и сунула палочку обратно в карман, боясь взглянуть профессору в глаза. По необъяснимым причинам эта женщина нагоняла на нее страх, хотя, казалось бы, после профессора Цепеша из Дурмстранга ей уже было некого бояться...
– Благодарю вас, – сухо молвила профессор и повернулась к юноше. – А вам, мистер Блэк, я настоятельно советую отправиться на урок, если вы не хотите заработать наказание еще до начала учебы.
Роксана удивленно взглянула на своего противника.
Блэк!
Не может быть, Блэк!
Теперь понятно, почему его физиономия вызывала у нее страшное желание съездить по ней чем-нибудь тяжелым.
Блэк. Брат-мать-ее-Нарциссы-Прекрасной!
– Простите, профессор, мы просто разговаривали, – он незаметно сунул ее плеер в карман.
У Роксаны от возмущения отнялся язык.
– Не подумайте, что мы рекламируем вражду между факультетами, это как-то непроизвольно всегда полу...
– Идите в класс, – приказала профессор.
– Есть, – немедленно согласился Блэк и, развернувшись на каблуках, пошел к друзьям, успев, однако, послать Роксане нахальную усмешку.





Класс трансфигурации, как всегда полутемный и пахнущий свежим деревом и чернилами, был наполнен мягким поскрипыванием перьев и редкими сухими покашливаниями.
– Мистер Блэк, мисс Малфой, это самостоятельная работа, – напомнила Макгонагалл, не поднимая глаз от бумаг на своем столе.
Кое-кто из сидящих впереди обернулся.
– Извините, – смиренно свел брови Сириус и принялся обводить слова на пергаменте, делая вид, что работает, а Малфой, которая до этого пыталась отобрать у него свой плеер, досадливо отвернулась.
Судя по всему, профессор им не поверила, потому что отложила перо и поднялась из-за стола, запахнув мантию.
Трансфигурация началась с того, что Макгонагалл добрых пятнадцать минут говорила о важности экзаменов ЖАБА. О том, что сдавать придется материал за все семь курсов. О том, как много значит каждый балл при рейтинговой системе поступления в такие заведения, как Мракоборческий Центр и Академия святого Мунго. О том, что результат этого экзамена окажет прямое влияние на всю их последующую жизнь.
Лили и Алиса, сидящие за первой партой, слушали так внимательно и так поедали взглядом преподавательницу, словно ЖАБА был древним Божеством, а они – жертвами–девственницами, которых должны были бросить в его пасть.
Джеймс, сидящий рядом с Сириусом, украдкой поглядывал на Макгонагалл и рисовал на нее карикатуру на задней странице тетради: психоделическая кошка, словно после удара Круциатусом, на задних лапах, на каблуках и с палочкой в лапах.
– ... так что если вы чувствуете, что самостоятельно не справляетесь с темой – записывайтесь на мой субботний факультатив. Прошу вас со всей серьезностью отнестись к предстоящему экзамену. Второго шанса получить достойную работу у вас не будет, так что бороться придется за каждый балл.
Профессор окинула напряженные серьезные лица учеников взглядом и слегка расслабила плечи.
– А теперь перейдем непосредственно к теме нашей сегодняшней лекции, – Макгонагалл взмахнула палочкой, и на доске появилась тема:
«Трансфигурация человека. Анимагия. Трансгрессия».
– В прошлом семестре мы остановились на том, что каждый из вас благополучно поменял цвет волос, глаз, размер ног, рост и форму ушей. Не сомневаюсь, что это лето вы провели, оттачивая мастерство.
По классу пробежал легкий смешок. Макгонагалл приподняла уголки губ.
– Поэтому сейчас вы напишите базовую формулу заклинания Immutatio Formamentum, чтобы я знала, что вы все в состоянии перейти к новой теме, – с этими словами Макгонагалл стукнула палочкой по статуэтке египетской кошки на своем письменном столе, и та превратилась в песочные часы. – У вас есть десять минут. Приступайте.
Когда Макгонагалл встала, ученики мгновенно зашевелились, заерзали и попытались спрятать лежащие на коленях учебники. Книги принялись злобно хихикать над незадачливыми владельцами, а самые капризные попадали на пол.
С формулой Сириус справился за несколько минут. Все эти милые заклинания длиной в милю он помнил так же хорошо, как свое имя, и теперь пытался изучить коробку Малфой. Вещица была явно заколдована, потому что выворачивалась из его рук, как живая, и всякий раз, когда он пытался ее открыть, тонкая крышка клацала, как пасть животного, и больно кусала его за кончики пальцев. Внутри у нее при этом что-то начинало угрожающе шипеть и потрескивать.
– Малфой, да что тебе стоит, скажи, в чем его секрет? – прошептал Сириус, ткнув острым кончиком пера в спину сидящей перед ним девушки.
Роксана резко повернулась было к нему, глубоко вдохнув, но тут Макгонагалл пошла в обратную сторону, и они снова склонились над пергаментами.
– Скажу, когда отдашь! – услышал Сириус.
– Отдам, когда скажешь! – отпарировал он и снова уколол ее пером.
– Мистер Блэк, мисс Малфой, кажется, я уже сделала вам одно замечание?
Ребята синхронно подняли головы. Макгонагалл стояла прямо над ними, сцепив руки в замок, и недовольно поджимала губы.
– Раз у вас так много времени на разговоры, полагаю, вы уже справились с работой, и я могу ее получить?
Сириус с легким сердцем протянул ей свою работу. Плечи Малфой поджались – Сириус увидел, как она передала Макгонагалл практически пустой свиток.
Та хмыкнула, взглянув на несколько корявых строчек, и вернула работу владелице.
– У вас есть еще пять минут. Но я уверена, что с первой парты вы будете слышать меня лучше, когда я прошу соблюдать тишину, – добавила она и повела узкой ладонью в сторону одинокой парты перед столом, которая среди старших курсов приравнивалась к скамье подсудимых. – Прошу вас.
Что-то похожее на сострадание шевельнулось у Сириуса внутри, когда слизеринка поднялась со своего места, но тут же сдохло под лавиной злорадства.
– Вы тоже, мистер Блэк.
Его подбросило. Джеймса, который с интересом следил за перебранкой, тоже.
– За что?!
– Думаю, нам всем будет спокойнее, если остаток урока вы проведете передо мной, рассуждая над смыслом слов «самостоятельная работа» и «тишина», – Макгонагалл снова пошла в обход по классу, а Сириус, обменявшись с Сохатым скорбным взглядом, сгреб свое имущество и поплелся следом за Малфой.
Первая парта, Мерлин, это же позор, в последний раз его и Джеймса пересаживали за нее на третьем курсе, когда они принесли на урок Кусачую тарелку. Что может быть хуже?!
Он плюхнулся на скамью рядом с Малфой и наглая девчонка набросилась на него, как фурия – самым нахальным образом залезла в карман мантии и отобрала шкатулку. Он схватил её за руку.
Немая борьба с выкручиванием его пальцев длилась всего несколько секунд. Малфой злилась, пытаясь освободиться, а Сириус наблюдал за ней как за диким зверьком и весело улыбался. Выдернув руку, она воткнула ему в ребра палочку. Это было чертовски щекотно.
– Еще раз тронешь мои вещи, я трону твой позвоночник, тебе ясно? – прорычала она.
– Какие смелые фантазии, – зашептал Сириус и наклонился к ней. – Почему ты такая дикая, Рокси?
– Моё имя Роксана!
– Я же просто спросил.
– Просто отъебись от меня, Блэк!
– Блэк, Малфой, еще одно слово – и вы останетесь после уроков! – прикрикнула на них из конца класса Макгонагалл, и они отвернулись, максимально далеко отодвинувшись друг от друга.



С этого дня их противостояние превратилось в добрую традицию. Противная розоволосая мелочь вела себя так, словно делала всему миру большое одолжение, что училась в Хогвартсе. Она была так похожа на всю свою напыщенную, мерзкую семейку, что глядя на неё, Сириус чувствовал как руки сами собой сжимаются в кулаки. Он был так счастлив, когда последний Малфой свалил из его школы, а теперь они вернулись в лице противной, злобной девчонки, да ещё и за деньги – Сириус не мог и не желал с этим мириться.
– Говорят, тебя выперли из Дурмстранга, потому что там кто-то кого-то грохнул! – весело сообщил Сириус, догнав как-то раз Роксану в коридору и подстроившись под её шаг. – Ну и как это?
– Что – как? – рыкнула она, взглянув на него, как на навозного жука.
– Какого это – убить человека? – прошептал он, наклонившись прямо к её уху.
Малфой шарахнулась от его губ, как от огня и выхватила палочку.
– Показать?! – рявкнула она, но долгожданной дуэли не случилось – их засек выходящий из кабинета Слизнорт.
– Дикарка, – фыркнул Сириус тогда и ушел, даже не подозревая, как больно на самом деле сделал Роксане Малфой этими словами.



Роксана почти ни с кем не общалась, держалась обособленно даже от слизеринцев, не выходила из комнаты и либо слушала музыку, либо читала, а на всех уроках сидела одна. Только строгий взгляд профессора Макгонагалл заставлял её с горьким вздохом перенести свои книги за парту Сириуса. И вот тут начиналось веселье.
Через неделю после первого занятия они приступили к практическим межвидовым превращениям. Практиковались на соседях по парте. Насмеявшись вдоволь над лицом Малфой, украшенным безупречным обезьяньим носом с торчащими из ноздрей волосками, Сириус предоставил очередь ей, уверенный в том, что она даже насморк у него не вызовет.
Но как только она подняла палочку, он понял, что сейчас случится что-то очень страшное.
И правда.
Вместо того, что произнести нужное заклятье, Малфой вдруг прищурилась и коротко махнула палочкой.
Нос Сириуса хрустнул так громко, что сидящие за ними ученики подскочили. На белую рубашку хлынула кровь.
Роксана злорадно улыбалась, ученики смеялись, но прежде чем к ним успела подбежать испуганная Макгонагалл, опозоренный и злой Сириус взмахнул палочкой и превратил Малфой в животное.
Он так надеялся, что из нее получится жаба, ящерица или на крайний случай какой-нибудь мерзкий тощий хорек, но вместо этого под парту, запутавшись в одежде, с жалобным визгом свалилось нечто пушистое снежно–белое, а когда он полез под парту, его за руку тяпнул маленький злой песец.
В итоге Гриффиндор потерял целых пятнадцать очков.
Но после того, как девушке вернули нормальный облик, и она, не стесняясь в выражениях, от души наорала на Сириуса, Слизерин потерял двадцать – за сквернословие, да еще и в присутствии преподавателя.
– Вы и раньше демонстрировали всяческое пренебрежение к правилам, мистер Блэк, но сегодня вы еще и умудрились подвергнуть опасности вашу одноклассницу! – бушевала белая, как полотно, Макгонагалл, после того, как ученики отправились на перемену, придавленные огромным домашним заданием, сломанный нос Сириуса вернулся в нормальную форму, а Роксана успокоилась и перестала искать на себе белую шерсть. – Вы могли превратить ее навсегда или только наполовину, вы представляете, чем это могло закончиться?!
– Пушистой задницей? – хлопнул ресницами Сириус.
– Придержите язык, мистер Блэк! – Макгонагалл нацепила на нос сердито бликующие очки и вернулась за свой стол. – С сегодняшнего дня вы будете работать вместе. На каждом уроке.
– Что?! – хором выкрикнули ребята.
– Профессор, вы же не можете!..
– Не указывайте мне, что я могу, а что нет, мисс Малфой! – Макгонагалл угрожающе взмахнула палочкой. – Пока я не увижу, что вы в состоянии находиться в одном помещении и сотрудничать, как нормальные благовоспитанные люди, будете учиться вместе. И за каждый день я буду назначать или снимать баллы.
– Каждый...
– Каждый день, – непреклонным тоном подтвердила профессор. – Пять баллов.
Сириус запустил пальцы в волосы.
– А если вздумаете нарушить мой наказ... – Макгонагалл засопела так, что тонкие ноздри ее затрепетали. Сириус охнул, почувствовав, как его что-то укусило за мизинец. Малфой рядом ойкнула и схватилась за руку.
Палец обхватило маленьким металлическим обручем. Сириус вскинул голову. Глаза маленькой золотой кошечки на столе вспыхнули красным светом и теперь медленно гасли.
– Я об этом узнаю, и тогда вы потеряете не пять баллов, а пятьдесят.
– Пятьдесят? – упавшим голосом переспросил Сириус.
– Пятьдесят, мистер Блэк!
– Но это же ваш...
– Мой факультет? Именно так. И потому я не потерплю на нем никакой глупой вражды. А теперь отправляйтесь на урок и постарайтесь там никого ни во что не превратить! А вы, мисс Малфой, научитесь держать себя в руках! Здесь вам не Дурмстранг, и рукоприкладство никто не потерпит! Если я еще раз увижу, что вы сломали кому-то нос – отправлю к директору. Можете быть свободны.



– За такое превращение любой нормальный преподаватель дал бы баллов сто, не меньше! – сердился Сириус, когда они бегом спускались по лестнице на пятый этаж, чтобы поспеть на урок по Защите от Темных Сил. – А вместо этого меня приковали к этой гребанной истеричке! – он попытался зубами стащить с мизинца грубое кольцо и чуть не откусил себе палец, когда его кто-то случайно толкнул в спину.
– Не понимаю, с какой стати ты вообще привязался к ней, Бродяга?
Они последними вскочили на вращающуюся лестницу. Отделившись от ступенек, она с гулким рокотом развернулась и понесла горстку учеников вниз.
Сириус промолчал. Ни Ремусу, ни Джеймсу, ни Питеру не понять, каково это, когда тебе пять лет, а на твоих глазах какой-нибудь Лестрейндж наказывает эльфа Круциатусом за то, что тот принес ему огневиски безо льда. Или какой-нибудь Нотт дарит отцу голову гиппогрифа, а Паркинсоны и Малфои при этом смеются, как ни в чем ни бывало, произносят тост за чистоту крови и колют себе пальцы, капая кровью в вино. А их дети, эти мелкие вонючие снобы, сосущие эту замечательную чистую кровь из своих же родителей, паразиты без капли таланта или сердечности и вовсе вызывали у Сириуса тупую и безотчетную ненависть. И желание толкнуть их, проходя мимо, в камин.
– Не люблю розовый цвет, – наконец буркнул он, все еще дергая себя за кольцо.
– Во всем есть плюсы, – заметил Джеймс, обхватывая его за шею. – Теперь один из Мародеров официально окольцован. Поздравляю! – он взглянул на его руку. – Кое-кто ждет не дождется первой брачной ночи?
– Да пошел ты, Сохатый! – буркнул Сириус, оставляя в покое мизинец, который уже покраснел, опух и начал болезненно пульсировать.
Мальчишки громко захохотали, разбрасывая густое эхо на несколько этажей.
Лестница со стуком коснулась прохода, и ученики гурьбой высыпали в коридор.




Войдя в дверь нового класса, в котором должен был проходить первый в году урок по защите от Темных Сил, ученики замерли, и в дверях образовалась пробка. Вместо привычного классного помещения они оказались на обширной, поросшей густым кустарником и высокой травой лесной поляне. Вместо потолка над их головами звенело чистое лазурное небо, сквозь листву дубов и кленов на траву брызгали лучи самого что ни на есть настоящего солнца, и самый воздух казался прелым и густым, таким, какой бывает только в самом сердце леса.
Открыв рты, ученики проходили в класс, потрясенно задирая головы.
Бледный нервный доктор Джекилл встретил студентов радостной и немного взволнованной улыбкой. На нем сегодня была странная, чудовищного оранжевого цвета мантия поверх странного костюма, похожего на одежду археолога девятнадцатого века. Брюки были заправлены в высокие, плотно обтягивающие икры чулки, на поясе болталась увесистая кожаная сумка, в которую собирают редкости, на голове красовалась каска, а на ней зачем-то крепились большие круглые очки для полетов на метле. Светило магических наук и большой ученый заметно занервничал, когда в стволе дерева открылась дверь, и на поляну, изумленно оглядываясь и медленно переступая в высокой траве, вошли его первые ученики. Расплывшись в своей невероятной и немножко сумасшедшей улыбке, он шагнул им навстречу и тут же замер, глядя, как они заполняли поляну.
– Добро пожаловать! – громко произнес он, слегка задыхаясь. Ученики заметили его, взглянули на вычурный наряд, и удивление на их лицах возросло ровно в два раза. – Добро пожаловать на ваш первый урок по защите от Темных Сил. Прошу вас, присаживайтесь! – он сделал приглашающий жест, словно удивляясь, почему дети не додумались до этого сразу же.
Украдкой переглядываясь, ученики послушно расселись на траве, кладя рядом с собой сумки и учебники.
– Я слышал, он сумасшедший! – прошептал Джеймс, стягивая с себя мантию и усаживаясь на траву по-турецки – здесь было намного теплее, чем в продуваемых всеми сквозняками коридорах.
– Он не сумасшедший, а гений, – поправила Лили. – Я читала его работы о раздвоении личности на черную и светлую... он очень-очень умный!
Когда она опустилась на мантию Джеймса, из-под юбки на миг показался волнующий изгиб над коленом и, несмотря на то, что Лили тут же машинально одернула юбку, поджимая под себя ноги, взгляд Джеймса еще несколько минут оставался пустым.
– А есть разница? – проворчал Сириус, плюхаясь в траву рядом. Едва он переступил порог «класса», кольцо так сдавило палец, что он чуть не заорал в голос, поэтому тут же разыскал в толпе ненавистные ему розовые волосы. Теперь они с Роксаной сидели рядом на траве, но при этом подчеркнуто не смотрели друг на друга и о случившемся не говорили. – Дамблдор тоже гений, но разве его можно назвать нормальным человеком?
– Сириус! – укоризненно шикнул Ремус.
– Вы что, забыли, во что он нарядился на прошлогодний Хэллоуин?
Ученики уже расселись, и все звуки постепенно разгладились в выжидательную тишину. Дождавшись, пока стихнут все разговоры, Джекилл начал урок.
– Вы, я вижу, немало удивлены, – сказал он, довольно улыбаясь и потирая руки. – Есть какие-нибудь предположения по поводу того, где мы? – он осмотрелся с таким видом, словно тоже только что переступил «порог» класса.
Повисла недоуменная тишина.
– В лесу, сэр? – выдал идею Джеймс, взмахнув рукой.
Ученики засмеялись, и тишина лопнула.
– Отличное наблюдение! Мы с вами в Лесу! – доктор осмотрелся и рассмеялся. – Удивительно, не правда ли? А ведь это просто классная комната! Просто поразительно, на что иногда способна Светлая магия... да... итак, мое имя вам известно, но я на всякий случай представлюсь еще раз! Я – доктор Генри Джекилл, и в этом году я буду преподавать у вас защиту от Темных Сил! – он слегка поклонился. – Насколько мне известно, в прошлом году вы остановились на изучении невербальных заклинаний, освоили дуэльные чары и приступили к изучению защитной магии... верно?
Несколько человек пробубнило что-то в знак согласия, многие покивали.
– Ну что ж, это замечательно. Может кто-нибудь перечислить мне основные защитные заклинания?
Лили так быстро вскинула руку, что чуть не смахнула с Джеймса очки.
– Прошу вас, мисс! – обрадовался Джекилл.
– К защитным заклинаниям относят простые формулы вроде Протего и производные Протего Тоталуь и Протего Хоррибилис, а также Фраудис Висус, на основе которых строятся всевозможные отражающие, отводящие, маскирующие, клонирующие, – Лили слегка задохнулась и глотнула воздух, – ... чары невидимости, а еще...
– Можете сказать, как повышается эффективность защитного заклинания?
– Любое защитное заклинание усиливается, если произнести его невербально, – немедленно выпалила Лили.
– Превосходно! Как выше имя, мисс?
– Эванс, сэр, Лили Эванс.
– Что ж, пятнадцать очков Гриффиндору, мисс Эванс! Благодарю вас.
Джеймс громко захлопал, и Лили перехватила его руки, довольно улыбаясь.
– Итак, как верно заметила мисс Эванс, основные формулы Защитной магии весьма просты. Если вы в достаточной степени овладели теорией, то и с практикой не возникнет проблем. И именно этим мы и будем заниматься с вами в течение семестра, так что к моменту ЖАБА, я думаю, вы все успешно...
– Мы что, больше не будем заниматься боевыми чарами? – громко спросил Джеймс.
– Ваше имя?
– Джеймс Поттер, сэр, – Джеймс поднялся.
– Боюсь, мы недооцениваете защитную магию, мистер Поттер... – улыбнулся доктор.
– Нет, я уважаю ее, – уверенно сказал Джеймс. – Но не считаю нужной, когда вокруг...
Доктор вдруг выхватил палочку.
Ученики испуганно повскакивали со своих мест, но Джеймс Поттер, в который раз продемонстрировав свою удивительную реакцию, успел вскинуть палочку и, прежде чем в него угодило заклятие, выкрикнул:
– Протего!
Шарик оранжевой краски, вырвавшийся из палочки доктора, со смачным плеском разбился о невидимый щит, забрызгав сочно-зеленую траву вокруг Джеймса и ботинки Питера.
– А вы говорите, защита вам не нужна! – укоризненно проговорил доктор, пряча палочку и словно не замечая, в какое замешательство привел учеников. – Похоже, без нее все-таки никак, мистер Поттер!
– Да, но ведь Пожиратели Смерти не будут брызгать в нас краской! – придя в себя от легкого потрясения, Джеймс опустил палочку.
– Это верно, хотя было бы неплохо, правда? – засмеялся Джекилл.
– Разве в нашей ситуации не лучше овладеть сначала боевыми чарами? Защищаться просто и скучно, а вот...
– Просто?! – вскричал Джекилл так громко, что Марлин, сидевшая к нему ближе всех, подпрыгнула и прижала к себе сумку. – Во имя Мерлина, вы, мистер Поттер, чертовски заблуждаетесь! – крикнул он, ткнув в Джеймса толстым пальцем в перчатке. – Это совсем не просто! Ну-ка скажите мне, кто, так же как и мистер Поттер, считает, что нападение – лучшая защита? Ну-ну, не бойтесь!
Половина учеников тут же подняла руки. Питер покосился на Сириуса, который лениво полулежал в траве, держа руку полусогнутой и, поколебавшись, присоединился ко всем.
– Прекра-асно... – улыбнулся доктор, становясь вдруг похожим на кота из сказки про девочку, которая угодила в Страну Чудес. – Ну что ж... в таком случае... у меня есть для вас первое задание.





Класс разделился надвое. Весело переговариваясь, ученики выстроились друг против друга двумя небольшими группами. Одна была облачена в сумасшедшие оранжевые мантии, полностью закрывающие тело, другая – в спокойные светло-голубые. На всех были точь-в-точь как у доктора перчатки и каски, а на лицах – большие круглые очки, отчего все студенты вдруг стали похожи на рой стрекоз-переростков.
Доктор встал между ними, разведя руки в стороны, словно царь насекомых.
– Итак, правила таковы – громко говорил он, вертя головой в каске и сверкая очками. – Те, кто проголосовал за Нападение, – он указал на группку, в которой в числе прочих были Джеймс, Сириус, Питер, Роксана и близнецы Пруэтт, – обстреливают оранжевой краской тех, кто предпочел Защиту! – он медленно повел рукой в сторону другой группы. – Вы обстреливаете их голубой. Напоминаю, в оранжевом арсенале любое дуэльное заклинание. Все что угодно, только без членовредительства, пожалуйста! В голубом арсенале только отражающие и защитные чары. У вас – оранжевая краска, у вас – голубая. Все поняли? Хорошо. В конце урока мы подсчитаем «раненых». А теперь внимание, самое интересное: победители награждаются призовыми очками и полностью освобождаются от домашнего задания!
Класс довольно загудел. У всех на лицах уже полыхала готовность немедленно броситься в бой, глаза горели даже сквозь плотные очки, зубы скалились в улыбке. В каждой группке уже успел образоваться свой капитан – собрав вокруг себя остальных, он на ходу придумывал стратегию, и все, несмотря на факультеты, столпились, сдвинув головы, и хихикали, недобро поглядывая на противников.
– Проигравшие наоборот потеряют очки и получат дополнительное задание! – прокричал преподаватель и высоко поднял правую руку, левой поднес к губам свисток, медленно отступая назад – Итак... на старт... внимание... МАРШ!
Краска тут же полетела во все стороны, ученики с радостными воплями рассыпались по поляне, а Джекиллу, который невольно оказался в эпицентре битвы, в первые же секунды досталась львиная доля как оранжевых, так и голубых снарядов.

– «По праву носит одеянье льва лишь тот, кто сам сорвал его со льва!*» – прокричал Гидеон и выбежал из укрытия прямо на передовую под перекрестный сине-оранжевый огонь.
– Стой, придурок! – исполненным драматизма голосом завопил Фабиан, забыв текст пьесы, и вырвался следом, но тут в него со смачным шлепком попал особенно крупный шарик краски, и парень, запутавшись в полах непривычной мантии, потерял равновесие и повалился в траву.
Гидеон с воплем ужаса бросился к нему на помощь, размахивая руками.
– Брат, бра-ат, вста-а-ань! – стонал он, повалившись на бесчувственное тело Фабиана.
– Прощай, Гидди... – прохрипел Фабиан откуда-то из недр своей необъятной каски. – Ты был лучшим на свете братом!
– Никогда больше не называй меня так! – раздельно проплакал Гидеон, умоляюще встряхивая брата и колотя им об траву.
– Я буду вечно греметь цепями в доме твоих потомков! И скажи Марлин... что я... я... – он уронил голову набок, вывалив язык.
– Не-е-е-ет! – взвыл Гидеон и повалился на грудь Фабиана, по которой медленно расплывалось голубое пятно. – Будь проклята ты... масляная краска! – прокричал он, потрясая кулаком в небо.
Марлин помирала со смеху, глядя на них из-за дерева. Услышав ее смех, братья дружно подскочили и одновременно вскинули палочки. Оранжевые пульки с глухим «тух-тух-тух» заколотились об ствол, за который в последний момент нырнула жертва. Спасаясь от их снарядов, Марлин с визгом пронеслась в сторону кустарника, за которым прятались Лили и Ремус. Джеймс, неожиданно выскочив из-за дерева, послал в ее сторону заклинание-подножку, и девочка шлепнулась прямо на близнецов.

– ... если бы ты не вела себя как дура, нас бы не наказали! – прокричал Сириус и на секунду высунулся из-за облитого голубой краской дерева, пытаясь попасть в Ремуса, который отличался просто космической наглостью и уже успел впечатать несколько зарядов подряд прямо в его каску. – Так что слушай меня и не высовывайся, если не хочешь, чтобы мы из-за тебя еще и здесь облажались!
– Если бы ты не лапал мои вещи, ничего бы этого нахер не было! – огрызнулась Роксана.
Вместо того, чтобы со всеми остальными осаждать противника, они уже добрых пятнадцать минут громогласно обвиняли друг друга в полученном от Макгонагалл наказании.
– Все это из-за тебя! И кончай мной командовать, Блэк, иначе, клянусь Мерлином, я тебе не только нос сломаю, но и еще что-нибудь! – рявкнула девушка и вдруг, резко втянув в себя воздух, оттолкнула Сириуса и рыбкой нырнула в заросли малины у них за спиной.
Сириус стремительно обернулся, вскидывая палочку.
Шлеп!
Ему заляпало краской очки.
– Я ослеп! – заорал Сириус в ужасе и, метнувшись в сторону, перецепился через выпущенное кем-то заклятие-подножку и с треском провалился в кустарник прямо на свою незадачливую напарницу.

– Они не отступают, что делать? – запыхалась Алиса, падая под ежевичным кустом рядом с девочками.
– Где твоя палочка?
– Он меня обезоружил!
– Кто?
– Аурантинус! – радостно заорал Джеймс, разглядев в плотном сплетении кустарника всполохи рыжих волос.
– Контратус! – Лили отбила шарик краски, как теннисный мячик, на миг высунувшись из кустов. Джеймс уклонился, и мощный заряд краски сбил с ног слепо тыкающегося по поляне Сириуса.
– Да твою же мать! – застонал Блэк откуда-то из травы.
– Я твой парень! – возмущенно крикнул Джеймс, задирая на секунду очки.
Поляна вокруг них звенела и переливалась от криков, смеха и разноцветной гаммы.
– А это – война! Керулеус! – радостно крикнула Лили, вскидывая палочку.
Краска шлепнула Джеймса в незащищенное лицо.
Он зажмурился и сплюнул ее на траву.
– Ах так?! Сама напросилась, Эванс, – оскалился парень, с треском ломясь в кусты, и Лили с писком бросилась наутек.


Не желая участвовать во всеобщем психозе, Северус сидел за деревьями в стороне и неприязненно посматривал на бегающих по поляне одноклассников, время от времени вырывая из земли заколдованную траву. На нем тоже была голубая мантия, но надел он ее только ради того, чтобы от него отвязались.
Его задевало то, как легко все, даже Нотт и Розье, купились на такую откровенную чушь и занимались ерундой, в то время как должны учиться сражаться.
Задевало то, что его кумир в итоге оказался дешевым клоуном.
Задевало то, что он увидел, как заливисто смеялась перепачканная в краске Лили, в то время как Поттер тащил ее куда-то по поляне словно... словно мешок!
Задевало то, что вокруг него на самом деле одни идиоты...
Неожиданно кустарник рядом с ним затрещал.
– Нюнчик! – со злой радостью выкрикнул Поттер, приветственно раскинув руки. – Тебя-то нам и не хватало!
Следом за ним прискакала вся его компания. Они вскинули палочки.
Северус подскочил так резко, словно земля его укусила, увернулся от одного шарика краски, второго, а третий попал ему в лицо и залил глаза.
Повалившись на траву, он услышал их издевательский смех. Ослепленный болью, униженный, он, не глядя, вскинул палочку.
– Сектумсемпра! – яростно крикнул Северус.
– Протего! – выкрикнул появившийся невесть откуда Люпин.
Они замерли, испуганно глядя на него. Северус тяжело дышал, затравленно глядя на мальчиков с земли.
– Ты что делаешь, кретин?! – выплюнул Блэк и бросился на него, но Поттер выбросил руку и сдержал его. Что-то очень нехорошее было в его глазах в этот момент...
Воспользовавшись паузой, Северус подхватился с земли и, не оглядываясь, побежал, спотыкаясь и оскальзываясь на траве. В спину ему несся ненавистный голос:
– Держите его! Я его в этой краске утоплю!
И смех.

– Ясно же, что он вам подсуживал! – не унимался Джеймс за обедом.
Соревнование закончилось победой голубых мантий, но чтобы избежать ссор между учениками, доктор объявил, что все они сражались честно, а потому не стал снимать баллы, а наоборот, присудил всем факультетам по десять очков.
Довольные, уставшие и страшно голодные после битвы ученики гурьбой побежали в Большой Зал, на запах еды.
– Не можешь смириться с поражением, да, Сохатый? – усмехнулся Ремус, отрываясь от прислоненной к кувшину с тыквенным соком книги.
– С че-ем? – протянул Джеймс.
– Он заранее знал, что так все и кончится, иначе не задумывал бы это дурацкое двадцатидюймовое эссе на тему техники применения Щитовых чар! – заявил Сириус, обвинительно тыкая в сторону Ремуса вилкой.
– Не воспринимайте это так серьезно. Я думаю, он вовсе не хотел, чтобы на самом деле были победители или проигравшие, – сказала Лили, усаживаясь рядом с Джеймсом.
– Тогда зачем весь этот цирк? Никакого смысла!
– Ох, Джим, да я думаю, он просто хотел нас развлечь, – пожала плечами девушка и с нежностью взглянула на учительский стол, за которым в одиночестве обедал профессор Джекилл. Он уже успел переменить одежду на простую мантию и галстук-бабочку. Время от времени доктор поднимал голову и поглядывал на своих коллег, но вступить в беседу с ними явно смущался. – Чтобы мы хоть ненадолго отвлеклись от ЖАБА и войны и просто развлеклись. Как нормальные дети. Я думаю, он понимает... – Лили поковыряла вилкой отбивную. – Что навоеваться в реальной жизни мы еще успеем.
Джеймс хмыкнул, но больше ничего не сказал и когда снова занялся своим бифштексом, уже не выглядел таким сердитым.





После обеда курс разделился, и все отправились на свои факультативные занятия.
Лили и Алиса побежали в Крыло на практику к мадам Помфри («Во время этого эссе я скорее всего сломаю руку. Так что ждите первых пациентов!» – мрачно пообещал им Сириус), а ребята уныло поплелись в гостиную воевать с заданием Джекилла о Щитовых чарах.
Правда, к тому моменту, когда прозвенел звонок на последний урок, дело не сдвинулось ни на дюйм, потому что в самом начале перерыва в гостиную ввалились грязные уставшие шестикурсники, вернувшиеся из Леса, и счастливый, как пьяная пикси, Бенджи с волосами, полными репейника, принялся разливаться о том, как они приручали гиппогрифов на уроке по уходу за магическими существами, и как один из них чуть его не сожрал.
У двери в кабинет Слизнорта их уже ждали Лили и Алиса. Сияя, как рождественские шарики, девочки без умолку, перебивая друг друга, щебетали о том, как им хочется поскорее поступить в Академию и стать настоящими целителями, и что ради этого они готовы учиться, учиться и учиться, не покладая рук. Их восторги перебил громкий скрип – дверь отворилась, и Слизнорт запустил учеников в класс.
Его кабинет всегда отличался от остальных кабинетов Хогвартса. За те годы, которые провел в нем профессор, темный каменный мешок с факелами на влажных заплесневелых стенах превратился в самый уютный класс, какой только можно представить. Стены затягивали великолепные темно-зеленые и бордовые бархатные ткани, под партами стелился пушистый, словно лесной мох, ковер. Вместо факелов по воздуху плавали большие бумажные фонари – красные и желтые. На бесчисленных полках таинственно мерцал в темноте калейдоскоп разноцветных бутылочек, баночек и хрупких золотистых приборов для измерения веса – все они были такими округлыми и так тепло мерцали в душистом полумраке, ловя свет фонариков, что их непременно хотелось потрогать. Из-за них и мягкой обивки казалось, что находишься не в классе, а в шкатулке с драгоценностями.
В углу рядом со столом всегда, даже во время приготовлений самых сложных зелий, приглушенно похрипывал большой старый граммофон. Казалось, это помещение предназначено не для занятий зельеварением, а для встречи и приятного отдыха – особенно это чувство внушало гигантских размеров кресло за учительским столом с покатой спинкой и подставкой для ног.
Именно в нем Слизнорт и встречал учеников каждый урок.
– Добро пожаловать, добро пожаловать... мистер Нотт, очень рад, очень... Северус, мой мальчик, слышал о вашем отце, примите мои самые искренние соболезнования! – моржовые усы его на миг поникли, но тут же снова встопорщились, когда в класс, громко споря и смеясь, ввалилась шумная компания. – Поттер, Блэк, надеюсь, сегодня без шуточек? – он шутливо погрозил пальцем. – У нас много работы, знаете ли, о-о-о, и... мисс Эванс, моя дорогая, очень, очень вам рад, – руку Лили он тряс добрых три минуты. – Я бесконечно, бесконечно переживал, когда Минерва, то есть профессор Макгонагалл сказала мне о вашем уходе. Да у меня чуть сердце не выскочило! Нельзя так поступать с бедным стариком, моя дорогая, нель ... о, мисс Малфой, вот и вы? Уже влились в новый коллектив? Бесконечно горд тем, что вы поступили именно на мой факультет! Очень хорошо, очень!
Дождавшись, пока все ученики рассядутся на свои места, Слизнорт слегка постучал палочкой по своему котлу, призывая к тишине и, поправив на безнадежно лысеющей голове колпак, заговорил:
– Итак, для начала я хотел бы поприветствовать вас всех в нашем с вами последнем совместном учебном году. Уже совсем скоро вы переступите порог школы, бросите насиженные гнезда и разлетитесь кто куда. Хочу сказать, что для меня это особенно тяжело, ведь я до сих пор помню, какими вы были, когда впервые вошли в этот класс шесть лет назад, – он с улыбкой обвел лица студентов, немного задержал взгляд на Джеймсе и Лили – они держались за руки так, словно их парта была лодочкой в бушующем море. – А теперь вы уже стали совсем-совсем взрослыми и скоро покинете старика... – он кашлянул, чтобы скрыть задрожавшие в голосе слезы, и угрюмо шмыгнул похожим на сливу носом.
Ученики ласково заулыбались.
– Ну что же... хмпф... впрочем, до расставания у нас с вами есть еще целый год! – он воодушевленно хлопнул в мягкие ладони, отчего получился приятный округлый звук. – И так как в конце его вы сдаете ЖАБА, я считаю, что лучше всего начать с повторения и закрепить зелье, которое всегда вызывало у вас трудности, верно?
Класс единодушно застонал.
– Вижу, что вы его тоже помните! – обрадовался Слизнорт и повел палочкой в сторону темно-зеленой, в механической раме доске. Та немедленно развернулась перед учениками, мелодично позвякивая. Как только Слизнорт второй взмахнул палочкой, по доске побежала строка крупного убористого почерка:
«Глоток Сна»
Мгновенный крепкий сон без сновидений.
Ингредиенты: слизь флоббер-червя, лаванда, ягоды валерианы...»
– Помнится, на пятом курсе вы все надышались паром и уснули! Забавное было зрелище! Итак, все достали весы, наборы, не забудьте учебники... так... ну что же. В путь, друзья мои, у вас есть один час. И как всегда, лучшему зелью – призовые сорок очков! Начали!
Ученики загремели котлами, зазвенели весами и зашелестели страницами, а Слизнорт, довольно потирая ладони, подошел к граммофону и опустил на пластинку иглу, чтобы всем работалось веселее. Из сложенных трубочкой губ граммофона полилась веселая музыка Бенни Гудмена, его любимого музыканта.





Джеймсу всегда нравилось наблюдать, как Лили варит зелья. Перед тем, как взяться за работу, она всегда с ужасно смешным и серьезным видом завязывала медовые волосы в хвост, который потом неистово бился вокруг тонкой шеи, когда она перебегала от котла к доске. Потом деловито закатывала рукава, аккуратно раскладывала перед собой все ингредиенты, щелкала горелкой под котлом. Это такие типы как Нюнчик превращают зельеварение в какой-то грязный Темный ритуал, Лили же всегда выглядела как лесная фея за работой.
Нарезанные растения всегда так аккуратно и чинно лежали у нее доске, что их хотелось разворошить и раскидать по классу, в толченые смеси хотелось запустить пальцы, чтобы почувствовать эту невесомую пудру на ощупь, а все бутылочки с ингредиентами у Лили выглядели так чисто, словно она каждый день перед сном протирала их салфетками. И сама она при этом всегда ухитрялась выглядеть так опрятно, словно не в слюне химер и толченых жуках возилась, а собирала букет или упаковывала подарок.
У Джеймса же после пяти минут работы парта выглядела так, словно по ней пронесся маленький смерч, а потом начался потоп.

– Ты что, заснула, Малфой? Можешь делать это быстрее?
Роксана недовольно покосилась на Сириуса и принялась активнее стучать пестиком в миске, шмыгая носом. Она колотила им так громко, не сводя прищуренных черных глаз с Сириуса, что на них начали оборачиваться.
Видимо, у нее была какая-то аллергия на пыльцу, потому что девушка вдруг прижала ладонь к носу и чихнула так, что травы, сушеные жуки, лаванда и омела взметнулись в воздух маленьким душистым облачком.
– Черт возьми, от тебя никакого толку! – Сириус шлепнул учебник на парту и выхватил у Роксаны из рук миску и пестик.
– Да иди ты! – Роксана утерла нос рукавом. Они поменялись местами – на секунду на нее снова повеяло тем странным запахом улицы и ветра.
– Что там дальше? «Добавьте в котел слизь флоббер-червя».
Она взяла в руки скользкую зеленую бутылочку, в которой плескалось что-то похожее на разжиженные сопли, и уголки рта ее скорбно поползли вниз.
– Твою мать, – изрекла девушка, глядя внутрь.

Джеймс ссыпал в глиняную миску цветы лаванды, украдкой вытер покрытые пыльцой ладони о штаны и добавил в смесь щепотку сушеной полыни. Лили в этот же момент растерла над ней омелу, и их руки столкнулись. Они переглянулись.
«Что?» – улыбнулись ее глаза.
Джеймс, обернувшись вслед проходящему мимо Слизнорту, быстро наклонился и поцеловал ее.
Лили ответила и тут же оттолкнула его от себя, когда профессор пошел в обратный обход.
Теплый свет лампы вызолотил рыжие волосы, так что она и сама была похожа на маленький подвижный огонек. Поглядывая на нее, Джеймс пришел к выводу, что Лили очень привлекательно выглядит на фоне пышных белых букетиков омелы и ярко-сиреневой лаванды. Казалось, что они не в подземелье находятся, а в лавке Розариуса в Косом переулке...
– Я растолку все это, Джим. Не добавишь пока слизь в котел?
Меняясь с ней местами, Джеймс украдкой сжал ее талию.
Невозможно было удержаться.
Да и Лили так мило порозовела после этого.
Бутылка со слизью флоббер-червей вдруг выскользнула у него из руки и ударилась о парту. Мерзкая зеленая слизь полилась по дереву и закапала на пол.
Лили обернулась. Джеймс уже приготовился к выволочке, но тут, к его огромному удивлению, девушка быстро обернулась на Слизнорта и, закусив улыбку, с чувством окунула ладонь в мерзкую жижу... а потом со смехом попыталась вымазать ею лицо Джеймса.
Счастью его не было предела.


Сириус задержал дыхание и склонился над котлом.
Если верить учебнику, их зелье уже должно было приобрести густо-лиловый, «как темная ночь», цвет, но вместо этого оно почему-то стало ядовито-зеленым.
– Так и должно быть? – спросила Роксана, зажимая покрасневший от бесконечного чихания нос.
– Хрен его знает, – проворчал Сириус. – Я добавил ровно две унции слизи, как написано... почему так? Ты не добавляла слизь после? – он снова уткнулся в учебник.
Роксана, закусив губу, схватилась за мешок с сушеными травами.
– Нет, конечно.
– Ладно, давай просто варить дальше, может, это промежуточная стадия.
Роксана ссыпала в котелок две щепотки трав.
– Теперь варить на высоком огне ровно минуту. Я засеку.
Из котла повалил густой белый пар. Зажав нос и рот рукой, Сириус махнул, когда пора было тушить огонь.
Роксана поскорее провернула ручку горелки, но она застряла.
Зелье забурлило.
– Выключай скорее, Малфой!
– Я и пытаюсь! – рявкнула она.
– Да скорее же! В чем дело?!
– Отвяжись от меня! – крикнула Роксана, и тут ручка наконец поддалась, но вместо того, чтобы потухнуть, огонь вдруг с гулом разлился по днищу котла.
– На пол! – заорал Сириус. Ученики моментально, словно только этого и ждали, с криками кинулись под парты. Сам Сириус схватил растерявшуюся Малфой за шкирку и дернул вниз, и в этот же момент котел радостно взорвался, забрызгав зеленым вонючим содержимым великолепные бархатные ткани и ковер. Красивые бутылочки на полках звякнули, пару секунд в классе раздувалась тишина, а потом одна из них толкнула другую, и все они, как кости домино, медленно обрушились на пол.

– Я догоню! – пообещала Лили, когда после урока из класса, хлопнув дверью, вылетел взбешенный Сириус и сообщил, что Слизнорт назначил наказание на понедельник, когда у них были особенно трудные уроки.
– Совместное! – орал он. – Да за что?! Они добьются только того, что я убью эту идиотку своими собственными руками!
Мальчики ушли, а Лили осталась подождать Роксану.
Она видела, с каким лицом новенькая собирала свои вещи, когда все, объединяясь в группки по двое-трое, выходили из класса. Ей явно было очень трудно освоиться с новым обществом и новыми правилами, но никто этого словно не замечал. Или не хотел замечать.
Лили слышала, как во время урока слизеринки хихикали над Роксаной и шептались насчет ее волос, а уходя из класса, откровенно хохотали, цепляясь друг за дружку, как последние идиотки.
Что же, Люциус Малфой в самом деле был не лучшим старостой и жестоко злоупотреблял своими полномочиями. Неудивительно, что многие ученики теперь будут рады и счастливы сорвать злобу на его сестре.
А она-то ни в чем не виновата.
Дверь снова открылась, и Роксана, еще более удрученная, чем до этого, вышла в коридор. Похоже, напоследок ей досталась персональная головомойка. Лили она не заметила и, вскинув на плечо рюкзак, уныло поплелась по коридору, низко опустив голову.
Лили догнала ее и тронула за плечо.
– Тебя зовут Роксана, верно?
Девушка обернулась и окинула Лили ленивым, точь-в-точь как у Люциуса Малфоя, взглядом, но когда заговорила, ее низкий, почти мужской голос зазвучал вполне дружелюбно:
– Да. Тебя я знаю, ты – Эванс, – она ткнула большим пальцем себе за спину. – Старик, похоже, без ума от тебя. Он так расхваливал твое зелье в начале урока, я думала, он обделается от счастья.
– Он ругал тебя? – сочувственно спросила Лили, подстраиваясь под ее шаг.
Роксана усмехнулась, окинув подземелье взглядом.
– Ругал? Эванс, да по сравнению с моими предками, это были самые изысканные комплименты, – она полезла в карман и достала сигареты. – Ты не против?
Лили хотела сказать, что привыкла, так как Сириус тоже курит, но решила, что его имя сейчас лучше вообще не упоминать.
– Слизнорт вообще-то очень добрый, просто... вы взорвали его класс, а он с каждого флакона пылинки сдувает, – Лили улыбнулась. – Думаю, в понедельник он об этом и не вспомнит. Что за наказание он назначил?
– Мы должны будем там убраться без помощи магии. Да мне вообще-то похер, – улыбнулась Роксана, выпустив в воздух облачко странно душистого дыма. Лили сдержанно улыбнулась. – Он, кажется, нормальный дед, истеричный только. Слушай, Эванс...
– Можешь называть меня Лили.
– Ладно, Лили, – Роксана улыбнулась. – Ты мне не поможешь найти дорогу в Трапезную? А то я сейчас сдохну от голода.
– Конечно. Только у нас это место называется Большой Зал.
– А, точно.
– Скоро запомнишь, – Лили чувствовала себя немного неловко в обществе этой странной девушки. Словно она была парнем.
Какое-то время они шли молча, слушая, как на стенах потрескивали факелы. Роксана молча курила. Ее сигареты пахли вишней.
– Этот Блэк всегда такой? – вдруг спросила она.
– Нервный?
– Нет, придурок?
Лили рассмеялась.
– Вообще-то нет. Он довольно славный, но, если честно, иногда мне тоже хочется стукнуть его чем-нибудь.
– Славный? Блэки отрезают своим домовым эльфам головы. Это нормально?
Лили поежилась.
– Совсем нет.
Она вспомнила, что говорили о Малфоях, и ей стало не по себе. Но с другой стороны, у нее перед глазами вот уже шесть лет был пример того, что семья не всегда определяет человека... и эта странная фраза насчет «предков».
Лили отбросила волосы за спину и взглянула на девушку.
– Кстати, о голове... я хотела... предложить тебе кое-что.
– Что, голову отрезать? – улыбнулась Роксана.
– М-м... почти. Это насчет твоих волос...
Роксана цокнула языком и даже ногой топнула.
– Я не метаморф, Мерлин, сколько можно уже?
– Я знаю. Это все зелье «Суперцвет» из лавки красоты Сахарессы.
Роксана подняла брови.
– У меня много подруг, – закатила глаза Лили. – И одной из них цвет долгое время не давал покоя. Она почему-то очень хотела стать блондинкой. В общем, если ты не против, я знаю, как вернуть им нормальный цвет. Только мне нужна будет парочка твоих волос.





В этот вечер гостиная была особенно уютной и домашней. Особенно приятно потрескивал в камине огонь. Особенно весело смеялись пятикурсники, играющие на ковре возле него во взрыв-кусачку. Особенно вкусно запахло, когда один из них притащил из кухни целую коробку сливочного пива и чесночные булочки.
– Можешь помедленнее? – проворчал Сириус, сонно глядя на свой пергамент.
В то время как остальные ученики развлекались, семикурсники, сдвинув столы, дружно пытались одолеть неприступную гору домашних заданий, которая после урока Слизнорта выросла ровно в два раза.
Когда они наконец освоили Simius Nasus для Макгонагалл, за окнами совсем стемнело, а гостиная наполнилась без умолку говорящими учениками. Узнав, что такое трудное и запутанное заклинание дается мальчикам с трудом, одноклассники взяли их в плен и не отпустили до тех пор, пока все не обзавелись более-менее сносными обезьяньими носами.
На столе, вокруг которого тесной теплой компанией сидели ребята, громоздилась устрашающая кипа книг, вокруг которой лежал целый ворох пергаментных свитков, разорванных в гневе черновиков, комочков бумаги и сломанных перьев.
Джеймс сидел на полу у кресла Лили, положив голову ей на колени, и тупо пялился в учебник, пытаясь понять, о чем там идет речь, хотя каждые две минуты ловил себя на том, что читает одну и ту же строчку. Лили, подперев голову кулаком, читала вслух статью из учебника для тех, кому все-таки надо было делать эссе для Джекилла.
Вокруг нее на полу тоже валялась куча бумаги, под столом – сползшие со спинок стульев мантии, обертки от «шоколадных лягушек» и чьи-то кеды.
Алиса спала, положив голову на раскрытую книгу по колдомедицине – не щеке у нее темнело смазанное пятно чернил. Марлин, зажав уши ладонями, раскачивалась взад вперед и заучивала рецепт Глотка Сна наизусть. Тем, кто не справился с зельем в классе, Слизнорт приказал принести уже готовое зелье в понедельник и эссе на тему использования в зельеварении слюны химер.
За соседним столом Бенджи и какой-то крепыш с пятого курса устроили сражение на руках – ученики окружили их, обливаясь сливочным пивом и делая ставки. Они так громко скандировали и подбадривали соперников, что Джеймс не выдержал и гаркнул на своего загонщика, чтобы «валил спать, иначе он его выгонит ко всем чертям из команды».
Фабиан уютно похрапывал над эссе для Макгонагалл о первопричинах анимагии, а Гидеон, Питер и Сириус слушали Лили.
– К Щитовым чарам помимо всяко известных Протего Туту... тьфу ты, Тоталум и Протего Хоррибилис относят также подвидовые Дефенцио и Патроциниум... – тихо, чтобы не разбудить Алису и Фабиана, говорила Лили.
– Как? – переспросил Питер.
– Патроциниум.
– Как-как?
Сириус в сердцах размахнулся и врезал Питеру пергаментом по макушке.
– Кто здесь? – проснулась Алиса, и все дружно зашептали:
– Никто, все хорошо!
– Спи-спи.
– Все хорошо, Вуд, спи.
Алиса устроилась поудобнее и глубоко вздохнула.
Вернулся из кухни Ремус с горячим шоколадом.
Гостиная медленно пустела и погружалась в липкую сонную тишину.
Даже пламя в камине – и то как будто уснуло, зарывшись в уголья...
Когда с черновиками эссе для Джекилла было покончено, ребята, потягиваясь и зевая, разбрелись по спальням, даже не подумав убрать за собой устроенный бардак. Только Сириус, целясь, закинул в камин несколько комочков пергамента, да Лили на ходу подхватила с пола смятую мантию Джеймса.
Девочки еще какое-то время хлопали дверями, принимали душ и шумно укладывались спать, мальчики же, добравшись до кроватей, попадали спать, не раздеваясь.
Позади был очень трудный день.

_________________________________
* Уильям Шекспир "Король Иоанн"

Внезапно налетевший ветер яростно зашуршал страницами и чуть не вырвал книгу из рук. Лили и Алиса сидели на трибунах на поле для квиддича, жевали сандвичи с малиновым джемом и пытались готовиться к понедельнику и дежурству в Крыле, но это было очень и очень трудно.
С первыми лучами выходных на замок, в котором только-только начался учебный год, вдруг щедро пролились остатки лета. Прозрачный солнечный свет брызгал в окна, заливая прозрачным медом пустые классы. Небо в Большом Зале, пронизанное позолотой солнца и кремом облаков, выглядело в точности как то, с которого рисовал свой рай магловский художник Рафаэль Санти.
В погоне за ускользающим в следующий год теплом ученики дружно высыпали из замка и теперь звенели радостью и пестрели разноцветными пледами по всей территории.
Джеймс, вдохнув с утра подгоревшего прохладного ветра, никак не мог усидеть за учебниками и, несмотря на огромное количество заданий, уговорил ребят пойти на поле и поиграть в кводпот.
– Что ты будешь делать, если перед контрольной по зельеварению я не стану тебе помогать? – поинтересовалась Лили, в то время как мальчики, шумно переговариваясь и подталкивая друг друга, уходили на улицу. Она сидела за письменным столом в пижаме и своих любимых тапочках с мордами псов и, поигрывая пером, подчеркнуто не смотрела на спортивный бунт.
На ее угрозу Джеймс и Сириус лишь расхохотались.
Увидев, как обиженно вытянулось лицо любимой, Джеймс спохватился и попытался убедить Лили в том, что для домашних заданий есть еще воскресенье, а ей надо научиться отдыхать «как все нормальные люди», но извинения вышли скомканными, так как Джеймс торопился. Более того, слова про «нормальных людей» больно кольнули Лили, поэтому когда Джеймс, легкомысленно улыбаясь, попытался перед уходом поцеловать ее в щеку, она увернулась и даже не пожелала ему удачи перед игрой.
Когда гостиная опустела, пришла Алиса с чаем и печеньем, и они вместе взялись за книги.
В пятницу после дежурства мадам Помфри дала им с Алисой целый список учебников, без которых, по ее словам, о колдомедицине не может идти и речи. Ожидания не подтвердились – вместо интересных целительных заклятий учебники полнились живыми иллюстрациями того, как правильно накладывать заклинание-шов, бинт и шину, что делать после укуса ядовитого грибозуба, а также перечислялись меры, которые необходимо принять, если у волшебника внезапно случился приступ исчезательной болезни.
Скукота, в общем.
И, несмотря на все старания, позаниматься им все равно не удалось.
Солнце смотрело прямо в окно гостиной, ласково держалось теплым лучиком за локоть Лили и все норовило заглянуть ей в глаза. Полный смеха и голосов ветер проскальзывал в приоткрытое окно и ворошил страницы книги Алисы.
Ох, как это было сложно – учиться в такой день!
Последней каплей стала Марлин. Когда у девочек уже стало отказывать терпение, и мысль о неизбежной прогулке сформировалась над заваленным столом, как тучка, Маккиннон ворвалась в гостиную и без всяких предисловий просто взяла и утащила подружек на улицу.



К полудню погода разгулялась. Прохладный ветер перестал смывать с рук и лиц жару – она стала прилипать. Ученики, сидящие на трибунах, сняли куртки и подставили лица и плечи остаткам лета.
Мальчики, разгорячившись во время игры, сняли свитера и футболки и довольно щеголяли перед сидящими на трибунах девочками в одних джинсах, довольно поигрывая мускулами и поводя плечами. Джеймс и Сириус, широкоплечие и поджарые человеческие звери купались в женском внимании. Ремус, бледный и худой, сутулился и отворачивался, подставляя трибунам спину, Бенджи, маленький и крепкий, как бочонок, ни капельки не стеснялся лишнего веса, в то время как Питер снять футболку постеснялся, и она вся насквозь пропотела.
Лили отчаянно пыталась сосредоточиться на разновидностях бинтующих чар, но вместо этого нет-нет да поглядывала на то, как теплый солнечный свет вверх-вниз скользит по блестящей от пота спине Джеймса Поттера, и на то, как он с удовольствием подставляет взлохмаченную разгоряченную голову ветру...
Начиненный взрывчатыми чарами квоффл вырвался из рук Гидеона, взорвался, как хлопушка, и команда Джеймса снова выиграла.
Публика, жующая на трибунах тосты и овсяные батончики, захлопала.
– Ты лучше всех, Фабиан! – громко закричала Марлин, сложив ладошки рупором.
Джеймс оглянулся вместе с младшим Пруэттом и, увидев, что Лили на него смотрит, отчаянно замахал рукой.
Лили не ответила и уткнулась в книжку.
Игра возобновилась. Мальчики снова поднялись в воздух.
Явно не желая мириться с ее равнодушием, Джеймс начал дурачиться и красоваться на метле, так что вскоре половина поля теперь смотрела только на него.
В начале новой партии он вдруг крепко схватился руками за древко метлы, вскинул тело вверх ногами и замер, удерживаясь на крепких, подрагивающих от напряжения руках на высоте двадцати футов.
Публика захлопала.
Видимо, Джеймсу было мало того, что Лили прижала обе ладони к губам. Покачнувшись, он упал обратно на метлу, встав на древко ногами, нырнул в глубокую воздушную яму и скользнул по ней вверх, сгибая колени и балансируя на метле, как серфингист на доске.
Лили боялась смотреть на это, но не могла отвести взгляд. В конце-концов она заставила себя снова опустить взгляд в книгу и зажала ладонями уши.
Как будто он знает, что она боится высоты.
Как будто не знает, как она боится за него!
Неужели он просто хочет над ней поиздеваться?
Лили вдруг стало страшно.
Вдруг теперь, когда они вернулись в школу, Джеймсу опять ударит в голову слава величайшего хулигана, и он снова превратится из парня, который нашептывал ей на ухо пьянящие слова под куполом из звезд, в озабоченного и вредного мальчишку?
Или еще хуже – вдруг она тоже влезет в свою «формочку» и будет так же язвить, раздражаться и сердиться, как раньше?
– Ну что, мир, Лили?
Лили подскочила.
Свесившись с метлы вниз головой, Джеймс держался за древко согнутыми в коленях ногами и смотрел на Лили с ласковой усмешкой. Очки сползли ему на лоб.
– Привет, девчонки, – коротко бросил он, взглянув на хихикающих подруг Лили.
– Ты меня напугал, – спокойно молвила Лили, опуская взгляд в книгу.
– Ты меня уже простила, или мне еще полетать? – деловито спросил он, обхватывая себя руками.
– Кажется, твоя команда проигрывает, так что да, лети к ним, – холодным и круглым, как камень, голосом проговорила Лили, аккуратно возвращая очки на место. – Это ведь бесконечно важно.
Не успели эти слова сорваться с губ, как она мысленно хлопнула себя по лбу.
– Поцелуй меня, – вдруг сказал Джеймс.
Лили вскинула на него взгляд, чувствуя, как загорелись на ветру щеки.
– Что?
Он смотрел на нее, сместив губы на сторону в веселой насмешке, и в глазах его плескался тот самый шоколад, в котором Лили утонула тогда, в столовой своего прежнего дома.
– Я хочу, чтобы ты меня поцеловала, – беззаботно пояснил Джеймс.
Лили подавила желание взглянуть на девочек, которые в этот момент отвернулись от них, дружно склонившись над учебником.
– Зачем тебе целоваться с ненормальной, Джеймс? – скептически спросила она и смела с горячей щеки прядку. – Вдруг ты заразишься?
Джеймс подлетел ближе.
– Я готов рискнуть.
Лили улыбнулась в книгу и поскорее сжала губы.
– Поцелуй меня, или я упаду и сломаю себе шею.
– Ты всегда будешь меня шантажировать? – осведомилась она у своей книги.
– Да.
– То есть, у меня нет выхода?
Джеймс потряс головой и сочувственно поджал губы.
Лили невольно взглянула на них и вспомнила, какие они на вкус. Требование немедленного поцелуя загорелось на губах и кончике языка, но она только упрямо пожала плечом и снова сделала вид, что читает.
– Ну ладно же, – Джеймс отцепил от метлы одну ногу.
– Ты что! – Лили бросилась к нему, схватив Джеймса обеими руками, но тот не упал и только добродушно рассмеялся.
– Дурак! – испуганно пробормотала Лили, все еще боясь разжать руки. Сердце колотилось так, словно ее тело было слишком тесной клеткой для него.
– Вот видишь, я – дурак, ты – ненормальная, – без тени улыбки сказал Джеймс, цепляясь за метлу одной ногой, как большая летучая мышь. – Слушай, может пожен...
Лили быстро склонилась к нему и поцеловала, заглушая конец слова и с удовольствием запуская пальцы в полные ветра волосы.
Мальчишки на поле засвистели и захлопали, но они их не слышали.
Джеймс обхватил ее руками, Лили, нежно уступая его напору, водила ладонью по шее и плечам любимого. К черту притворство, ей уже минут двадцать невыносимо хотелось их потрогать. Она стащила с него очки.
Это было непривычно и странно – целоваться вот так, но в то же время очень и очень здорово. Спустя несколько долгих и невыносимо сладких мгновений требовательный поцелуй Джеймса перешел в уступчивый, и он отпустил ее.
– Ну что? Теперь мир? – хрипло прошептал он в ее губы.
– Не пугай меня больше так.
– Прости, – он заглянул ей в глаза. Лили поняла, что он имел в виду не только свое дурачество, но и обидные слова утром.
– Лети, – отозвалась Лили и снова поправила сползающие очки. – Удачи тебе, мой капитан.
– Лечу, – Джеймс еще разок легонько поцеловал ее, и метла утащила его наверх, разомкнув их губы.
– Ого, да тут жарко!
Лили обернулась.
К ним по трибуне поднималась Роксана Малфой, маленькая и по-мальчишески угловатая в растянутой черной майке. Нелепо-розовые волосы были собраны в растрепанный узел на макушке, глаза были накрашены так ярко, что девочка напоминала енота, большие пальцы небрежно цеплялись за карманы коротких рваных, шорт.
– Привет.
– Получила твою записку, – Малфой без разрешения плюхнулась на скамейку рядом с Лили. – О чем ты хотела поговорить?
Казалось, что сидящих рядом Марлин и Алису она просто не заметила.
– Ам-м... да, я хотела. Кстати, познакомься, это Алиса Вуд и Марлин Маккиннон.
Роксана взглянула на них, наклонившись вбок.
– Приятно, – наконец сказала она. Жвачка нелюбезно чавкнула у нее во рту.
Девочки ответили сдержанным кивком. Слизеринцев не любил никто. Слизеринцев из семейки Малфоев-Блэков – особенно.
– Так в чем дело-то? – Роксана поджала одну ногу и, уткнувшись подбородком в острое колено, принялась перешнуровывать кед. – Ты сказала, что это важно. Кстати, в следующий раз хотя бы говори, где этот стадион находится. В вашем замке хер разберешься.
Лили увидела краем глаза, как переглянулись Марлин и Алиса, и решила, что побеседовать им лучше наедине.




– Скажи, что произошло, когда ты нанесла краску на волосы?
Роксана дернула плечом. Мимо них с криками пронеслись мальчики, у одного из них под мышкой был зажат раздувающийся от чар квоффл.
– Сильно зачесалась голова. Я испугалась, размотала полотенце и вот, – она дернула себя за пушистую розовую прядь. – А что?
– А то! Чтобы узнать, в чем проблема, мне пришлось прибегнуть к методу Голпалотта...
– Чего?
– Я исследовала твои волосы, но для этого мне пришлось разделить их на составляющие, чтобы проанализировать каждую из них.
– Круто. И? – Роксана сидела, по-мужски широко расставив ноги, упиралась локтями в колени, ссутулив спину, и жадно следила за игрой в кводпотт, приоткрыв рот в улыбке.
– Понимаешь, я думала, что проблема в краске, и искала противоядие именно от нее...
Малфой наконец перевела на нее взгляд. Восхищенная улыбка медленно сползла с ее губ.
– Не пугай меня.
Лили внимательно посмотрела в черные глаза девушки.
Она казалась такой... обычной.
В правду верилось с большим трудом.
Да и звучала она очень глупо.
Но сказать ее она была обязана.
– Ты... вейла, Роксана.
Лили хотела сказать это твердо, но получилось скорее озадаченно, чем уверено.
Девушка какое-то время смотрела на нее, высоко подняв брови, а потом фыркнула и весело рассмеялась.
– Прости... у тебя просто лицо такое сейчас было, – Малфой зафыркала.
– Это не смешно. Колба с твоим волосом взорвалась, когда я произнесла Специалис Ревелио. Я искала в учебнике, когда такое случается, и нашла, что так бывает только при воздействии заклинания на кровь вампиров, шерсть оборотней, чешую русалок, а также волосы вейл и нимф... почему ты смеешься? Ты что, все знала?
Смеясь и покачивая головой, Роксана полезла в карман за сигаретами.
– Лили, моя бабка была вейлой, – сказала она, смакуя сухими узкими губами вишневый дым и внимательно глядя Лили в глаза. – Если я и вейла, то хорошо если на одну восьмую или десятую.
– Но колба...
– Это только волосы! – Роксана дернула костлявыми плечами. – И у меня, и у Люциуса, и у нашей дражайшей матушки. Вот ей, кстати, очень нравится себя убеждать, что она наполовину вейла. Кажется, она ужасно этим гордится.
– Разве это плохо? Я бы, наверное, тоже хотела верить в то, что я наполовину вейла, – Лили отвела взгляд. – Разве не здорово верить в то, что ты особенная?
Роксана грустно усмехнулась и спросила:
– Знаешь, как моя особенная бабка сколотила состояние? Она трахалась со всеми за деньги, а в процессе убивала, потому что когда вейлу еб... ну в общем, делают с ней это, она становится типа гарпией, – Малфой стряхнула пепел на пол и выгнула губы в брезгливой усмешке. – А потом жрет своего партнера. Круто, да? Ну как, все еще думаешь, что мне хочется быть на нее похожей?
Лили ещё пару секунд смотрела на Роксану, а затем быстро зажмурилась и неуютно передернула плечами. Роксана рассмеялась.
– Нет. Прости, забудем об этом.
– Да всё нормально.
Неожиданно над их головами зазвучал громкий издевательский смех.
Девочки синхронно обернулись.
На верхних трибунах сидела группка слизеринских девочек во главе с Блэйк Забини.
Она сидела выше всех остальных, так что все остальные оказались у ее ног, обтянутых белыми колготками. Ветер чуть шевелил черную юбку на пене из кружев и белоснежную шелковую блузку. Пышные кудри аккуратно покоились на плечах, в ушах и на шее сверкал жемчуг, на коленях лежала коробочка с вафлями.
Казалось, что Блэйк только что сошла с рекламы шоколадных конфет.
– Эй, Малфой, сегодня будешь спать в коридоре! – крикнула она, и девочки, все чем-то неуловимо на нее похожие, зашлись в угодливом хохоте. – Мы тебя больше в Слизерин не пустим, ты нам все провоняешь.
– Вот сучки, – проворчала Роксана, отворачиваясь. – Это что, такой хогвартский стеб?
– Это не из-за тебя, – недовольно отозвалась Лили. – Это из-за меня.
– Не поняла.
– Я магла, Роксана, – Лили никогда этого не стеснялась и сейчас её голос звучал громко и твердо. – Мои родители – маглы.
На лице Малфой проступило понимание.
– Ясно.
Она затянулась напоследок, выкинула сигарету и обернулась к хихикающим девушкам.
– Идите на хер, курицы! – крикнула она, приставив ко рту ладонь. – На! Хер! – смех оборвался, Роксана показала слизеринкам крайне неприличный жест, хлопнув себя по плечу и отвернулась.
– Радикально, – заметила Лили после короткой паузы.
Роксана пожала плечами.
– Теперь тебя сожрут!
– Они – меня? – Роксана засмеялась, и Лили вдруг вспомнила, что так же рассыпчато смеялась ведьма в черно-белом фильме, которого она очень боялась в детстве. – Лили, во имя Мерлина, они подавятся и сдохнут. Не надо прощать таких, как Забини. Я бы ее смазливую мордашку по траве размазала, да пачкаться в её помаде лень.
Лили с улыбкой покачала головой.
– Ты невероятная. Спасибо тебе.
Роксана хмыкнула и окинула её взглядом, причем как-то совершенно по-мужски, Лили даже стало немного неуютно. Так на девчонок смотрит только Сириус.
– И тебе спасибо. Не понимаю только, почему ты вообще мне помогаешь?
Лили легонько пожала плечами.
– Не знаю. Будь я на твоем месте, мне бы хотелось, чтобы хоть кто-нибудь помог. Я закончу противоядие до понедельника, и мы непременно вернем твой нормальный цвет. Никто не будет над тобой смеяться.
Роксана усмехнулась.
– Да плевать. Все равно я здесь ненадолго.
– Что?
– Да ничего... слушай, Лили, ты не знаешь, где можно достать метлу?



Когда Роксана с радостно бьющимся сердцем выбежала из раздевалки Слизерина на поле стадиона, над ней с громкими криками и хохотом пронеслись двое мальчишек на метлах.
Поднявшийся ветер встрепал её волосы и майку.
Перехватив поудобнее громоздкую школьную метлу, Роксана побежала по газону к группке мальчиков, которые как раз приземлились посреди поля и теперь жадно разбирали бутылки с питьевой водой.
Отвыкшая за время учебы в Шармбатоне от зрелища мужских тел, Роксана замедлила шаг. Как зачарованная, она смотрела, как один из мальчиков схватил бутылку и жадно, в несколько глотков осушил ее почти до половины. Вода при этом пролилась ему на руки и грудь, и он инстинктивно поджал живот, когда на него пролилась ледяная струя.
Остатки воды он вылил себе на голову, наклонив ее так, что оголилась крепкая шея, и встряхнул волосами, прямо как собака.
Роксана подошла совсем близко, не в силах оторвать от него взгляд. Неожиданно парень обернулся, услышав ее шаги, и Роксана замерла, как вкопанная.
– Ты?! – вырвалось у нее.
Блэк окинул ее небрежным взглядом, задержал его на метле, усмехнулся, облизав губы и закрутил бутылку. На мизинце у него полыхнуло железное кольцо. Роксана невольно тронула большим пальцем свое, чувствуя, как волнение сменилось бурлящей злобой.
– Ты рано, мы еще не доиграли, – он небрежно взмахнул рукой, отворачиваясь. – Подметешь поле, когда мы уйдем.
– Я хочу сыграть с вами, – не терпящим возражений тоном заявила Роксана.
Сириус медленно обернулся.
– Только в качестве бладжера, Малфой и я буду первым, кто с удовольствием отправит тебя в полет.
– Я хочу играть.
– Исключено-о, – пропел Блэк. – Мы будем играть в сдвигудар. Это не женская игра. Ты расшибешь свою очаровательную задницу и мы же будем в этом виноваты. Так что... давай, вали.
– Я. Хочу. Сыграть. С вами, – снова произнесла она, упрямо надавливая на каждое слово. Блэк, склонив набок голову и прищурив глаза, медленно развернулся и снова направился к ней.
В глаза невольно бросилась длинная белая полоска, похожая на шрам, и тонкая дорожка волос, бегущая от пупка под пояс джинсов. Блэк двигался как кот, лениво и непринужденно переставляя ноги и слегка двигая плечами. На подтянутом животе при этом то слева, то справа обозначалась тугая впадина.
Несмотря ни на что, этот поганец был чертовски привлекателен и, кажется, прекрасно это осознавал.
– Запомни, киска. Мне глубоко насрать на то, что ты – Малфой. В этой школе перед тобой будут пресмыкаться только слизеринцы, а если я сказал "нет", это значит нет. Понимаешь, что значит это слово?
Раздался свист и откуда-то сверху спрыгнул очкастый друг Блэка.
– Бродяга, если ты еще хочешь сыграть с нами, неси свою задницу в воздух, а то мы начнем без тебя, – он взглянул на Роксану. – Что тебе нужно, Малфой?
– Она почему-то решила, что мы возьмем её поиграть с нами в сдвигудар, – Блэк облизал губы и очаровательно улыбнулся.
Джеймс подавился смешком и поспешно нацепил на лицо серьезное выражение.
– В сдвигудар? – переспросил он на всякий случай. – А ты объяснил ей, в чем суть игры? Не боишься, что из тебя сделают отбивную, Малфой?
– Я боюсь? – Роксана повысила голос, но Сириус все равно услышал, как что-то в нем испуганно дрогнуло. – Думаете, я не умею играть в сдвигудар?!
– Нет, – хором ответили мальчики и Роксане стало чуть-чуть не по себе. Уж больно уверено это прозвучало.
– Я думаю, ты описаешься на третьей же минуте, – улыбнулся Блэк.
– Бродяга! – укоризненно воскликнул его дружок.
– Разве нет?
Лохматый потер подбородок, глядя на нее так, словно она была полной дурой и не понимала ни слова из того, о чем они говорили.
– Думаю, на первой.
Они заржали как кони.
Роксана почувствовала, как кровь хлынула в лицо.
– Почему вы так не хотите, чтобы я с вами сыграла? – прищурилась она, заставляя себя улыбнуться, хотя от обиды все внутри просто клокотало, а ноги ослабели. – За меня боитесь? Или за себя?
Их хохот, наверное, было слышно даже в замке.
– Да, Малфой, мы очень боимся за себя, – простонал очкарик.
– До дрожи, – подхватил Блэк.
– А мне кажется, кое-кто здесь просто боится, что я у него выиграю, – Роксана прищурилась, ввинчиваясь взглядом в осколки льда на лице Блэка. – Этот кое-кто ведь просто не переживает, если его сделает девчонка, да?
– Бродяга, мне показалось, или тебя берут на «слабо»? – протянул его друг.
Блэк усмехнулся – улыбка у него чем-то напоминала звериный оскал, возможно, из-за крупноватых клыков. Роксана вспомнила Мирона, и ее решимость надрать нахалу зад возросла в десять раз.
– Предлагаю пари, Малфой, – вдруг произнес он и раскрыл узкую красивую ладонь. – Если ты выиграешь... – губы его дрогнули, глаза весело сверкнули. – Я исполню любое твое желание.
– Идет! – Роксана с готовностью вцепилась в его ладонь, загораясь нетерпением, и метнулась было с метлой к остальным участникам, но Блэк сжал ее руку и дернул на себя.
– А если выиграю я, ты исполнишь мое, – промолвил он и вдруг со странной нежностью потер пальцами ее ладонь.
У Роксаны мурашки побежали по коже.
Не может же быть, чтобы ей это было приятно?
Конечно, нет!
– Ну что, Малфой, все еще хочешь с нами сыграть? – ласково спросил он и Роксана спохватилась, осознав, что смотрит исключительно на его губы.
– Хочу, – четко произнесла она, со злостью глядя в надменные серые глаза. Казалось, что все нервные окончания переместились в пальцы. – Хочу, ясно?
Блэк смотрел на нее без улыбки и собственное "хочу" вдруг показалось Роксане каким-то не совсем правильным.
– Доволен? – Роксана сглотнула.
– Пока нет, – не отрывая от неё глаз, Блэк вдруг откинул назад голову и позвал. – Сохатый! Доставай из штанов свою палочку, старик. Нам нужен Обет.

* * *

Тонкая, словно ниточка, белая полоса – след от заклятия.
Роксана смотрела на нее, и ей казалось, что этот едва заметный след пылает, как свет маяка, притягивая внимание всех вокруг.
Кровь все еще бешено стучала в висках, без конца выбивая отдельные слова:
«Зачем. Я. Это. Сделала.»

– Правила вы знаете! – прокричал очкарик, как выяснилось, Джеймс Поттер, капитан гриффиндорской команды по квиддичу – редкий после Блэка засранец. – На всякий случай скажу еще раз. Кто последний удержится в воздухе – победил! Кто упал – в воздух больше не поднимается. Проигравшие ставят ящик сливочного пива. Все поняли?
Роксана невольно покосилась на Блэка. Тот сидел, лениво откинувшись на метле, и держался за древко одной рукой.
Поймав ее взгляд, он чуть прищурил глаза и собрал уголком рта мелкие морщинки на щеке.
Поттер поднял вверх руку.
– Итак, на счет «три». Раз... – он развернулся и его метла встала на «дыбы», словно лошадь.
– Два...
Роксана украдкой взглянула на Блэка, но тот говорил о чем-то с тощим бледным парнишкой в шрамах как от драконьей оспы.
– Три!

Суть сдвигудара заключалась в том, что участники игры безо всякого смысла и порядка сбивались в небе в яростный рой и с жутким хрустом, треском и криками врезались друг в друга. Падающего судья подхватывал уже у самой земли в тот момент, когда игрок уже во всю верил, что вот-вот расшибется в лепешку.
И жутко, и весело.
Издалека, наверное, это выглядело так, будто высоко-высоко над землей дерутся какие-нибудь гигантские осы.
Роксане же казалось, что она угодила в суп из людей.
Игроки проносились мимо как ракеты – ее могло сдуть с метлы одним только ветром. Их вопли и треск метел оглушали. В первые секунды Роксана в ужасе вжималась в древко метлы и петляла между мальчиками, как заяц. Похоже, Блэк был прав! Черт возьми, она давно не играла с парнями и забыла, как они жестоки в спорте! Пару раз в нее врезался кто-то, да с такой силой, что Роксане чуть не вырвало запястья – так отчаянно она хваталась за метлу, чтобы не свалиться.

Когда один из ребят, рыжий тощий парень сорвался с метлы, все разом взревели. Он летел, кувыркаясь, вниз, как тряпичная кукла, а потом вдруг завис в воздухе и все услышали, как он страшно ругался и хохотал одновременно.
В этот же миг напряжение, сковавшее Роксану, лопнуло, и она поддалась игре, перейдя из защиты в наступление.
И все было бы хорошо – если бы не Блэк.
Он все время обманывал ее внимание и делал вид, что целится в кого-то другого, а в последний момент бросался на нее и несколько раз и в самом деле больно ушиб ее.
Остальные участники кричали, орали матом друг на друга в конце концов, он же преследовал ее молча, неотступно и с такой яростной настойчивостью, что Роксане стало по-настоящему страшно.
Сириус был зол.
Малфой ускользала от него, как мыло в воде.
Всякий раз, когда он был уверен, что сейчас врежется в это миниатюрное тельце, оно куда-то пропадало.
Вот и сейчас.
Малфой нырнула вниз, и он со всей дури врезался в Питера.
Хвост заорал так, словно ему оторвали обе ноги сразу и, барахтаясь, как морская звезда в шторм, полетел к земле.
Сириус чертыхнулся, завертел головой увидел, что его розововолосая мишень только что столкнулась с Фабианом, но каким-то чудом упал именно он. Поддался, наверное.
– Хватит играть с ней, Бродяга! – заорал пролетающий мимо Джеймс. – Сбрось ее, мы проигрываем!
Задохнувшись от возмущения, Сириус оглянулся ему вслед – Сохатый лавировал на метле, как на сноуборде, стоя на древке на полусогнутых ногах и раскинув в стороны обе руки.
Бенджи рванул в его сторону. Джеймс подпрыгнул. Две секунды жуткого полета в открытом воздухе (у Сириуса чуть сердце не остановилось), и вот Бенджи пролетел между Джеймсом и метлой, и тот снова приземлился на тоненькую полоску дерева и под откос нырнул вниз, нагоняя Фенвика. Можно было подумать, что он сам по себе летает, а метла просто так – довесок.
Сириус отвернулся, облегченно вздыхая, и тут случилось ужасное.
Откуда она взялась, он так и не понял.
Малфой летела на него с обезумевшими от радости глазами. Сириус понял, что развернуться и уйти не сможет, уже внутренне приготовился к удару и...
Бенджи ворвался между ними, как торпеда, спасаясь от Джеймса.
Сириуса отбросило в сторону, и он потерял управление метлой.
Где-то наверху пронзительно взвизгнула Малфой. Сириус торжествующе крикнул и задрал голову, но тут что-то тяжело врезалось в него, плечо обожгло болью, и он сорвался с метлы.

Когда срываешься с метлы, испытываешь примерно то же самое, что и когда случайно пропускаешь ступеньку на лестнице.
Только в сто, тысячу раз хуже.
Ветер трепал, швырял ее, как куклу, и бил в лицо. Рассудок исступленно вопил: «Там же земля, земля, земля!», но Роксана потерялась в гуле воздуха вокруг и уже не понимала, где эта земля, и где она сама...
Внезапно она больно ударилась обо что-то прямо в воздухе.
От удара панический вихрь в голове разорвался всполохами разноцветных огней. В ушах зазвенело.
Но не успела она понять, в кого именно врезалась, как вдруг этот человек застрял прямо в воздухе. Роксана инстинктивно схватилась за него, раздался тошнотворный хруст, их падение возобновилось и ускорилось.
«Это конец!»
Роксана зажмурилась...
И тут ее словно крюком кто-то подхватил за живот.
Небо дернуло тело вверх как игрушку йо-йо на веревочке, вызвав прилив страшной тошноты, а в следующий миг девочку и ее спутника ударило о землю – раз, другой, они прокатились по ней кубарем, так что Роксана вся превратилась в один большой ушиб, наконец, в последний раз её особенно крепко приложило всем телом сразу о твердую холодную почву, и падение завершилось.
Земля раскачивалась, как палуба корабля.
Роксане казалось, что если она откроет глаза – ее снова выбросит в воздух.
Голова кружилась, словно внутри гуляло торнадо.
Роксана вдохнула и приоткрыла ресницы.
Первое, что она увидела – это широко распахнутое небо. А потом она почувствовала тяжесть, тепло человеческого тела и в частности – шеи, к которой прижималась щекой.
Очень медленно она разжала руки, которыми цеплялась за его спину и плечи. Очень медленно человек поднял голову.
Серые глаза встретились с черными.
– Блэк...
Он мелко-мелко дрожал. Длинные темные волосы щекотали Роксане лицо, а дыхание, сбившееся, быстрое, билось об её лицо и шею.
Они прижимались друг к другу как любовники, сцепленные пережитым наслаждением и несколько совершенно бесконечных мгновений ошарашенно смотрели друг на друга, а потом выражение ужаса в глазах Блэка сменилось ненавистью.
– Дура... – прошептал он, прикрывая глаза, и скатился с нее на траву. В руке у него была палочка. Вот, значит, почему они остались живы.
– Мы могли разбиться... – вяло ворочая языком, проговорил Блэк. – Черт тебя подери, Малфой... Какого хера ты в меня вцепилась? Падала бы себе, и тебя бы обязательно поймали внизу... ты идиотка.
Роксану тоже трясло, как в лихорадке.
– Это ты идиот... – пробормотала она, цокая зубами, и закрыла глаза. Так было безопаснее всего. – Я же не нарочно...
Она не знала, как долго они вот так лежали на траве, плечом к плечу. Может быть, всего минуту, а может, целый час.
То самое небо, с которого они только что обрушились вниз, пристально вглядывалось в них с высоты.
Голоса людей, вспыхивающие на границе сознания вдруг стали громче и обрушились на Роксану, затопили и разнесли в щепки тихий безвременный остров, на который их с Блэком выбросило небо.
– Что вы наделали?!
– Ты не ранена?
– Что с твоей рукой?!
Среди наплыва звуков, лиц, глаз, волос, тел и одежды вдруг появилась чья-то рука.
– Вставай, – властно произнес холодный голос.
Роксана недоверчиво взглянула сначала на руку, потом – на ее обладателя. Катон Нотт смотрел на нее безо всякого выражения, невольно напоминая Абраксаса. На виске его бешено пульсировала жилка, и Роксану это испугало.
– Не могу, – тихо призналась она.
Слизеринец поджал тонкие злые губы и поднял ее сам.
– Можешь стоять?
Она не ожидала от него ни такой резвости, ни тем более той обходительности, с которой он поддерживал ее под руку, поэтому инстинктивно отстранилась.
– Кажется, – Роксана украдкой обернулась, вспомнив, что сломала Блэку руку, но Катон дернул ее на себя и потащил прочь.
– Ты что? – ноги слушались плохо, и Роксана спотыкалась через каждый шаг.
– Хочешь, чтобы все болтали о том, что Малфой играет в запрещенный квиддич в компании грязнокровок? – тихо и зло говорил он, кутая ее на ходу в длинную черную мантию. – Идем отсюда скорее.
– Какая трогательная забота, кажется, меня сейчас стошнит, не придержишь мне волосы?
Язык тоже двигался с трудом. Катон ничего не сказал, но сдавил ее плечи так, что Роксана чуть не закричала в голос и дернул за собой.
Поднимая его и попутно ругаясь с Бенджи, Джеймс неосторожно дернул Сириуса за поврежденное плечо, и от боли перед глазами все вдруг потемнело.
– Аккуратнее! – прорычал Сириус. От боли все перед глазами потемнело, и он почти не слышал, как Бенджи говорит о весе двоих людей и силе заклинания, а Джеймс орет что-то о каких-то руках из какой-то задницы.
Сириус попытался ощупать плечо – оно совершенно жутко и неправильно торчало из руки, а на его месте образовалась ямка, каждое прикосновение к которой иглой входило в мозг.
– Давай я попробую тебя залечить, – Джеймс занес палочку.
– Ты уверен? – Сириус перехватил его руку.
Они посмотрели друг на друга. Джеймс, поджав губы, спрятал палочку на место.
– Да, я знаю, целитель из меня хреновый.
– Не...
– Он ранен?
Лили так стремительно опустилась в траву, что Сириусу в глаза невольно бросилась показавшаяся из-под платья коленка.
– Сможешь его починить? – встревоженно спросил Джеймс, глядя, как Эванс, сосредоточенно сдвинув брови, разглядывала торчащее из руки Сириуса плечо.
– Да, конечно... – она вдруг выпучила глаза и вскинулась, вспомнив что-то. – То есть нет! Не здесь!
– Почему?
– Потому что сюда идет мадам Трюк!
После ее слов повисла секундная пауза...
А потом маленькая компания с воплями брызнула во все стороны, расхватывая вещи и бросая метлы прямо на поле.
– Если она узнает, оторвет нам головы! – вопил кто-то.
– Выгонит из команды, это как пить дать!
– Вещи, вещи! – истерично заорал Питер и метнулся было к трибунам, но Джеймс вынул палочку, и сумки сами прилетели к ним, по пути сбив Питера с ног.
– В прошлый раз она сказала, что засунет нам метлы в нос, если еще раз увидит сдвигудар на своем поле! – Сириус как попало заталкивал вещи в рюкзак здоровой рукой, оглядываясь так часто, что рисковал свернуть себе шею.
– Ой, мамочки, она уже здесь! – тоненько проговорила Лили, со страшной скоростью застегивая пуговицы на рубашке Джеймса, пока сам он набивал свой рюкзак у нее за спиной.
Они застыли и все как один обернулись на выход из раздевалки. Из тени к ним стремительно приближалась фигура главного тренера Хогвартса. Полы и рукава мантии угрожающе вздувались на ветру, делая женщину похожей на большую хищную птицу, короткие волосы торчали во все стороны, и в них словно трещало электричество.
– Так, сейчас все очень спокойно... – медленно произнес Джеймс, сжимая руку Лили. – ... БЕЖИМ!!!



– Хагрид! Хагрид, открывай скорее! – Джеймс на ходу врезался в дверь хижины и забарабанил, нервно оглядываясь назад.
Питер, еще более лохматый, чем Джеймс в свой самый плохой день, привалился к косяку. Эванс, задохнувшись, присела на гигантскую сухую тыкву у ступенек, но овощ не выдержал веса, и Лили с тоненьким визгом провалились внутрь.
Джеймс оглянулся на нее, и в этот момент дверь домика открылась и явила ребятам вечную бородатую защиту в цветастом фартуке и рукавицах размером с детский плащик.
– Эк вы не вовремя-то, – проворчал великан и нахмурился, глядя, как Джеймс достает из тыквы свою ненаглядную, Сириус придерживает выдернутую руку, Питер, задохнувшись, обнимает стену, а Ремус прижимает к сердцу ладонь и утирает с лица пот. – Чегой-то с вами?
– Спрячь! – выдохнул Сириус, в панике оглядываясь на край холма, залепленный облаками, словно творогом. По тропинке с холма спускалась маленькая фигурка мадам Трюк, еще более угрожающая, чем на поле, и на сей раз в компании еще одной фигуры, пострашнее. – Спрячь нас скорее, Хагрид!
– Опять что-ль набедокурили?
– Хагрид! – взмолился Джеймс. – Это в последний раз!
– Ну ладно уж, ладно! Вы трое – в лес, – он подтолкнул Джеймса, Лили и Ремуса в сторону плотной стены деревьев за стеной. – И... это... молчок там! А вы двое – ко мне!
Хагрид пропустил Сириуса и Питера в хижину, так хлопнув последнего по плечу, что тот на ходу споткнулся и перевернул стоящую у входа корзину. В ней что-то противненько заскулило.
– Превращайтесь давайте, и тихо мне! – Хагрид покрутил пальцем в рукавице, словно рисовал круг. Черные глаза его поблескивали, похоже, он и сам заразился кипящим в ребятах адреналином. Перед превращением Сириус машинально отметил чудовищный узор из ромашек на занавески, из которой воровато, словно мальчишка, выглядывал большой и страшный Хагрид.
Поразительно, до чего такие мелочи врезаются в память.
А потом картинка переменилась, он уменьшился в росте, и круглый стол, заваленный ингредиентами для выпечки, увеличился в размере и угрожающе навис над Сириусом.
Хижина погрузилась в красно-оранжевый цвет и наполнилась тысячей запахов, которые так резко ударили Сириуса в нос, что он чихнул. Горькое дерево, кислая кожа, сладковато-пряные травы и мука, мука, слишком много муки!
Он снова чихнул, наступил на поврежденную лапу и завалился на пол, чуть не расплющив выскочившую из-под него крысу.
В дверь постучали. Сириус невольно подскочил, вскинув уши. Казалось, что это колотили молотком в кастрюлю у самого уха.
Ветер, дерево, запах полировки для дерева и краски для мячей – мадам Трюк.
Чернила, пергамент, печенье с гвоздикой.
Это уже хуже.
Макгонагалл.
Сириус заскулил и спрятал голову лапами.
От пола пахло соломой и мышами.
– И вы точно не видели, куда они направились, Хагрид? – требовательно спрашивала декан. Как всегда очень прямая, строгая и аккуратная, она выглядела очень странно на фоне ощипанных тетеревов, свисающих с потолка. И голос у нее был слишком резкий и такой кошачий, что Сириусу хотелось броситься на нее с лаем и загнать на дерево.
Мадам Трюк маячила у нее за спиной, впиваясь в Хагрида желтыми глазами. Она была похожа на маленького ястреба в мантии.
– Это были Поттер и Блэк? – резко спросила она.
– Что? Не-ет, этих я не знаю. Убегли куда-то к теплицам, я им кричал, да не обернулись. Я вот, – Хагрид махнул ручищей в сторону Сириуса, и он невольно поджал хвост. – Псинка у меня захворала. Дурная скотина.
Сириус зарычал.
Неожиданно из корзины, которую перевернул Питер, выползло что-то маленькое, кривоногое и толстое и, помахав хвостом-обрубком, пугливо подобралось к Сириусу.
Щенок.
Самый уродливый щенок, которого Сириус когда-либо видел.
– Ощенилась вот, – крякнул Хагрид, сунув руки в карманы своего цветастого фартука. Сириус от возмущения чуть не превратился обратно в человека.
– Ясно, – Макгонагалл коротко взглянула на то, как щенок самозабвенно жует Сириусу ухо, и поджала губы. – Прошу вас, Хагрид, если увидите их, пришлите мне сову.
– Ясное дело! – великан неуклюже потоптался на месте. – А чего они натворили-то?
Макгонагалл обернулась, уже собираясь уходить.
– Играли в сдвигудар, – сухо молвила она.
– Сегодня? – изумился великан.
– Вот именно. Жду вашу сову, Хагрид.
– Вот еще выдумали, – ворчал Хагрид, когда опасность миновала, и ребята собрались вокруг его стола за чаем. – Вечно я чтоль буду за вас отдуваться? Сваливаетесь как снег на голову, а мне краснеть перед профессором Макгонагалл и Дамблдором тоже...
Он так яростно раскатывал тесто для будущего пирога, что грозил сломать у стола ножки.
В хижине приятно пахло деревом, кожей, тыквами, яблоками и корицей. Пучки трав увивали стены замысловатой пряной гирляндой. В маленькой печке сухо потрескивал огонь. На большом круглом столе теснились банки с мукой и сахаром, а вокруг горой лежали коряво нарезанные, густо обсыпанные корицей яблоки. Когда Хагрид отворачивался, над столом обязательно мелькала чья-нибудь рука, и гора яблок сразу становилась меньше.
– Все по-честному, Хагрид. Ты молчишь о наших делах, мы о твоих, – Джеймс подозрительно вглядывался в свое печенье, задрав очки на лоб. – Это что, козье де...
– Шоколад, – быстро сообщил Ремус, гладя по голове детеныша гиппогрифа, на которого они наткнулись в кустарнике за домом.
Джеймс уронил очки на нос, оглянувшись на Люпина.
– Ты его попробовал?
Гиппогриф вскинул голову, вцепившись взглядом в печенье в его руках, и направился к нему с маниакальным блеском в глазках. Детеныш был не больше новорожденного жеребенка, плохо держался на тонких пушистых ногах и время от времени тоненько резко вскрикивал, пытаясь расправить крепко привязанные к спине крылья.
Джеймс, Лили и Ремус наткнулись на него в кустарнике за домом – малыш раскапывал фундамент в поисках мышиных нор.
– Что это за уродец? – спросил Сириус, брезгливо стряхивая со своей ноги любвеобильного щенка. Он сидел на стуле, сгорбившись в неприятном ожидании, в то время как Лили сновала у него за спиной, торопливо листая учебник по колдомедицине. – Я не твоя мамаша, отвяжись! Фу, фу!
– Ты уверен, Бродяга?
– Иди... к черту, Джим!
– Это Клык, – Хагрид уложил последний кусочек яблока в пирог размером с хороший тазик и улыбнулся в бороду, глядя на дело рук своих. В своих огромных рукавицах и ужасном цветастом фартучке с оборками он был похож на страшную бородатую домохозяйку. – Нашел вот вчера беднягу под «Кабаньей головой». Мамка, видать, бросила. Будет мой новый охотничий пес.
– Кажется, он описался, – сообщил Джеймс, наклоняясь вбок.
Маленький гиппогриф, шатаясь и цокая копытцами по полу, подошел к столу и склонил набок голову, задумчиво глядя, как с печенья Питера осыпается крошка. Мальчик покосился на него и сглотнул. На нем последствия превращения почему-то в последнее время сказывались куда острее, чем на остальных. У Сириуса, бывало, несколько часов после обращения держался острый собачий нюх, Джеймс слышал шорохи в радиусе многих десятков метров и шарахался от каждого резкого движения, Ремус различал такие оттенки и мелочи, что даже страшно становилось, а Питер почему-то только все больше и больше напоминал свое звериное подобие. Становился дерганым, нервным и постоянно точил что-то, засыпая себя крошкой. Как сейчас, например.
– Кстати, о питомцах, – Лили отдернула книгу, из которой любознательный гиппогриф пытался вытянуть яркую шелковую закладку. – Хагрид, откуда ты его взял? Это вообще законно?
– Профессор Грей подарила, – миролюбиво сообщил великан, бережно, словно младенца, перенося пирог к печке. – Ей несподручно следить за ним, у нее же уроки, – он на ходу потрепал гиппогрифа по голове. – Славная женщина эта профессор. Привезла с собой кучу всякого зверья, чтобы детишкам интереснее было. Уйди, Клювокрыл, горячо. Так вот, был я у ней на уроке...
Сириус напрягся, когда Лили приблизилась к нему с поднятой палочкой. Джеймс беззвучно засмеялся, наблюдая за ними. Гиппогриф ревниво клацнул клювом и мягко потянул Джеймса за рубашку, разрывая рукав.
– ... бросился-то, а она и глазом не повела, как вынет кнут, да как...
Лили подала Сириусу деревянную ложку.
– Это еще зачем?
– Чтобы ты не орал, – легко пожала плечами она.
– Что-то мне совсем это не нравится, – пробормотал Сириус, беря ложку в рот и зажимая кислое дерево зубами. – Может наложить анестези...
Плечо вдруг с хрустом встало на место, и Сириус сдавленно взвыл от боли, чуть не перекусив ложку пополам.
– Пожалуйста, – весело отозвалась Лили в ответ на его сдавленную ругань. Сириус стукнул кулаком по столу, давая выход чувствам.
– ...а я ей и говорю, что опыта у меня хоть отбавляй, и я завсегда с любой скотиной управлюсь. У ней, вот когда гиппогриф разродился, не было помощника, а я тут как тут. Ну и она сказала, что когда уйдет, мне своих зверушек передаст. Так-то, не хочет, видать, в плохие руки...
– Уйдет? – заинтересовался Ремус. – Почему?
– Лично я уже привык, что преподаватели бегут от нас, как от огня, – усмехнулся Сириус, глядя, как бинт туго обматывает его плечо. – Жаль, конечно, у этой хоть фигурка ничего.
– Бродяга!
– Что?
– Дамблдор ее только на энтот год зазвал. Хочет, чтобы за Хогвартсом приглядела, пока все эти оборотни окаянные не угомонятся. Она в этом деле толк знает, поговаривают, что ее папаша...
– Оборотни? – нахмурился Ремус, выпрямляясь на стуле. – Ты о чем говоришь, Хагрид? Какие оборотни?
Хагрид замер, глядя в печку.
– Зря я это сказал. Очень-очень зря...
– Хагрид!
Великан насупился и принялся убирать со стола.
– Не слыхали небось? В газетах уж всю неделю пишут, что энтот как его... не то Сизый, не то...
– Сивый? – тихо переспросил Ремус, бледнея.
– Он самый. Поговаривают, что он своих нелюдей против маглов повел...
Джеймс и Сириус коротко переглянулись и одновременно взглянули на Ремуса. Пальцы, сжимающие чашку, побелели от напряжения.
– Дамблдор вот опасается за школу, потому и вызвал профессора Грей из Министерства. Все лето уговаривал, не хотела она, вишь, преподавать-то. Уговорил, теперь будет следить, чтобы ни один волчара к нам не влез. Чегой-то ты, Ремус? Не плохо тебе?
Ремус поспешно опустил на стол чашку – она дрожала в его руке так, что чай норовил выплеснуться наружу.
– Нет, я здоров, – едва слышно шевельнул губами тот и поспешно сделал глоток. – Все отлично...
Хагрид хмыкнул, глядя на него из-под кустистых бровей, и перевел взгляд на Сириуса. Лили уже почти закончила бинтовать ему плечо, но ей мешали – маленький гиппогриф подбивал ее под локоть, требуя внимания.
– Это ты на квиддиче себе руку-то обломал, а, Сириус?
– На квиддиче, – пробурчал Сириус, морщась. Рука, которую пришлось держать поднятой, страшно затекла, и от тугого бинта легче не стало. – Сестренка Малфоя постаралась. Я думал, она ее вообще к чертям оторвет.
– Не знал, что у Малфоев двое детей-то.
– Один – уже перебор, – проворчал Сириус.
– Симпатичная, видать? – проницательно улыбнулся Хагрид, и Сириус наградил его злым взглядом.
– Крыса!
Питер закашлялся.
– То-то, Сириус, ты так обозлился, – Хагрид послал ему совершенно неуместное подмигивание.
– Хагрид, будь она парнем, я бы ей уже давно врезал! – прорычал Сириус.
– Не ссорился бы ты с Малфоями, Сириус, – вздохнул Хагрид. – Плохие они люди. Все как один.
Сириус не ответил – пирог на огне начал покрываться корочкой.
– Голодные, что ль? – оживился Хагрид, увидел, что миска с печеньем давно опустела, и с энтузиазмом взялся за обед. – На завтраке вас не видал. Не были никак?
– Нет, – ответила за всех Лили, награждая Джеймса косым взглядом. – Кому нужна еда, Хагрид, когда целое поле простаивает без дела.
Великан фыркнул и принялся чистить картошку для обеда.
– Нашли тоже время, когда играть...
– А что?
– А вот были бы за завтраком, знали бы небось.
– Хагрид!
– День Памяти сегодня, олухи вы эдакие! – укоризненно проворчал Хагрид. – Зал с утра весь черный был. В память детишкам, которые того... в поезде-то.
Джеймс опустил руку с печеньем на стол.
– Сегодня?
– Вечером.
Повисла неловкая тишина.
– Мы не знали, Хагрид, – серьезно сказал Джеймс. – Правда, не знали.
– Не знали они. А знали бы, не пошли?
– Нет, – твердо сказал Джеймс. – Мы тоже были в том поезде, Хагрид. И видели все это своими глазами.
Великан тяжело вздохнул, соскабливая с картофелины кожуру. Ребята притихли, глядя каждый в свою чашку.
– Были-были... я вот тоже... того... переживал вот, – он покосился на Лили черным, похожим на жука глазом. – Думал, а вдруг оно как...
Лили поспешно вскочила, оббежала стол и с ласковой улыбкой крепко обняла великана, но она была такой маленькой, а Хагрид таким большим, что получилось обнять только его руку.
Хагрид, кажется, ждал этого, потому что, шмыгнув носом, тут же обнял ее, быстро утерев нос кухонной рукавицей.
– Не волнуйся, Хагрид, – обнимая сентиментального великана за шею, Лили обвела теплым взглядом сидящих за круглым столом мальчиков. – У меня была лучшая... самая лучшая защита в мире.
– Душегубы проклятые. Это кем надо быть, чтобы на детишек беззащитных нападать?
– Так уж и беззащитных, – хмыкнул Джеймс. Лили, возвращаясь к своему месту, улыбнулась и провела рукой по его лохматой макушке.
Хагрид зорко поймал этот легкий жест и то, как Джеймс замаслился после него.
– Поговаривают, что в поезде-то мракоборцев мертвых нашли, – заговорщически прошептал Хагрид.
– Ты знаешь? – выпучил глаза Питер. – Откуда? Кто тебе сказал?
– Видал. Неужто в поезде сами эти... Пожиратели ехали?
Мальчики переглянулись.
– Знаешь, Хагрид... я почти уверен, что это сделали не Пожиратели, – взвешенно произнес Джеймс, чувствуя на себе прожигающий взгляд Хвоста.
Хагрид со стуком положил нож на стол.
– Чтой-то ты такое говоришь, Джеймс? – великан выглядел здорово перепуганным. – Что значит-то это... а?
– Я видел, как из уборной, где нашли мракоборца, выходили слизеринцы, – проговорил Джеймс, пристально глядя великану в глаза.
– Видел и ничего не сказал?! – вспыхнул Сириус.
– Джеймс?! – Лили так и подскочила.
– Они тебя не видели? – требовательно спросил Ремус.
– Конечно, нет, я похож на идиота? Я был под мантией.
Хагрид почесал голову.
– Вот оно как... ну что же... гм... я думаю, ты того, ошибся, Джеймс. Не может того быть. Никак не может... хм-м...
– Конечно, мог и ошибиться, – легко согласился Джеймс, весело глядя, как Хагрид разрывался от желания схватить первую попавшуюся сову и послать ее Дамблдору. – Надеюсь, ты никому не скажешь?
– Что? – Хагрид словно сдулся. – Конечно, нет! Конечно, конечно... почему я должен?
Джеймс улыбнулся, не замечая, какими глазами смотрел на него сидящий напротив Питер.

Свечка загорелась, и крошечная деревянная лодчонка до краев наполнилась теплом.
Огонек затрепыхался на холоде, словно птичка, пойманная в силки. Лили закрыла его ладонью, защищая от ветра, присела на корточки и бережно передала свою лодочку в холодные руки Озера. Волны тут же выхватили ее у нее из пальцев и понесли прочь.
Люди вокруг один за другим передавали друг другу пригоршни тепла, спускались с ними к кромке озера и осторожно опускали на воду. В этот вечер не было разницы между преподавателями и студентами. Общее горе сплотило всех.
Дамблдор, облаченный в простую черную мантию и круглую черную шапочку, стоял на небольшой деревянной кафедре и читал прощальную речь. Свечи мерцали вокруг него, и свет расплывался кругами, так что директора было почти не видно.
– В Хогвартсе есть традиция, – говорил он, и его громкий голос зычно и ясно разносился над водой, отбрасывая эхо в полную звезд глубину. – Свой первый и последний путь мы совершаем по воде...
Лили смотрела, как Джеймс пристраивает на воле свой огонек. Видя, что лодочка не поплыла за остальными, Джеймс украдкой подтолкнул ее пальцем и горло Лили схватил странный спазм.
Она просто вдруг ни с того ни с сего вспомнила, как на первом курсе летом они все пускали кораблики на Озере.
Тогда они верили в то, что именно их жизнь будет самой-самой лучшей в этом мире. В том числе и те, в честь кого теперь плыли огни по черной глади...
И тут ужас ледяной иглой пронзил сердце Лили, всё тело враз онемело и перед глазами всё поплыло.
Боже...
Это её вина.
Она выбирала, кого дезиллюминировать первым, а кого вторым...
Это она выбирала, кому жить, а кому нет.
Не Пожиратели... а она...
... Мальчик и девочка в купе.
Секунда сомнений – и она выбирает девочку, потому что она еще совсем маленькая, а мальчика выволакивают из купе, пока они прячутся в углу. Его испуганное лицо в купе... его улыбающееся лицо в небе над озером. Он мог бы жить сейчас, ходить на уроке, есть, спать.
Лили Эванс распорядилась иначе.
Лили закрыла голову руками и сжалась в комок.
Как она теперь будет жить с вирусом этой правды и вины в крови?
Как?
Как?
Джеймс выпрямился и оглянулся, хотя Лили не говорила ни слова. Пару секунд они просто молча смотрели друг на друга. А потом Джеймс решительно подошел к ней, проваливаясь в песок и гальку и обнял, обхватил Лили так крепко, как ещё никогда не обнимал.
– Я помню, как много лет назад мальчик по имени Том Реддл впервые пересек это озеро и переступил порог нашей школы в надежде найти здесь верный оплот своему сердцу. Знания очаровывали его... возможности ослепляли. В прошлом месяце этот мальчик объявил нашему миру войну. И Хогвартс... первым понес утрату. Невосполнимую утрату.
Дамблдор на секунду замолчал, оглядывая собравшихся у его кафедры людей, и берег провалился в такую тишину, что слышно было, как потрескивал воск на свечах.
– Пятьдесят замечательных, чудесных человек больше никогда не войдут в Большой зал. Не придут на школьные уроки. И не подбросят вверх свои шляпы, когда придет время уходить. Никогда не осуществят свои изумительные, прекрасные мечты.
Слизнорт тихо высморкался в платок. Лицо его было красным от слез.
Джекилл рядом с ним смотрел себе под ноги и едва заметно кивал, печально поджимая губы. Мадам Помфри плакала громко, не таясь – среди погибших учеников был ее тринадцатилетний племянник. Макгонагалл похлопывала ее по плечу, крепко прижимая платок к губам.
– Помните о ваших замечательных, честных, храбрых и добрых друзьях, – Дамблдор поднял хрупкие старческие руки в слишком тяжелых для них рукавах. – Помните о них, чтобы они всегда могли жить в наших сердцах. Помните о том, как мимолетна и как прекрасна жизнь. И никогда не забывайте о том, кто так жестоко и несправедливо отнял ее у них...
Пятно огней, достигшее середины озера, вдруг оторвалось от воды и огромным облаком света поднялось вверх.
Ученики страшно взволновались и ринулись к воде, но тут же замерли, когда в звездном небе над их головами вдруг возникло огромное изображение
Рыжие волосы...
Усыпанное веснушками лицо...
Невероятно красивые голубые глаза...
Взглянув на собравшихся учеников, девушка сочувственно улыбнулась, и на щеках появились две ямочки...
– Элизабет Керли...
Где-то в небе раздался хлопок. Один из огоньков взорвался, словно маленький фейерверк, и рыжеволосая девушка на фотографии превратилась в лопоухого паренька с россыпью родинок на щеках и большими карими глазами.
– Джеймс Миддлстоун...
Снова хлопок.
– Том Уитейкер... Пит Помфри, Артур и Кристофер Макмиллан, Пенелопа Питтипет...
Огоньки уплывали все выше и выше в небо.
Голос Дамблдора становился все громче и громче, перекрывая звуки взрывов.
– ... Рональд Бэлл и Сэм Аберкромби! Мы помним вас и любим. Где бы вы сейчас ни находились и куда бы ни держали свой путь... – Дамблдор вынул палочку и на секунду замер, глядя, как озеро куталось в вызолоченном тумане. А потом медленно поднял палочку вверх, и на конце ее зажегся огонек. Следом за ним несколько сотен зажженных палочек указало в небо. – Хогвартс всегда будет вашим домом!





– Прощай, Мирон... – прошептала она, поглаживая теплый, трепещущий воздух вокруг свечи, словно это было живое существо. – Прощайте, мальчики. Я буду скучать.
На секунду Роксана запнулась, потому что до этого никогда и никому не говорила о любви.
– Я люблю вас, – быстро и беззвучно молвила она огоньку. – Но мы ведь... еще встретимся, правда?
Слизеринцы, вместе с которыми она пришла, стояли в стороне. Пока они шли Роксана слышала, как они посмеивались и фыркали над этим "сентиментальным цирком". Именно поэтому она шла в стороне, подавляя яростное желание выхватить палочку и исполосовать чертовых наследничков волшебного мира какими-нибудь гадкими темными чарами.
Чувствуя на себе взгляды Катона Нотта, Мальсибера и им подобных, Роксана зашагала к воде.
Плевать, что они скажут.
Плевать на них всех.
Питер уронил свой шарф в воду и пока Макгонагалл не смотрела, выжимал его прямо в озеро.
– От воды, придурок! – проходя мимо, Сириус толкнул его.
– Мистер Блэк! – губы преподавателя трансфигурации дрожали от негодования, глаза покраснели от слез. – Могу я вас попросить хотя бы сейчас вести себя прилично? Или это слишком трудно для вас?
– Простите, профессор, – буркнул Сириус, бросил на Питера злой взгляд и зашагал обратно к лесу, сунув руки в карманы кожаной куртки.
Остальные ученики уходить не торопились и наблюдали за тем, как размывал огонь черноту озера.
У деревьев стояли близнецы и Марлин.
Они встретились взглядом.
Марлин подержалась за него немного, но только крепче прижалась к плечу Фабиана и опустила ресницы.
Чуть в стороне от них Ремус утешал Алису Вуд. Круглое лицо девочки покраснело, нос распух. Люпин что-то ласково, но неслышно говорил ей, а она кивала, поджимая губы, как черепашка.
– Просто... ветер... холодно, – услышал Сириус её скрипучий голос.
– Ветер? – поинтересовался он, подойдя к ним.
Алиса покивала, плечи ее задрожали, и она опустила голову.
Сириус переглянулся с Ремусом.
– Ветер – это не страшно, – он полез за пазуху. – С ветром мы легко справимся, – Сириус вытащил платок и протянул его девочке. – Вот, говорят, хорошо помогает.
Алиса поднесла платок к лицу и окончательно разрыдалась.
Сириус приобнял за плечи безутешную, икающую одноклассницу и вместе с Ремусом повел ее наверх.





– Подумаешь, парочка паршивых грязнокровок... как по мне, так в Хогвартсе теперь стало значительно легче дышать...
Они шли через лес в замок.
Ночь сгустилась, стало холодно, по земле потек загадочный неприятный туман.
Катон, идущий позади в компании слизеринцев, явно знал, что они слышали каждое слово, и потому распинался на всю. Манерный голос просто вибрировал от удовольствия.
– Вы слышите, да? – он с силой втянул воздух носом. – Воздух как будто стал свежее!
Слизеринцы согласно загомонили – послышались смешки.
Джеймсу в голову ударила кровь.
– Джеймс, прошу тебя... – прошипела Лили, наверное, уже в десятый раз и еще крепче сжала его руку. – Пожалуйста!
– Вот только еще потягивает немного... чем бы это, не знаете?
Снова согласный гомон и хохот.
– Давайте обгоним эту впереди, а то в самом деле невыносимая в...
Дальше он сказать ничего не успел, потому что Джеймс вырвал руку из пальцев Лили, развернулся и со всей силы врезал слизеринскому старосте кулаком в лицо. Катон упал, расплескав туман.
Девочки закричали, редкий поток, бредущий к замку, приостановился и совсем замер.
Нотт катался по земле, сжимая свой нос и плакал как девчонка.
– Вставай, – рыкнул Джеймс, нетерпеливо обходя слизеринского старосту по кругу.
– Не надо!
Голос Лили едва пробился сквозь шум. Толпа вокруг них сгущалась, образуя кольцо, но это был, наверное, первый случай, когда Джеймса их присутствие только нервировало. Ужасно хотелось врезать Нотту еще и ногой, желательно по хребту, но лежачих бить нельзя, даже если они – полное дерьмо.
– Ну же, вставай, ублюдок! – крикнул он, выхватывая палочку.
– Поттер, скотина... – голос Катона звучал гнусаво. Он выпрямился, утирая бегущую по губам и подбородку черную жижу. – Ты что наделал?!
Он сунул руку в карман, но Джеймс был быстрее.
Вспышка, хлопок, крики – разреженный заклятиями воздух задрожал как над открытым огнем. Ученики заволновались – напряжение, накопленное на берегу, вспыхнуло. Сейчас могло произойти всё, что угодно.
Джеймс почувствовал, как друзья встали за ним, как стена – несколько слизеринцев тут же вырвались из толпы и бросились Нотту на помощь. Среди них был и Снейп. В их обществе Нотт сразу почувствовал себя увереннее.
– Так-так-так, наш Чемпион спутался с грязнокровкой? – Катон вынул ослепительно-белый платок и вытер блестящее в темноте лицо. – Скажи-ка, она действительно такая грязная?
Воздух лопнул прямо рядом с белобрысой башкой Катона, в ответ Нотт швырнул в него какие-то мерзкие чары, Джеймс упал на землю, бешено взмахнул палочкой.
Он мгновенно вскочил.
– Релассио!
– Рефлекто!
Собственная струя кипятка прыснула обратно. Сириус выпрыгнул вперед и превратил ее в пар.
Катон мерзко захохотал.
– Когда всё закончится, предателей крови не простят, Поттер! – крикнул Нотт. – Помяни мое слово, её ещё будут пытать у тебя на глазах, и не только пытать... – он уставился на Лили, стоящую у него за спиной, и мерзко облизал губы. – Такую сладкую могут и Сивому на десерт остав...

Что случилось в следующий миг Джеймс помнил очень смутно, помнил только чьи-то оглушительные крики и визг. Рассудок вернулся к нему в тот момент, когда он уже прижимал Катона к земле и методично, яростно избивал его, безо всякой магии, кулаками, сбивая костяшки в кровь. Нотт орал, хрипел и хлопал рукой по земле в поисках палочки, вокруг полыхали вспышками чары...
Неведомая сила вдруг отшвырнула Джеймса от Нотта, он врезался в ледяную твердую почву, а, подняв голову, увидел, как Снейп, единственный, не принимающий участия в побоище, опускает свою палочку. Мерзкое лицо его стало еще более противным: вытянулось, осунулось и пожелтело, а вокруг глаз залегли тени, как у вампира в ломке. Казалось, Нюнчик за пару месяцев постарел на много лет.
Джеймс зарычал, схватил с земли свою палочку, сграбастав с нею горсть грязи, но тут его кто-то крепко обхватил за плечи.
– Сохатый, не дури...
– Преподаватели, Сохтый, надо уходить!
Толпа, пару секунд назад такая жадная до крови, уже бежала врассыпную, гася свет, а с холма наоборот, торопливо приближались несколько пучков света – учителя услышали крики и увидели вспышки.
– Уходим, Сохатый, уходим! – Сириус тянул его прочь, Снейп и какой-то темнокожий парень тем временем уже подняли Нотта на ноги. Лицо его было похоже на кровавое месиво, и только светлые глаза бешено сверкали в темноте.
– Ублюдок, я тебе это еще припомню! – выплюнул он.
Джеймс метнулся было к нему со всей резвостью своего животного «я», но Сириус железной хваткой держал его за плечи и тащил в другую сторону.
– Учти, я знаю о том, что случилось в поезде! – заорал Джеймс. – Я знаю, что вы сделали, так что можешь собирать вещи и валить из школы, урод!
– Ты покойник, Поттер! – рычал в ответ Нотт, в то время как его дружки втроем волокли его в сторону деревьев и гасили палочки. – И ты, и твоя подружка, понял?! Береги свою грязнокровку, Поттер, клянусь, она будет первой!
– Что ты сказал?! – Джеймс дернулся, но Сириус и Ремус не пускали его и упорно толкали к деревьям. – Повтори, ублюдок, что ты сказал!!!
Но было уже поздно. Катон наградил его последним, исполненным ненависти взглядом и канул в темноту. Последним, что увидел Джеймс, было выражение ужаса и какой-то непонятной исступленной тоски на желтом лице Снейпа, прежде, чем погасла его палочка.



На следующий день после этого маленького происшествия начался жуткий ливень и весь вечер они торчали в башне как чертовы паиньки.
Сохатого, как организатора драки оставили на отработке чуть дольше, чем всех остальных и он все ещё не вернулся из подземелья.
Дрова в камине потрескивали.
Старый граммофон в углу бормотал тягучую, как дождливый день, песню на забытой кем-то пластинке. Сириус валялся в окружении подушек, удобно положив ноги на кофейный столик и мужественно пытался читать. Тепло и усталость окутывали как одеяло, и сладкая полудрема затягивала его все глубже и глубже...
Ремус тоже делал вид, что читает, но взгляд его был неподвижен. Правая нога тряслась все быстрее и быстрее, так что это начинало нервировать.
– Рем, – наконец не выдержал Сириус, не отрываясь от «Практики Щитовых Чар». – Скажи, наконец, эту потрясающую новость вслух, а то тебя порвет на части.
Ремус захлопнул книгу, подержал ее какое-то время между ладоней, чуть заметно покачиваясь взад-вперед, а потом вдруг с силой хлопнул ею по столу.
Питер оторвался от своего журнала.
– Почему? – выпалил Люпин. – Дамблдор знает, кто я... как он мог? Как он мог?!
– Мсье Лунатик, вы не могли бы изъясняться точнее, – Сириус перевернул страницу. Ремус вырвал у него книгу из рук и бросил ее на стол.
Сириус уставился на Лунатика, давая ему понять своим взглядом, что обычно случается с людьми, которые так ведут себя с Сириусом Блэком, а потом вздохнул и вкрадчиво молвил:
– Ну хорошо, я слушаю тебя, сын мой.
– В Хогвартсе – охотник на оборотней! – едва слышно "проорал" Ремус. – Какого черта происходит, Бродяга, объясни мне? Зачем он позвал эту Грей? Ты видел ее сегодня? У нее глаза безумные! Как будто Дамблдор специально... – он осекся на полуслове, глаза его, и без того огромные, расширились еще больше. Он выпрямил спину. – Специально...
– Лунатик, – твердо пресек его бормотание Сириус. – Ты вот сейчас полную херню несешь.
Ремус вскочил и заметался перед камином.
– А что мне еще думать? Сириус, мне подобные сейчас там, за пределами школы нападают на маглов! – он вытянул руку, указывая пальцем на черное окно. – Что мне еще...
– Вот именно, «за пределами», старик. Ты сам сказал, там сейчас черт знает что творится. Потому Дамблдор и позвал к нам эту цыпочку, она защитит нас, – Сириус хмыкнул каким-то своим мыслям и закурил.
– Нас? Или вас?
Сириус терпеливо вздохнул, выдыхая дым.
– Старик, у тебя просто мания величия. Тебя Сохатый покусал? – одна из подушек вдруг вырвалась из-под головы Сириуса и он больно стукнулся головой о быльце.
– Какого?.. – Сириус потер голову, оглянувшись, вернул подушку на место и снова повернулся к Ремусу. – Да, наш дедуля в курсе, что раз в месяц твой пушистый зад скачет по территории. Да, он понимает, что эта ведьма может тебя убить. Но он уверен, что ты каждое полнолуние смирно сидишь в Хижине и носа оттуда не кажешь. Ради Мерлина, не дергайся, Лунатик, пока ты с нами, с тебя ни один волосок не упадет. Я учую красивую телку за милю, так что она со своими стрелами и близко к тебе не подойдет. Учи спокойно свои уроки, сынок, и... съешь что-нибудь. Полегчает.
Как только Ремус сел, в окно настойчиво постучали – мелькнула черная тень, и новый конверт упал поверх кучки остальных на подоконнике.
– Может, все-таки посмотрим, кто это пишет? – с надеждой спросил он, поглядывая на белеющую за плотным стеклом стопку конвертиков.
– Забини, – легкомысленно отозвался Сириус, даже не взглянув на окно.
От звука этого имени Питера словно подбросило. Он почувствовал, как кровь хлынула к щекам, и поспешно отвернулся, делая вид, что занят учебником.
Блэйк Забини.
Наверное, не было в школе ни одного мальчика, который хоть раз бы не оглянулся ей вслед.
К Питеру же она приходила почти в каждый сон...
А сегодня он увидел ее на стадионе утром и всю игру усердно втягивал живот, так что под конец начались колики.
Он поборол желание немедленно подскочить и кинуться к окну и спросил с деланной непринужденностью:
– Интересно, кому она пишет?
– Тебе, конечно, кому же ещё, – отозвался Сириус. – Она влюблена в тебя, Хвост, это точно.
Несмотря на явную издевку, сердце подскочило.
Конечно, Сириус знает о том, что он, Питер, мечтает о Блэйк Забини – с той же безнадежностью, что и многие-многие другие студенты Хогвартса... так зачем же...
Ремус наклонился к Сириусу.
– Вы что... да?
Сириус промычал что-то согласное в ответ.
– Когда?!
– В поезде, – небрежно отозвался Блэк.
Клац.
Эти слова как молоточек ударили по сердцу Питера, и оно рассыпалось в крошку.
Ремус качнул головой и в его несчастном, встревоженном взгляде мелькнуло восхищение.
– Ну ты даешь, Бродяга.
– Кстати, о поезде... – явно наслаждаясь произведенным эффектом, Сириус разлегся на диване, как собака, словно хотел похвастаться тем достоинством, которым... Питеру даже думать об этом не хотелось. – Мне одному интересно, почему Сохатый рассказал о мертвеце в экспрессе Хагриду и даже Нотту, а не нам?
Если Блэк решил сегодня добить его, Питера, то у него это официально получилось.
А он ведь только-только забыл о том, как легко и просто Джеймс присвоил себе его поступок...
А тут на тебе.
– ... а я говорю тебе, что это Нотт! Он что, просто так его обвинил при всех?!
– Вот именно, Бродяга, вот именно, при всех! Убийца, скорее всего, тоже был там и все слышал!
– Гениально, он что, хочет, чтобы его во сне прикончили?
– Сириус, ну ты сам подумай, зачем он сказал это Хагриду? Это ведь все равно, что Дамблдору в ухо нашептать!
– Я не понимаю только одно: зачем все это делать в одиночку?! Почему нельзя было сразу сказать все нам?!
– Может, он... – Питер замялся, когда они оба одновременно повернулись к нему. – Может, он просто боялся, что по школе поползут слухи, и ему от... отомстят?
Сириус фыркнул и перестал злиться.
– Хвост, только последнее дерьмо станет бояться этих ушлепков.
– Не стоит их недооценивать, Сириус. Но меня, если честно, волнует другое: что имел в виду Нотт, когда говорил про Лили? Про то, что она будет первой?
– Понятия не имею. Но если он тронет ее хотя бы пальцем, Джеймс его убьет, – совершенно серьезно сказал Сириус, взъерошил волосы и вдруг пружинисто вскочил с дивана. – Ладно, завтра же прижмем Сохатого к стенке, пусть все выложит как на блюдечке. Хватит секретов.
С этими словами он пошел в спальню мальчиков, прихватив свою сумку. И даже не взглянул на горку конвертов за окном...



Сириус осмотрел комнату и снова сунул подушку под голову.
Поборов желание швырнуть напоследок чем-нибудь еще и в Питера, Джеймс обернулся под мантией в оленя. Красная комната привычно выкрасилась в насыщенный фиолетовый цвет.
Где-то в подполе пробежала мышь, Сириус перевернул страницу, все трое дышали вразнобой, у Питера урчало в животе, наверху кто-то разговаривал, запах табака был таким сильным, что Джеймс мотнул рогатой головой.
Стараясь не стучать копытами, он поднялся по винтовой лестнице, ведущей в спальню девочек. Возле двери снова обернулся собой и приоткрыл заветную дверь...
Лили сидела на своей постели, спиной к нему, в розовой футболке и клетчатых пижамных штанах. Волосы ее были собраны на макушке в растрепанный узел и торчали вокруг головы пушистым золотистым облачком, мягко касаясь обнаженной беззащитной шеи. Джеймсу захотелось скользнуть по ней губами и зашептать что-нибудь грязное на маленькое розовое ушко...
Она сегодня была просто сама не своя. И говорить отказывалась наотрез, а потом ещё и спряталась здесь. Если Эванс думает, что его может остановить заколдованная лестница – она его слишком плохо знает.
Джеймс закрыл дверь. Лили подскочила и обернулась.
– Ты...т...как ты поднялся по лестнице?!
– Ш-ш! – Джеймс осмотрелся, но пологи на остальных кроватях были плотно задернуты. – Тебе лучше этого не знать! – он игриво дернул бровью, но Лили даже не улыбнулась. Наоборот, вся как-то съежилась, сжалась в комок и снова обняла колени руками.
– Ну что с тобой? – он присел на край ее постели. Лили опустила голову и уткнулась лбом в скрещенные руки. – Эванс, что стряслось? Это из-за той драки?
Лили замотала опущенной головой.
– Слушай, если тебя напугал этот ушлепок, можешь не волноваться, он тебя и пальцем не тронет! Он знает, что за это я ему всю руку вырву. И ногу. И яйца.
Лили съежилась еще сильнее. Не девушка, а узел из нервов, честное слово.
– Лили-и, – Джеймс боднул её, но Лили только отвернулась, мученически морща лицо. Тогда он не выдержал, схватил её за щиколотки и силой выпрямил её ноги, так что Лили шлепнулась на подушку.
– Ой, Джеймс, что ты...
– Выкладывай, что там у тебя, – приказал он, плюхаясь рядом и подпирая голову кулаком.
– Я не могу тебе этого сказать... – ломким голосом проговорила она. – Это слишком... слишком страшно и глупо.
– Да теперь ты просто обязана сказать!
Лили снова поморщилась и закрыла лицо ладонями.
Глядя на нее, Джеймс вдруг ни с того ни с сего вспомнил, как лет в семь обнаружил у себя стояк, сначала носился с ним как слоненок с хоботом, а потом двое суток собирался с духом – чтобы рассказать все отцу.
Глупо, конечно, но Лили сейчас выглядела точь-в-точь, как он тогда.
– Я не знаю, как сказать... – прошептала она наконец и вытаращилась на него.
– Говори как есть, – предложил он.
Целую минуту Лили решалась, громко сопя, а затем порывисто села, снова подтянула тощие коленки к груди и обхватила их руками.
– Джеймс, я... я чувствую себя страшно виноватой, – казалось, что у каждого слова была куча острых углов, и потому выходили они тяжело и неохотно. – В тот день в поезде...
Ну вот. Самые главные и страшные слова и застряли.
– Что в тот день? – спросил Джеймс, простодушно глядя на нее простодушными карими глазами.
Она собралась с силами.
– Джеймс, я... я выбирала, кого спасти, – прошептала Лили. – В одном купе... – она зажмурилась. – Ехали двое: мальчик и девочка. Маглы. Я... у меня была всего пара секунд, я... я выбрала её. Она была такая маленькая, я сделала это инстинктивно. А мальчика почти сразу вывели, – Лили набралась смелости и взглянула Джеймсу в глаза. Он слушал ее очень внимательно, но гнева или неприязни, которых так боялась Лили, в его взгляде не было. Он просто слушал и все. – Это был тот парень с фотографии. Дж... – в горле защипало. Лили поспешно сглотнула и облизала губы. – Миддлстоун. Он умер из-за того, что я... я выбрала не его, – руки ослабели, налившись свинцом вины, досады и страха. – Это моя вина... моя, понимаешь? Из-за меня умер человек.
Повисла пауза.
Ну вот и все.
Кровь билась в ушах.
Джеймс глубоко вздохнул.
Она рывком подняла голову. Сердце ее падало от ужаса.
– Лили, – Джеймс покачал головой и усмехнулся, а когда посмотрел на нее, в его глазах было столько нежности и сочувствия, что Лили остолбенела. – Ну какая же ты глупая, это просто охренеть.
Всего одно слово.
Но оно взяло и вытянуло у нее из груди гнилой и зазубренный шип.
– Мне не верится, что ты даже в этом нашла свою вину, – Джеймс горько вздохнул. – Ты любишь в себе копаться, Эванс, это точно.
– Джеймс, – Лили выпуталась из его рук. Ей казалось, что до него просто не дошел весь ужас ее открытия. – Ты, наверное, не понял...
– Я все понял. Скажи, Лили, а вот если бы ты не выбрала девочку, и убили ее, то сейчас бы переживала из-за нее? В тот день так или иначе погибло бы много людей! И ты с этим ничего не поделаешь. Никто не ожидал, что эти твари нападут на школьный поезд! И не смей себя винить, – видя, что его слова все-таки подействовали, и Лили немножко успокоилась, он поцеловал ее и тут кое-что вспомнил: – И если для тебя это важно, то Джим Миддлстоун погиб не из-за того, что его не дезиллюминировали, а потому, что у него на глазах Пожиратели схватили его девчонку.
Лили вскинула на него глаза.
Две чаши с зеленой водой.
– Я видел его смерть. Он выскочил, и та девушка назвала его по имени. Он мог бы и не умирать, но это был его выбор.
Лили вдруг ткнулась ему носом в шею.
По коже невольно побежали мурашки.
– Я слышала, как кто-то крикнул «Джим». Чуть от страха не умерла.
Джеймс вспомнил, как его самого подбросило, когда он увидел рыжие волосы, но решил Лили об этом не говорить. Ему вообще захотелось слезать с этой темы и заняться делом, раз уж он сюда пришел.
– Прости, что я вывалила это все на тебя, – пробормотала она, отстраняясь. Джеймс выпустил ее очень неохотно. – Но теперь и вправду легче...
– Ты можешь говорить со мной, о чем хочешь.
Лили улыбнулась, глядя, как он устраивался на ее подушке.
– Правда?
– Нет, я вру. Иди сюда.
Джеймс прижал ее к себе, но в тот самый момент, когда до поцелуя оставалось всего ничего, ему что-то больно впилось в бок.
Он извлек из-под спины игрушку оленя.
Плюшевый засранец весело посмотрел на него глазками-бусинками.
– Знаешь, мне кажется, тебе хватит и одного мужчины в постели, – Лили попыталась отобрать у него свою игрушку, и Джеймс повыше поднял руку. – Давай ты будешь спать со мной, а этого мы выкинем в окно?
– Нет! – Лили приподнялась, пытаясь отнять у него своего любимца, но Джеймс отводил руку все дальше и дальше, пока Лили не завалилась на него и не прижалась к нему сиськами.
Блаженство.
– Я же лучше? – бормотал Джеймс в ее губы. – Возьмешь меня в свою постель? Я в душе олень.
– Но не плюшевый ведь.
Джеймс рассмеялся, и Лили зажала ему рот обеими ладошками, оглянувшись на остальные кровати.
– Слушай, давай прогуляемся? – предложил он и потерся носом о ее плечо.
Лили перестала улыбаться.
– Что, прямо сейчас?
Она так перепугалась, словно он предложил ей побегать по Большому залу голышом во время завтрака.
– Да, почему бы и нет? Небольшая прогулка перед сном.
– Джеймс...
Он вздохнул.
– Ладно, забудь.
– Пошли.
Джеймс вытаращился на неё.

– Тебе стоит одеться, в замке холодно.
– Тогда отвернись, – шепотом попросила его Лили и повернулась к нему спиной, взявшись за футболку.
– Как скажешь, солнышко, – Джеймс не двигался.
Она обернулась.
– Поттер!
Джеймс закатил глаза и перекинул ноги через кровать, отворачиваясь, но едва услышал звук стягиваемой одежды, сразу же оглянулся.
Стоя к нему спиной, Лили крест-накрест схватилась за края футболки внизу и потянула вверх.
Странно это, непривычно. Когда он снимал футболку, то просто хватался за нее на спине и стягивал.
А она делала это так по-другому.
Так по-женски...
Из-под футболки выглянула волнующе изогнутая талия... узкая спина... линия позвоночника... родинка... белая полоска лифчика...
Джеймс перекинул ноги обратно, схватил Эванс и в отчаянии припал ртом к теплой ямке на плече.
Лили громко охнула. А у Джеймса от этого звука сразу встал. И Лили это почувствовала, наверняка почувствовала, потому что он прижимался к её заднице.
– К черту эту прогулку, – невнятно пробормотал он, тиская её замечательные, изумительные сиськи, но едва он пробрался под белье и коснулся соска, кровать Марлин громко скрипнула.
Мантия-невидимка в мгновение ока взлетела с пола.
Маккиннон отдернула полог, привстала на локте и подозрительно уставилась в темноту.
Стараясь дышать потише, Джеймс прижимал к себе Лили и никак не мог заставить себя вытащить руку из её лифчика.
Сердце колотилось сразу в нескольких местах.
Марлин перевернулась на другой бок и с головой накрылась одеялом.
Они переглянулись и беззвучно прыснули.



Не считая той ночи под звездами, дома, сразу после Каледонского леса, эта была одной из самых лучших в жизни Лили.
Никогда еще она не видела Хогвартс ночью. Нет, она, конечно, дежурила иногда допоздна, но это было совсем другое. В спящем Хогвартсе была своя, особенная магия, в том, как спали картины, как лился в витражные окна лунный свет, как трещали факелы на стенах, сопровождаемые немного пугающим, но вполне привычным шепотом привидений...
И как она могла прожить здесь целых семь лет и ни разу не пройтись по Хогвартсу ночью?!
– ... а потом Сириус залаял на миссис Норрис и...
– Залаял?
– Закричал, то есть. Конечно, он закричал.
Они спускались вниз по темной лестнице.
Звук их шагов по лестнице, казалось, было слышно в каждом уголке Хогвартса, а бесстрашно громкий голос Джеймса – и подавно.
Он сжимал её руку и все говорил и говорил, а она слушала, и все хотелось рассказать взамен что-то свое, и они все никак не могли наговориться и бесконечно плутали по коридорам, сталкиваясь и наступая друг другу на ноги, иногда целовались. Спящие портреты сердито ворчали им вслед, а некоторые, особенно дотошные, перлись за ними по всем портретам.
– В мое время юные леди не позволяли себе разгуливать где попало по ночам! – выговаривала ей какая-то толстая напудренная бабка в чепце, нахально следуя за ними по длинному коридору. – Вы рискуете заработать себе рептутацию гулящей и более того...
Лили показала ей язык, обняла Джеймса и поцеловала взасос. А он в отместку наглой картине воспользовался случаем и сжал славный эвансовский зад.
Бабулька осталась охреневать в компании толстых довольных пони на лунной полянке, а они пошли дальше, давясь от смеха.
На пятом этаже наткнулись на жутковатый променад в лунном свете – школьные привидения прогуливались под руку, беседовали, смеялись, пронизанные бело-голубым светом, и выглядели довольно жутко.
Проходя мимо них, многие призраки кланялись и снимали шляпы. Один из них, призрак молодого мужчины в жабо и парике, остановился рядом и оперся на свою призрачную трость.
– А, молодой Поттер! Очередная бессонница, юноша?
– Как всегда, Ник, – Джеймс так непринужденно улыбался привидению Гриффиндора, словно они были старыми друзьями. – Как твои дела?
– О, превосходно! Вы знаете, по выходным здесь собираются сливки призрачного сообщества, так что все просто чудесно! Блестящее общество!
– Скорее уж прозрачное, – улыбнулся Джеймс, и призрак показал пальцем.
– Но-но, сэр! Между прочим, лунный свет весьма благотворно влияет на эктоплазму. Через пару минут начнется постановка Гамлета... не желаете поучаствовать?
Они дружно принялись уверять его, что с радостью бы остались, но увы – страшно торопятся.
– В таком случае, мое почтение вам и вашей очаровательной спутнице! – Почти Безголовый Ник напоследок поцеловал Лили руку.
– Спасибо! – пискнула она, почувствовав себя так, словно окунула ладонь в прорубь.
– Кстати, будьте осторожны, – крикнул он им на прощание. – Пивз разлил экскременты гиппогрифов на восьмом этаже.

Двери в Большой зал были закрыты, и в этом было что-то очень неправильное.
Джеймс открыл их.
В зале он вскочил на голый и блестящий слизеринский стол и красочно исполнил одну из песен "Диких сестричек", добежав почти до самого учительского стола. В самом конце задумал показать Лили горячий гриффиндорский стриптиз, но в итоге затащил её к себе, обхватил и заставил станцевать с собой, но в темноте они оступились, Джеймс с грохотом свалился со стола, а Лили больно шлепнулась на столешницу. Их хохот наверняка было слышно во всем замке, так что когда в коридоре раздались торопливые шаги Филча, пришлось срочно делать ноги. Джеймс вытащил Лили на середину зала, пробормотал какое-то заклинание и они провалились на кухню – прямо сквозь пол.
Раньше Лили здесь не бывала и здорово перепугалась. когда они из прохладного темного зала провалились в жарко натопленное, освещенное помещение. Здесь жизнь кипела даже ночью. И что самое странное, эльфы ни капельки не удивились их вторжению, наоборот, обрадовались, а некоторые так вообще бросились Джеймсу навстречу, словно он был их старым другом.
Там они просидели до двух часов ночи – пили сливочное пиво, сидя на полу у печки, играли с эльфами в карты и плюй-камни. А потом Джеймс проспорил ей, что умеет готовить и они целый час возились в муке, помогая (точнее мешая) эльфам печь кексы с изюмом к завтраку.
И они все равно не обиделись.
По пути вниз в гостиную Гриффиндора их снова засек Филч.
Сначала он просто обалдел от того, сколько нарушений сразу засек в лице мальчика и девочки в пижамах и свитерах, идущих за руки ночью по замку.
А потом...
– Это сон! – крикнул ему Джеймс и, схватив Лили за руку, дернул ее за собой в какой-то коридор.
У Лили от ужаса подгибались коленки, и немело все тело, но она все равно бежала и никак не могла унять смех, распирающий легкие.
Филч громко топал за ними, приказывал остановиться, ругался, грозил, а они бежали и хохотали как ненормальные, петляли, ныряя из одного темного коридора в другой.
Просто удивительно, до чего с ним все легко...до чего все просто...
– Сюда! – крикнул Джеймс, задыхаясь от хохота. Лили пробежала вперед, обернулась, оскальзываясь на каменном полу, и нырнула в какой-то чуланчик, на ходу перецепившись через метлу в ведре.
Джеймс бросился следом и запер дверь, отрезав свет.
Филч протопал мимо, неожиданно раздался жуткий грохот и следом за ним вопль:
– ПИВЗ!
Они покатились со смеху и вырвались из чуланчика наружу.
– Хочешь сюрприз? – спросил Джеймс, отдышавшись.
Лили с улыбкой заглянула в кипящий шоколад в его глазах, пытаясь отгадать, что же там на самом деле творилось в этой лохматой голове.
– Хочу! – с игривой серьезностью признала она, сложив руки за спиной.
– Загадай желание, – попросил он, странно глядя на нее.
– Любое?
– Абсолютно. Только закрой глаза.
Лили закрыла...
– Открывай, – шепнул он через пару мгновений.
Перед ней в гладкой стене появилась дверь.
– Что там? – шепотом спросила она.
Джеймс пожал плечами.
– Можем вместе посмотреть.
Он толкнул дверь. Свет вспыхнул сам-собой.
Лили ахнула и прижала ладони ко рту.
Они очутились в её старой комнате – такой, какой она была до того, как ее разобрали по коробкам и увезли от неё.
Кровать под лоскутным желто-зеленым покрывалом, рождественская гирляндка на железном кружеве спинки, коллаж из фотографий, растения, даже теплая кофта на стуле и белый носок под тумбочкой.
Не веря своим глазам, Лили прошла в комнату и с опаской ступила на пушистый белый ковер.
Казалось, что вот-вот мама постучит в дверь и заглянет к ней в своем белом халате, напомнить, чтобы завтра утром она заплатила прыщавому-студенту молочнику, который вечно приглашал Лили в кино. Казалось, что Туни вся в бигудях сейчас протащит телефон в свою комнату, и она услышит, как захлопнется ее дверь. Казалось, что вот-вот она услышит звук папиной электробритвы.
Джеймс неслышно прикрыл дверь, наблюдая, как Лили осторожно трогает свою комнату.
Спинка кровати из белого железного кружева. Холодная.
Кофта на стуле шерстяная.
Все такое... такое...
– Джеймс... – она обернулась.
Он пожал плечами и улыбнулся, засунув руки в карманы.
А у Лили вдруг задрожали губы.
– Ты чего? – перепугался он и подскочил к ней, когда она подобрала белый носок и шлепнулась вместе с ним на кровать.
– Джим... Джим, я так по ним скучаю, – выдохнула она и вконец разрыдалась.
Джеймс потух.
Не так он себе это представлял.
Честно говоря, он рассчитывал на то, что родная кровать немного подбодрит Лили и они закончат эту ночь с пользой.
Ну и о какой пользе может идти речь, когда девушка хлюпает носом и ревет?
– Можно мы останемся здесь? – спросила она, когда немного успокоилась и как следует проикалась. – На одну ночь?
– При одном условии, – строго сказал Джеймс.
Лили послушно закивала.
Джеймс схватил несчастного олененка и пересадил на стол.
– Вот так.
Они забрались под одеяло.
"Сегодня не наша ночь, приятель. Лежать" – мысленно приказал члену Джеймс, но Лили, укладываясь поудобнее так прижалась к нему теплой и мягкой попкой, что тот его не послушал.
Это будет долгая ночь.
– Обними меня, – попросила она и он обнял, страдая.
– С ними ведь все будет в порядке, Джеймс?
Она обернулась к нему.
Конечно, Лили знала, что Джеймс понятия не имеет. И Джеймс знал, что она знает.
Но сейчас это было не важно.
Она была зареванная, очень несчастная и все равно очень красивая.
– Обязательно, Эванс. Ты спи, – он поцеловал ее в мокрый нос.
И не поморщился.





... Питер нарочно замешкался в гостиной и, дождавшись, пока парни уйдут спать, подошел к окну, открыл его и взял с влажного каменного подоконника кучку заветных писем.
В спальне он осторожно, стараясь не разбудить спящего по соседству Сириуса, спрятал их под подушку. Переоделся в пижаму, залез под одеяло, задернул полог, рассыпал в воздухе волшебных светлячков и распечатал первое письмо.
«Я скучаю. Может быть, заглянешь? Пароль: серебряный клинок. Б.З.»
«Катон тут ни при чем. Он придурок. Просто приходи... Б.З.»
«Я уже разделась... тебе понравится. Оно красное сегодня».
«Ты не хочешь сам снять с меня белье?..»
«Я представляю, как ты ласкаешь меня, и я уже вся мокрая. Приходи...»
«Я хочу тебя».
«Где ты? Ты идешь?»
«Пожалуйста, приходи... я буду ждать тебя до утра. Б.З.»
Рука его сама потянулась вниз...

Понедельник начался для Ремуса с тихого стука в окно.
Дождь за ночь переболел жуткой грозой, и теперь вяло моросил мерзкой осенней простудой. Небо было темным, мрачным – никакого намека на утро.
Джеймс, как всегда, спал, раскинувшись так, что и подушка, и одеяло валялись на полу, а сам он обнимался с пустым матрасом. Питер, наоборот, сопел, зарывшись в подушку и закутавшись в одеяло по самую макушку. Постель Сириуса была аккуратно застлана. К ней явно не прикасались. Похоже, Бродяга так и не вернулся с вчерашнего свидания.
Он потянулся и взглянул в окно. На каменном подоконнике под струями воды сидела маленькая сова и неотрывно смотрела на Ремуса большими круглыми глазами.
Он вскочил.
Птица оказалась очень сердитой из-за того, что пришлось так долго ждать под дождем, поэтому, когда Ремус протянул к ней руку, она первым делом крепко цапнула его за палец и только потом прыгнула в комнату.
Ремус хорошенько вытер сову полотенцем, так что она превратилась в большой пушистый шар, высушил её перья и только тогда получил свое письмо.
Пергамент совсем промок, и чтобы узнать хотя бы имя отправителя, Ремусу пришлось довольно долго вытягивать из бумаги воду.
Письмо было от Маркуса.
И было в нем всего две строчки:

«Ремус! До меня дошли слухи. Эта женщина опасна. Я хочу, чтобы ты немедленно вернулся домой. Папа».

Как всегда – коротко и по делу, но Ремус все равно почувствовал, какая волна беспокойства исходит от сырой бумаги. Не медля ни минуты, он взялся за ответ.

«Дорогой отец! Я чувствую себя прекрасно. Болезнь почти не дает о себе знать. Впервые за пару лет, наверное. Джеймс, Сириус и Питер передают тебе привет, мы по-прежнему дружим. Они обещали проводить меня на свидание с этой женщиной. Никто ничего не узнает. Прошу тебя, не верь всем этим слухам. Со мной все будет в порядке. Ремус».

Перед отправкой он накормил сову крекерами, привязал письмо к ее лапке и заколдовал перья так, чтобы дождь их не касался. Так она, по крайней мере, доберется до дома сухая.
Сова улетела, и он смотрел ей вслед, сидя на подоконнике, пока крылатый силуэт не скрылся из глаз.
Был ли он сам уверен в том, что сказал отцу?
Ну конечно, нет.
Так ли у него все хорошо?
Нет.
Был ли так уверен в себе, в ребятах, в том, что переживет это полнолуние, или в том, что его не нашпигуют серебром, стоит ему переступить порог Визжащей хижины?
Нет, нет и нет.
Страх – это как навязчивая и неприятная мелодия. Она будет повторяться в мыслях снова и снова, и как ни старайся выкинуть ее из головы, она будет звучать только громче и отчетливее.
Сегодня должен был состояться их первый урок у Валери Грей.
Охотницы на оборотней.
Ремус провел ладонью по волосам и глубоко вздохнул.
Во имя Мерлина.
Если бы кто-нибудь знал, как ему страшно...
Страшно не только пойти на этот урок...
Страшно просто разжать руки, отпустить колени, шевельнуться и начать этот день...
Он снова взглянул в окно. День и ночь уже встретились на горизонте, и сейчас, когда дождь вот так стучался в стекло, Ремусу казалось, попал в вечность, и утро теперь никогда не наступит.
Что мир застрял на сумеречной полосе.
Что на этом подоконнике, среди книг, галстуков и смятых футболок, с выцарапанным на дереве J+L, он проведет всю свою жизнь...

Дверь осторожно скрипнула.
В спальню на цыпочках вошел Сириус, расстегнутый и благоухающий женскими духами и ласками, прикрыл дверь и оглянулся.
– Снова ходишь во сне, Лунатик?
– Ты же сказал, что не хочешь встречаться с Блэйк, – Ремус почувствовал, как его вдруг охватила нервная дрожь, и обхватил себя еще крепче.
Сириус вернулся с рандеву.
Утро наступило.
– Это была не Блэйк, – Сириус ухмыльнулся, расстегивая рубашку. – Это была прелестная, ничего не понимающая по-английски девушка с совершенно невозможными губами. Серьезно, что она ими вытворяет, ты не поверишь.
Ремус покачал головой, вспомнив тонкое лицо, действительно красивые, но пошлые губы и перечно-шоколадные глаза девушки, которая вчера подсела к ним с Сириусом за ужином. Анестези Лерой.
– Вы же только вчера познакомились. И что, уже?
Сириус смерил его высокомерным взглядом.
– За кого ты меня принимаешь, Лунатик?
– За тебя, наверное, – честно сказал Ремус.
Сириус польщено ухмыльнулся, расстегивая рубашку.
– Да нет. Не знаю, что там делают с девчонками в этом Шармбатоне, но «мы 'гешили не то'гопиться». Занимались всю ночь «английским». Правда, я так и не понял, зачем она надела красное белье, – он скомкал рубашку и сердито зашвырнул её в угол кровати. – Мне теперь ещё сильнее хочется.
Ремус усмехнулся.
Для него подобное утро не было в новинку. Он частенько просыпался ни свет, ни заря, а Сириус приходил за пару часов до начала занятий, так что почти каждый их день начинался со скрипа двери, запаха женских духов и разговора шепотом. Проще говоря, они уже могли сверять друг по другу часы. Сонный и довольный Сириус вкратце делился впечатлениями об очередной победе, разбрасывая по комнате свою одежду, а после уроков, на берегу, за обедом или во внутреннем дворике, где его рассказ могло услышать достаточное количество ушей, расписывал друзьям все в подробностях. Питер ловил каждое его слово, сидя с раскрытым ртом, а Джеймс только посмеивался и после иногда нахально свистел вслед какой-нибудь девушке, идущей по коридору.
Девушки, свидания и особенная прелесть кафе мадам Паддифут в Хогсмиде все еще оставались для Ремуса загадочной, полной опасностей территорией. Его собственный опыт включал в себя одну-единственную симпатию.
Её звали Шарлотта.
Каждые несколько дней она появлялась в их лесу с большой корзинкой, и ее красный плащ с капюшоном всегда красиво полыхал в косых лучах солнца на фоне пышной лесной зелени.
Ремус завел привычку поджидать ее появления каждое третье утро. Незнакомка в красном была для него чем-то вроде доброй приметы, знаком, что день пройдет очень хорошо, и потому он всегда с волнением ожидал ее в зарослях малинника...
И вот однажды она его заметила. Почувствовала его взгляд, остановилась, сняла красный капюшон с кудрявых светлых волос и обернулась.
Целый месяц они гуляли вместе, болтали, держались за руки, целовались, плавали в реке, и целый месяц Ремус жил как любой другой нормальный парень.
А потом наступило полнолуние.
В ту ночь он напал на Шарлотту и ее бабушку, добрую старую леди, которая жила на краю его деревушки.К счастью, отец вовремя остановил его, иначе он бы совершил то, о чем потом жалел бы до конца дней. Но с тех пор Шарлотта перестала приходить к нему в лес. А он так и не узнал, кто сказал ей правду. Да и не был уверен, что хочет знать.
– Ну хотя бы английским позанимались, – Ремус вынул из тумбочки шоколадку и осторожно развернул фольгу. – Теперь она будет понимать, что ты несешь. Ищи во всем плюсы, Бродяга.
– ... если бы я знал, что все закончится так, нашел бы к кому пойти, – ворчал Сириус, стягивая носки. – Вот скажи мне, Лунатик, зачем девушка надевает на свидание красное кружевное белье, если не собирается ни с кем спать?
Ремус слегка пожал плечами.
– Может, ты ее разочаровал своим... знанием языка?
Сириус в этот момент раздраженно взбивал кулаком подушку и оглянулся на Ремуса с таким выражением, что тот беззвучно рассмеялся и примирительно поднял ладони.
Сириус бухнулся лицом в подушку и блаженно вздохнул.
– А как же урок? – с невольным трепетом спросил Ремус, снова вспомнив охотницу.
Рука Сириуса, свисающая с кровати, слабо взметнулась вверх и опала. Наверное, таким же взмахом Сириус в своем доме прогонял по утрам прислугу с подносом.
– Черт с ним. Прогуляю.
– Не хочешь узнать, как обезвредить оборотня, да? – едва слышно спросил Ремус.
– Лунатик, если мне надо будет тебя обезвредить, я просто суну тебе шоколадку в зубы, – буркнул Сириус и натянул одеяло на голову, отворачиваясь к стенке.





Вопреки своему заявлению, Сириус на урок все-таки явился, но выглядел таким сонным и так отчаянно зевал, что, глядя на него, Ремусу и самому захотелось спать.
К началу занятий противный мелкий дождь прекратился, но окрестности затянуло густым туманом. Первый урок по уходу за магическими существами должен был пройти на опушке в лесу, у поваленного бука.
Дожидаясь новой преподавательницы, ученики как всегда облепили старое дерево, срезанное молнией.
Большинство учеников сидело на стволе как воробьи на жердочке, те, кому не досталось места, толпились вокруг, но всех неизменно тянуло к поверженному гиганту, и всем хотелось иметь к нему отношение. Девочки щебетали, отламывая оставшиеся на дереве тонкие веточки. Мальчики кучковались рядом, поглядывали на девочек, громко говорили, курили и ковыряли старую кору, выцарапывая любовные инициалы и ругательства.
На корневище дерева, закутав ноги в мантии, сидели бок о бок девочки из Гриффиндора и разглядывали фотографии, которые принесла Алиса Вуд. Сама она вертелась, как волчок, и ее звонкий громкий голос перекрывал все остальные на опушке.
– Как будто вчера Мэри говорила, что ждет ребенка, и вот он уже, посмотрите, посмотрите только на эти щечки!
Лили скорчила Джеймсу рожицу и побежала к подружкам.
Странно это было – опять привыкать к тому, какие они все одинаковые в этих клетчатых юбочках, с этими белыми чулками и коленками, которые так и притягивают взгляд.
– Это что, Оливер?! – услышал Ремус. – Уже такой большой?!
– Да-а, Лили, он растет просто не по дням, а по часам! Представляете, Шон написал, что вчера Оливер пытался залезть на его метлу...
Джеймс сунул в рот сигарету, запрыгнул на ствол и улегся, закинув руки за голову. Сириус уселся у него в ногах, Джеймс бросил ему пачку. Ремус прислонился спиной к стволу, а Питер, провалив попытку также легко, как и Сириус, запрыгнуть на ствол, сидел на корточках рядом и ковырял палкой в земле.
Собравшись вместе, студенты, конечно же, первым делом взялись за новую преподавательницу и, похоже, устроили соревнование на самый страшный и нелепый слух о ней.
Особенно старались близнецы – Гидеон только что закончил душераздирающий рассказ о том, как маленькая Валери Грей сидела под полом в спальне и смотрела, как убивают ее семью, а мальчишки, обступившие его кругом, шумно спорили и доказывали какую-то другую нелепицу.
– ... а я вам говорю, это чистая правда! Мне отец рассказывал!
– Чушь, – протянул Бенджи Фенвик, вырезая палочкой на стволе "Идите нахуй, Пожиратели!"
– Не чушь! Она ненавидит оборотней, я слышал, что она голыми руками спустила с одного из них шкуру, когда он напал на ее ребенка.
– И что случилось с ребенком?
– Так его съели, разве нет?
– Не было у нее никакого ребенка! Мой дядя работает в её отделе, он рассказывал, что она сошла с ума, когда пришлось работать под прикрытием в колонии оборотней, и теперь ест сырое мясо с кровью!
Слушать эти бредни было просто невыносимо, поэтому Ремус просто отошел в сторону, но сразу же попал в захват Сириуса.
– Что, страшно, Лунатик? – Бродяга взлохматил ему волосы.
– Не зови меня так, – попросил Ремус и нервно оглянулся, но от Сириуса было не так-то просто отделаться.
– Да ладно тебе, смотри, не обмочись! Лучше включи боковое зрение, тут где-то потерялась моя... – его картинно передернуло. – Напарница, наверное. Да, напарница. Пойдем. Будешь следить за тем, чтобы я ненароком не бросил её в Озеро.
Роксана Малфой сидела на стволе, поджав ногу, и слушала музыку.
Слизеринские девочки кривлялись от смеха и шептались, глядя на неё, но Роксана как будто не замечала всего, что творится вокруг и притоптывала в такт музыке, поглаживая пальцами корпус своего странного плеера. На ней была теплая черная толстовка с капюшоном, рваные серые джинсы и грубые ботинки из драконьей кожи, усеянные металлическими заклепками. Похоже, пятничная выволочка от Макгонагалл по поводу школьной формы не возымела на нее никакого действия, потому что ко всему прочему добавились длинные черные ногти и устрашающий макияж.
Разве что она натянула школьную мантию поверх своего наряда, но выглядело это как чертово одолжение всему миру.
Ремусу начало казаться, будто эта девушка прямо хочет, чтобы ее выставили из школы.
– Истеричка, – коротко поприветствовал её Сириус, прислоняясь к стволу рядом с ее ногой и доставая сигареты.
– Придурок, – в тон ему ответила Роксана, не поднимая глаз.
– Ужасно выглядишь.
– Я старалась.
– Это заметно.
– Иди нахер.
Они говорили подчеркнуто небрежно и смотрели в разные стороны, но их удовольствие от перепалки было таким явным, что Ремус улыбнулся.
– Не хочешь поинтересоваться, как моя рука?
– Нет.
– Благодарю, все уже в порядке. Тебя, наверное, мучает совесть за то, что я спас тебе жизнь, а ты взамен чуть меня не грохнула?
Роксана вздохнула и на секунду подняла голову.
– Это печальное слово «чуть», – она снова опустила взгляд и нажала на какую-то кнопку, так что музыка в её диковинных наушниках-ракушках зазвучала громче.
– ... Так вот, можешь не париться. Я, кстати, уже придумал парочку желаний. Хочешь услышать?
– Прямо умираю.
Сириус дернул уголком губ и покосился на плеер.
– Что за дерьмо ты слушаешь? – он попытался выдернуть у нее один наушник, но Роксана дернулась в сторону и чуть не упала.
– Прикажешь вечно тебя подхватывать?
– Пусти! – она выдернула мантию из его пальцев и сердито поправила капюшон.
Сириус вдруг нахмурился и вытянул руку.
– Эй, у тебя что, седые волосы? Жизнь в Англии нелегка, Шармбатон?
– Убери руки! – рыкнула она.
– Эй, Блэк!
Они дружно обернулись.
– Нам надо поговорить! – заявила Блэйк, скрещивая на груди руки. Главная красавица Хогвартса как всегда выглядела так, что невольно хотелось достать фотоаппарат и сделать пару снимков, чтобы такая красота не затерялась в истории. Пена кудрей, безупречная кожа, дорогая одежда и мерцающие в ушах лунные камни. За стоимость одного такого камня Ремус с отцом могли бы жить месяц. Блэйк эти камни теряла на лестницах.
Сириус поднял брови, явно позабавленный ее воинственным настроением, после чего поднес сигарету к губам и затянулся.
– Я тебя слушаю, – подчеркнуто вежливо сказал он, выдыхая дым в сторону.
– Тогда, может быть, отойдем в сторонку? – она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, быстро взглянув на Ремуса. Роксаны для неё не существовало.
– Мне хорошо здесь, – Сириус стряхнул с сигареты пепел и вытянул руку вдоль по стволу у Роксаны за спиной. Роксана отодвинулась. Сириус схватил ее сзади за мантию. Ремус с трудом подавил улыбку.
– Ну, выкладывай, что там у тебя.
Блэйк глубоко вдохнула, бледные щеки ее слегка потемнели, но она все же заговорила.
– Я... я тебе писала, почему ты не отвечал?
Сириус затянулся и озадаченно поднял брови.
– Ты мне писала?
– Ты что, меня игнорируешь? – голос Блэйк сдался раньше, чем она, и задрожал.
– Я не видел твоих писем, – просто соврал Сириус. – Когда ты, говоришь, писала?
Ремусу категорически не нравилось происходящее. Не нравилось, что все с интересом наблюдают за разговором. Не нравилось, что Питер смотрит на Блэйк, открыв рот. Не нравилось, что Сириус так наслаждается ее прилюдной казнью.
Может, все дело было в той сцене за завтраком, когда слизеринки во главе с Забини встали и ушли, когда за стол рядом с Роксаной села Лили?
Но в любом случае, Сириус не имел права так поступать.
Конечно, Блэйк Забини – холодная расчетливая змея, которая никогда не упустит шанс ужалить ближнего, но... если быть честным, разве Сириус сейчас поступает лучше? Очевидно же, что она влюблена в него по уши, за что же он с ней так? Откуда в нем жестокость?
– Ты избегаешь меня? – прошептала Блэйк, теребя ремень сумочки и мучительно краснея под любопытными взглядами.
– Конечно, нет, с чего ты взяла?
– Что ты делал вчера?
– Я был занят. Вот, у Питера спроси.
Ремус прямо услышал, как загремели мысли под кудрявой шапкой друга.
– Угу, – наконец промычал Питер, ковыряя носком ботинка ствол.
– Вот видишь!
– Блэк, что происходит? Если тебе есть что сказать, лучше скажи сейчас, потому что клянусь Мерлином, если так будет продолжаться, то я...
Сириус вдруг дернул Блэйк на себя, зацепив пальцем пояс на её юбке, и крепко поцеловал слизеринку в губы.
Раздался свист и смешки, но никто не возмутился, и слизеринцы не набросились на Сириуса за то, что тот посягнул на их королеву.
Все-таки у отпрысков всех этих семей свои порядки, и сколько бы Сириус ни старался оторваться от них, они всегда будут считать его своим. В то время как если бы Ремус, или Питер, или близнецы попытались хотя бы пальцем коснуться Блэйк, им бы точно оторвали руку.
– Значит, ты придешь? – спросила Блэйк, едва они оторвались друг от друга. На воспаленных губах девушки задрожала улыбка. – Все... все в порядке?
– Угу.
– Отлично! – Блэйк деловито застегнула пуговку у него на воротнике. – Значит, поужинаем? Жалко, что мы занимаемся по отдельности. И кстати... – она бросила ледяной взгляд на Роксану и тут же снова оттаяла, посмотрев на Сириуса. – Не общался бы ты... а то разговоры всякие... ну, увидимся.
Сириус подождал, пока она вернется к подружкам, расстегнул пуговицу, медленно стер с губ ее помаду и брезгливо отер ладонь о кору дерева.
Ремус безрадостно похлопал в ладоши.
– Отличный спектакль.
Сириус промолчал и выдохнул дым через нос, как дракон.
– Зачем ты это сделал? Ты же ее терпеть не можешь.
– Ну и? Я не собираюсь её любить, я трахаться с ней буду.
– Ты мерзкий, – запросто сообщила ему Роксана, не отрываясь от своего плеера.
Сириус затянулся и выдохнул на нее колечко дыма.
– Я гораздо хуже... детка.
Джеймс вдруг вскинулся и швырнул бычок в кусты.
– Идет! – и он спрыгнул со ствола.
Ученики зашевелились, заволновались, все дружно принялись топтать сигареты и вытягивать палочками дым из воздуха.
Из-за деревьев, в сопровождении стайки опоздавших показалась новая преподавательница.
Ремус взглянул на нее и вдруг почувствовал себя так, словно пропустил ступеньку на лестнице.
Это была невысокая темноволосая женщина в наглухо застегнутой черной мантии. Ей можно было дать одновременно и тридцать лет, и сорок, и двадцать пять – что-то не так было с ее глазами, чересчур большими, наполненными ненормальной тревожной энергией. Похоже, слухи в чем-то все же правдивы...
Казалось, что она слишком много плакала в жизни, и вся невыплаканная горечь осела по краям ее глаз и вытравила все хорошее, что в них когда-то было. Тонкий острый нос, жесткие острые губы, быстрый острый взгляд из-под изломанных бровей – вся она была как отточенное очеловеченное лезвие.
За плечами у нее виднелся охотничий лук и узкий, туго набитый колчан.
– Серебряные, – шепнула Мэри Макдональд на ухо стоящей рядом с ней Марлин. Преподаватель стремительно прошла мимо них, и на Ремуса повеяло сухим, похожим на запах прелых листьев ароматом.
По телу пробежала совершенно неуместная волна.
– Все собрались?
Звук ее голоса подействовал на гомонящую толпу, как щелчок кнута. Ученики разом притихли, и на полянке воцарилась такая тишина, что было слышно только шум ветра в еловых ветках.
– Отлично, – Грей на ходу осмотрела учеников и небрежно взмахнула рукой в кожаной перчатке. – Тогда все за мной.
Никто не двинулся. Она обернулась и, рявкнув: «Шагом марш, что встали?», устремилась прямо в лес.
Ученики на секунду застыли, глядя ей вслед, а потом вдруг разом побежали следом, торопливо подхватывая вещи.
Грей шла очень быстро, бесшумно ступая на усыпанную ветками землю и даже не оборачивалась на бегущих следом учеников. Время от времени она выкрикивала что-то вроде «Живее, не возиться!» или «Ходу, ходу!», так что когда они, наконец, пришли на нужное место, половина учеников держалась за бока, тяжело дышала и утирала с лица пот.
Грей привела их на довольно мрачную, но очень просторную лесную поляну, чем-то напоминающую классный кабинет. Свет с трудом пробивался сквозь плотно сросшиеся кроны, поваленные деревья лежали рядами и были похожи на классные скамьи, с корявых ветвей свисали забитые паутиной и феями фонари. Если здесь кто и учился, то только лешие и нимфы, не иначе. В центре пустого места стояла странная, непонятного назначения квадратная коробка, занавешенная темно-синим шелком. Как только профессор приблизилась к ней, коробка испуганно задрожала и загрохотала.
– Итак, седьмой курс, – подождав, пока запыхавшиеся ученики попадают на импровизированные классные скамьи, Грей хлопнула себя палочкой по ладони, сжимая ее на манер плетки. Ремус заметил на ее мантии серебряную нашивку – камея летящей совы. – Добро пожаловать на ваш первый урок выживания. Я – Валери Грей. Сотрудник Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними. Комитет избавления от опасных существ. Специализация – класс А: оборотни, вампиры и перевертыши.
После этих слов на полянке воцарилась просто идеальная тишина. Страшные истории, которых Ремус вдоволь наслушался за эти несколько дней, совершенно не вязались с такими обыденными и скучными словами как «специализация», «комитет» и «отдел».
– В этом году я буду преподавать у вас обязательный предмет по Уходу за магическими существами для тех, кто сдает его на уровне ЖАБА. А также факультативный курс выживания, – она прошлась вдоль первого ряда. – Как вам известно, этим летом от столкновений с зараженными ликантропией погибло больше двухсот человек. Несколько сотен оказалось зараженными. Моя задача – не допустить того, чтобы это число пополнилось за ваш счет, – она пошла в обратную сторону, держа спину очень прямо и рассеяно глядя перед собой. Казалось, она решала про себя какую-то сложную задачу, и до учеников ей не было никакого дела. – Надеюсь, наши задачи совпадают. Я уверена, все вы полагаете, что в пределах Хогвартса вам ничего не угрожает, и что настоящая угроза никогда не проникнет за ворота и двери ваших комнат. Боюсь вас разочаровать, но вы глубоко заблуждаетесь. Опасность чаще всего находится там, где вы меньше всего ожидаете ее увидеть. И наше с вами общее дело – разглядеть эту опасность и обезвредить прежде, чем она вонзит зубы вам в глотку, – профессор подошла к коробке и положила на нее ладонь. Коробка исступленно затряслась. – Хочу сразу предупредить – если среди вас есть особо впечатлительные, нежные личности, вам лучше сразу уйти. Профессор Дамблдор уверен, что вы еще не готовы к таким урокам. Я считаю иначе. Мы находимся в состоянии войны, и сейчас не лучшее время разводить телячьи нежности. И тем не менее, я обязана была это сказать. Так что если среди вас есть желающие уйти – убирайтесь и не портите мне день.
Никто не шевельнулся.
Где-то наверху белка перескочила с ветки на ветку.
Неожиданно по толпе прошел ропот, все обернулись, Ремус тоже обернулся и чуть не свалился со своего дерева.
Встал... Джеймс.
– Это правда, что вы убили оборотня голыми руками? – громко спросил он, озвучив то, что крутилось в голове у большинства собравшихся.
Все как один обернулись к преподавательнице.
– Слухи врут.
Ученики потрясенно замолчали.
– Я сделала это ногами. В тот момент, когда он собирался откусить одну из них.
По классу пробежал осторожный смешок. Профессор чуть приподняла уголки губ, но глаза ее оставались холодными.
– Есть еще вопросы?
Ремус смотрел на нее во все глаза и не слышал ни слова из того, о чем она говорила. Сердце колотилось как ненормальное, а почему - он не мог понять. Страх, который так его мучил, теперь вдруг куда-то испарился, казался чем-то нелепым и неправдоподобным, и все мысли занимало только одно: попасться ей на глаза... попасться на глаза... сделать так, чтобы она посмотрела на него, увидела его, неважно что, неважно как...
– А то, что вас считают лучшим стрелком в Англии, тоже неправда? – расхрабрился Джеймс, сунув руки в карманы брюк.
Грей вдруг неуловимым, молниеносно быстрым движением сдернула лук, натянула тетиву и выстрелила еще до того, как раздались первые крики.
Пронзительный писк – и мертвая белка с глухим стуком упала на полянку.
Повисла абсолютная тишина.
Девочки прижали ладони к губам.
Мертвый зверек, еще пару секунд назад беззаботно прыгающий по веткам, теперь лежал в траве, как меховая горжетка, и только стрела подрагивала от удара о землю.
– Смотря с кем сравнивать, – бесстрастно ответила Грей, подняла стрелу с насаженной на нее белкой и вернулась к коробке.
Ремус услышал прерывистое дыхание и обернулся. Роксана, сидящая рядом с Сириусом, закрыла лицо ладонями. Сириус тоже покосился на нее и нахмурился.
– Как я вижу, трусов среди вас нет. Во всяком случае, пока. Это хорошо. Но мой курс обучения включает в себя не только умение красиво стрелять по белкам и размахивать серебряным ножом. Вы будете учиться выживать, доверять своим инстинктам, слушать и слышать, смотреть и видеть, так... – она вскинула руку в кожаной перчатке. – Чтобы оставшись в лесу... один на один с врагом... – Грей осмотрела учеников. – Вы стали не жертвой... – маленькая рука схватилась за ткань. – А охотником.
С этими словами она сдернула с коробки ткань.
Ученики отхлынули назад, захлебнувшись в дружном вопле.
Коробка оказалась клеткой.
Мохнатое уродливое существо, сидящее в ней, порывисто обернулось. Желтые глаза впились в добычу. Длинные зубы вылезли из-под мясистых розовых губ, и лес огласился утробным ревом.
Ремус смотрел на него, и дыхание сбивалось от ужаса.
Это был он.
Оборотень.
– Спокойно! – крикнула Грей, обходя клетку по кругу, но глядя при этом на перепуганных, гомонящих учеников. Кое-кто явно пятился к выходу с поляны. – Споко-ойно. Он не опасен! – она сорвала со стрелы белку и швырнула в клетку. Оборотень тут же жадно набросился на нее. – Эта клетка – чистое серебро. Он не вырвется.
Гомон стал тише. Студенты вернулись на места, теперь на лицах у всех было написано любопытство. Волк резко вскинул человекоподобную окровавленную морду и взглянул на учеников, а потом снова вгрызся в белку, вытаскивая из нее потроха.
Толпа опять отступила.
Ремус стоял за спинами одноклассников и жадно впивал взглядом существо в клетке. Оборотень казался неудачным гибридом человека и волка, неправильным, противоестественным, с длинными как у обезьяны руками, отвратительной мордой и клыками. Звуки, которые он издавал, разрывая тушку на части, вызывал тошноту, а его безумные глаза... неужели у него они становятся такими же?
Кто-то тронул его за плечо. Ремус вздрогнул и резко обернулся.
– Рем? – это был Сохатый. – Ты как?
Ремус собрал все силы и кивнул.
На большее его не хватило.
Джеймс все понял, но ничего не сказал и просто хлопнул его по спине.
Грей дождалась относительной тишины и когда все разговоры смолкли, снова заговорила, поправляя перчатки.
– Итак, дамы и господа, перед вами – оборотень. Именно с ним мы и будем работать в ближайшее время. Но перед тем, как мы приступим к полноценным тренировкам в лесу, я хочу убедиться, что вы к ним готовы. Подойдите ближе и встаньте вокруг клетки.
Джеймс, Сириус и близнецы с готовностью вскочили со своих мест. Чуть помедлив, за ними последовали Лили и Алиса, мальчики из Когтеврана, Роксана Малфой соскочила с дерева и направилась за ними, сунув руки в карманы, а затем уже и весь класс осторожно подобрался к клетке.
Профессор стояла совсем рядом с волком, повернувшись к зверю спиной, и, кажется, совершенно не волновалась, хотя оборотень уже покончил с белкой и теперь скреб прутья, пытаясь дотянуться до ее спины.
– Прежде всего вам надо научиться бороться со своими страхами и самое главное – с жалостью. Никаких сомнений. Никаких «но». Или вы... – она вдруг стремительно обернулась и хлестнула воздух палочкой, как кнутом. Магия, тонкая и невидимая, резанула по мохнатой лапе. Оборотень взвыл и шарахнулся назад, врезавшись спиной в прутья.
– ... или вас.
Ремус приоткрыл глаза, часто и со свистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. В первый миг он зажмурился, готовый почувствовать удар, и теперь руку сводило нервной судорогой.
Оборотень скулил и вылизывал рану, сотрясаясь всем своим лохматым телом.
Ученики морщились и с мукой смотрели, как зверь совершенно по-человечески баюкает свою руку.
– Профессор! – воскликнула Алиса. – Профессор Грей, но разве мы имеем право?! Ведь вы сейчас говорите об убийстве! Да, одну ночь они опасны, но все остальное время ничем не отличаются от...
– Кого? – вкрадчиво молвила Грей, делая шаг к Алисе. Девочка невольно отступила и наступила на ногу Фабиану. – От вас, или от меня, или от кого-либо другого? Вы никогда не смотрели оборотню в глаза лунной ночью? Там нет человека, уверяю вас. Там только желание порвать вас на мелкие куски. Эти куски стоят ваших предубеждений?
Алиса промолчала.
Грей отвернулась от нее.
– Именно это распространенное и совершенно неправильное мнение нам и предстоит одолеть на сегодняшнем уроке, - громко сказала она. – На днях лесной дух наткнулся на бродячую кошку, и теперь низзлы вскакивают в лесу на каждом шагу, как поганки. Этой ночью я собрала для вас пару дюжин. Я хочу, чтобы все вы взяли по одному, – она взмахнула палочкой, и перед учениками появился огромный ящик. – И бросили в клетку. Только будьте осторожны, низзл может разрезать кожу до кости, если ему что-то не понравится. Это вам не домашний кот.
Класс подошел к ящику. Внутри копошились мерзкого вида зверьки, десятка два, не меньше. Все они чем-то напоминали котят, но ядовито-розовая, зеленая и желтая расцветки шерсти, а также длинные уши и до уродливого огромная пасть это опровергали. Все они ползали друг по другу и оставляли за собой след то ли из шерсти, то ли из разноцветного дыма, пищали и шипели, шевеля двойными, а то и тройными хвостами.
Джеймс поднял одного за шкирку. Котенок был рыжим, со странно приплюснутым носом и ужасно кривыми лапами. Оказавшись у человека в руках, зверек первым делом выпустил длиннющие, угрожающе изогнутые когти и попытался разодрать его руку, как и предупреждала Грей.
– И это их мы должны будем скормить волку?!.. – возмутился Джеймс, опустив котенка обратно.
– Да.
Пауза.
Ученики протестующе загомонили.
Оборотня их крики совсем свели с ума, и он задергал прутья решетки.
– Ну-ка тихо! – прикрикнула Грей, врываясь в обступившую ящик толпу. Шум немного стих. – Я повторяю, те, кому это не нравится, могут убираться! На моих уроках не место неженкам! Но только если через три недели во время полнолуния здесь найдут ваш окровавленный труп, не вздумайте жаловаться. Да, это жестоко! Но, черт вас подери, вы должны уметь защищаться! – прорычала она, схватила первого попавшегося котенка и шагнула к клетке. – Должны раз и навсегда выбросить из головы все эти глупости про жалость, про человека под волчьей шкурой, про то, что мы не имеем права их убивать! – она вытянула руку. Котенок жутко визжал и извивался, растопырив тонкие лапы. – Имеем! И должны! Каждый месяц оборотни нападают на ни в чем не повинных маглов, убивают детей, стариков, всех подряд! В этой клетке зверь – дикий и кровожадный зверь, который убьет вас и ваших близких при первой возможности! И пока вы в этом не убедитесь воочию, проку от наших уроков не будет! – и с этими словами она швырнула низзла в клетку.
В этот же момент Лили, стоящая рядом с Ремусом, порывисто закрыла лицо ладонями.
Ремус не закрыл.
Во имя Мерлина...
Лучше бы закрыл.
Зачем.
Зачем он только на это смотрел?!
Есть такие вещи, которые хочется просто забыть. Выкинуть из головы, стереть из памяти раз и навсегда.
Пожалуй, вид разрываемого на части маленького зеленого тельца и то, как его содержимое вываливается наружу, как раз стал одной из таких вещей.
В этот раз класс не кричал и не возмущался. На поляне расстилалась ужасающая тишина - все окаменели, кто-то отворачивался, кто-то, в том числе и Мародеры, во все глаза следил за происходящим.
– Никакой жалости, – тихо заговорила Валери Грей, когда писк и рев сменились жадным чавканием. – Только желание убивать, – она повернулась к белым, как мел, ученикам, голос ее зазвучал мягче. – Теперь вы знаете, как атакует оборотень. Так он поступает со всеми, если его вовремя не остановить. Это тяжело и неприятно, но без этого рубца вы так никогда бы и не смогли поднять руку на оборотня, – она взглянула на Алису. У Вуд был такой вид, словно она ещё не решила, разрыдаться или заблевать всю поляну завтраком. Лицо у неё было серое. – Это все равно, что прижечь рану. Страх и жалость – это ваша рана, ваше слабое место. Чем раньше вы его прижжете – тем лучше. Давайте. Это просто низзлы, обыкновенные лесные паразиты и не более того. Не покупайтесь на внешнюю безобидность. Они тоже питаются мясом. Так что вперед. Те, кто совершенно уверен, что не справится, может идти. Напоминаю, что этот курс носит факультативный характер и посещать вы его можете по собственному желанию.
После этих слов несколько человек отделилось от толпы и, возмущенно переглядываясь, направилось в сторону замка. Среди них была и Блэйк Забини со своей свитой.
Грей ничего не сказала, только окинула уходящих цепким взглядом. Когда же последний из них скрылся за деревьями, она приглашающе повела рукой и отступила в сторону от ящика и клетки.
Постепенно, с крайней неохотой и отвращением класс снова окружил коробку с низлами. Выбирая зверьков, все отводили взгляд и старались максимально отвлечься от того, что в руках у них - живое существо, которое они будут обязаны бросить в клетку к прожорливому зверю. Доставая своего кота, Ремус украдкой бросил взгляд на Валери Грей, стоящую в стороне. Надо сказать, для учителя она была очень и очень...
Грей вдруг подняла на него взгляд. Ремус почувствовал, как жаром плеснуло щеки, поскорее достал своего низла, даже не взглянув на него, и поспешил вернуться к остальным.
Джеймс что-то сказал ему, но Ремус не расслышал.
С ним что-то странное творилось.
Сердце колотилось так громко и сильно, что дышать было тяжело.
Класс выстроился в очередь.
Перед Ремусом стояла Роксана Малфой и держала в горсти того самого рыжего низзла, которого достал Джеймс. Зверек задремал у нее в руках. Глазки его закрылись, а большая ушастая голова раскачивалась на тонкой жилистой шее, словно маленький воздушный шарик.
Когда подошла очередь Роксаны, котенок вдруг проснулся, зевнул во всю свою беззубую розовую пасть и воззрился на девушку маленькими блестящими глазами.
Роксана остановилась как вкопанная.
Валери подошла ближе.
– Бросай его в клетку.
Роксана не двигалась и смотрела на низзла так, словно ей вдруг открылась какая-то страшная истина.
Валери сжала её руку чуть повыше локтя. Класс заволновался, все начали вытягивать головы, чтобы узнать, в чем проволочка.
– Ты должна бросить его, – сухо говорила Валери, глядя на девушку. – Ну?
Роксана вдруг сильно вздрогнула, оглянулась на учительницу, поджав плечи, а потом резко развернулась и ринулась прямиком в лес.
Поднялось волнение.
– В чем дело?
– Что там случилось?
– Это Малфой!
– Надо ее догнать!
– Эй, вернись! Эй!
– Нет! – властно крикнула Грей и все стихли. – Пусть идет.
Сириус вдруг схватился за руку и скорчился.
– Ты чего? – Джеймс схватил его за шкирку, пытаясь выпрямить.
– Ай... твою мать, мне сейчас палец оторвет... – выдавил Сириус, сжимая пальцы правой руки. – Это гребанное кольцо. Вот ведь дура... мне надо ее догнать, иначе все, – Сириус сорвался было с места, но тут его окликнула Грей, и он чуть не перецепился через свою ногу.
– Неужели вас, мистер Блэк, тоже напугал вид крови? – откуда-то она уже знала его имя.
– Да я просто... за ней... – процедил Сириус сквозь зубы, жмурясь так, словно профессор была источником слепящего света. – Впечатлительная очень... кретинка... я мигом, – и он тоже с треском вломился в кусты. Все услышали его крик:
– Малфой, мать твою, ну-ка стой!!!
Глядя ему вслед, Ремус машинально шагнул вперед.
А когда снова повернул голову, подскочил, напоровшись на жутко-осмысленный дикий взгляд оборотня.
На секунду он увидел в желто-зеленых глазах свое бледное, искаженное неприязнью и страхом лицо, а потом в водовороте инфернальных красок что-то торжествующе полыхнуло. Мохнатый сутулый оборотень вдруг странно съежился, обнял себя лапами, словно ему стало больно... и превратился в молочно-белый шар, выплывающий из облаков.
Ремус отшатнулся от него и упал в траву.
А в следующий миг Грей выскочила вперед, взмахнула палочкой, и выползающая из-за облаков луна лопнула, как воздушный шар, прежде чем ее успел кто-либо разглядеть.
Но ученики все равно зашумели.
– Эй, что это было?
– Это что, был боггарт?!
– Вы видели шар?! Что это было? Во что он превратился?!
– Он взорвался!
– Тихо! – Грей накинула на клетку ткань, и она снова затряслась. – Конечно, это был боггарт! А вы думали, это настоящий волк? В новолуние?
Ученики неловко переглянулись.
– Вы меня удивили, седьмой курс. Дождетесь, что я посажу вас за учебники! – фыркнула Валери, оглядывая пристыженный класс, а потом взглянула на Ремуса, по-прежнему сидящего на траве.
– Вы испугались чего-то, в то время как перед вами был кровожадный отвратительный зверь? – вкрадчиво спросила она, стягивая перчатку.
Ремус сглотнул, глядя на неё с земли.
У неё были просто офигенные бедра, обтянутые черными плотными брюками.
Он сглотнул и тряхнул головой, поспешно опустив взгляд.
– Да, – выдохнул он и посмотрел ей в глаза.
Грей прищурилась.
– Вы либо законченный трус...
Он снова почувствовал, что краснеет, но теперь от злости.
–... либо невероятный храбрец.
Стянув наконец перчатку, она вдруг протянула ему руку.
– Вставайте, – она чуть сузила свои страшные глаза. – Мистер Люпин.
В другой ситуации Ремус ни за что не позволил бы женщине себе помочь. Но этой женщине, кажется, нельзя было отказывать ни в чем.
Ладонь у нее оказалась узкая и теплая, гораздо меньше руки самого Ремуса.
Оказавшись на ногах, он вдруг сразу стал выше нее. До этого он и не замечал, что она небольшого роста.
– Спасибо, – прошептал он, отряхивая с одежды грязь и от души надеясь, что она понимает, за что именно он ее благодарит.
– Не за что. Вам стоит быть осторожнее.
Они встретились взглядом, и под ложечкой у Ремуса что-то больно и сладко екнуло.
– Буду... – прошептал он, с трудом разлепив губы, осознал, что все еще держит ее руку, и поскорее разжал пальцы.
Грей наградила его последним пристальным взглядом, повернулась к остальным и возобновила урок, а Ремус вернулся в толпу. Грей говорила что-то, пока оборотень рвал на кусочки низзлов, но Ремус её почти не слушал и не слышал даже, как над лесом прокатился удар колокола.
Ладонь полыхала.
Что-то творилось с ним.
Что творилось со всем миром.
Он летел ко всем чертям.

...24 декабря 1975 года...

Карета Блэков, невидимая для маглов, летела по заснеженным улицам небольшого графства. Мимо проносились магазинчики под шапками из снега, сияющие гирлянды, влажные фонари, яркие краски, счастливые люди...
А ведь он мог бы сейчас вместе со всеми праздновать сочельник в гостиной Гриффиндора. Веселиться, отрываться, играть на гитаре и в волшебный твистер, подкалывать Эванс на пару с Сохатым...
– ... хотя бы слышишь меня?
И Марлин. С тех пор, как они сделали это, ему хотелось её постоянно, все время, всегда. Как бы он хотел провести это время с ней, вместо того, чтобы сидеть сейчас в ледяной карете и ехать на какой-то сраный прием в поместье Малфоев.
«Ты ведь вернешься на Рождество?..»
– Сириус!
Карета проехала мимо церкви, из которой доносился рождественский хорал, и Сириус вспомнил, как мягко сминался под его руками белый вязаный свитер, когда они с Марли сидели в "Трёх метлах" и...
– Сириус Блэк, твоя мать говорит с тобой.
Сириус отвел взгляд от окна, посмотрел сначала на отца, который как всегда флегматично попивал огневиски, глядя в никуда, а потом на мать.
Как всегда красивая, бледная, холодная, вся в черном, с алыми губами, бриллиантами в ушах и в шубе из меха черного рейема. Его мама.
– Что? – нелюбезно переспросил он.
Вальбурга громко хлопнула в ладони.
– Он даже не слушает!
Сириус с трудом удержался, чтобы не закатить глаза.
– Я слушаю.
– Ты можешь хотя бы притвориться, что они тебе нравятся, и изобразить удовольствие?
– Как твоя мать, – рассеянно вставил Орион, закуривая сигару из тентакулы.
Вальбурга поджала губы, быстро посмотрев на него.
– Я что, так многого требую?
– Ты требуешь невозможного, как всегда, – проворчал Сириус и засунул пальцы под воротник, пытаясь ослабить удавку, которую ему лично завязывала сама Вальбурга – впервые за все его шестнадцать лет. Бриллиантовая заколка больно колола его шею.
– Ты хоть понимаешь, как важна для нас эта помолвка?
– Сделка.
– Помолвка.
– Сделка! Вы покупаете для меня партнера для скрещивания. Много золото по...
Вальбурга резко хлопнула ладонью по сиденью, и он замолчал.
– Прекрати сейчас же, – прошипела она, втыкая в Сириуса свой взгляд, словно очередную иголку. – Да, это сделка. Сделка! Но ты ведь уже не маленький, Сириус, и должен понимать, что состояние и фамилия не могут строиться на пустом месте. Брак по "любви" – это пошлость и удел грязнокровок, а для нас это, прежде всего, надежное будущее, связи, состояние и...
– Чистая кровь, – выгнул губы Сириус, выплевывая это слово так, словно оно было куском протухшего мяса.
– А ты имеешь что-то против? – поинтересовался Орион, неторопливо вынимая из бокала свой взгляд и обращая его на сына.
Сириус отвернулся к окну. Он ненавидел, когда мать и отец говорили о браке. В такие минуты он сразу вспоминал красную нить, связывающую их имена на семейном древе поверх золотой, и думал о том, что, наверное, вообще не имел права появляться на свет.
– Да, – прорычал он, снова оборачиваясь. – Да, я против. Может, я не хочу? Может быть я уже выбрал, сам?
– Что значит «хочу»? Что значит «выбрал»? Орион... что он такое говорит?
– Мне кажется, Bourgie, наш сын имеет в виду, что влюбился в какую-то грязнокровку, – равнодушно отозвался старший Блэк, стряхивая пепел.
Вальбурга прижала руку к груди.
Даже Регулус отвлекся от своей книги и обратил на брата черные круглые, как у глупого щенка, глаза.
– Сириус?..
– Прекрати, мама, у тебя кровь носом пойдет! – процедил Сириус, но было уже поздно. Вальбурга села на своего любимого конька.
– Кто она, Сириус?! Кто?!
– Не ваше дело! – спокойно отрезал Сириус и вдруг сорвался неожиданно для самого себя. Видимо, напряжение последних двух недель, в течение которых ему ежедневно капали на мозги, все-таки дало о себе знать. А может он просто был чертовым Блэком.
– Какая разница, черт возьми, кто она?! – заорал он. – Может я влюбился! Может это навсегда! И если я захочу – женюсь на ней, прямо завтра, черт возьми!
– Никогда ты не женишься на грязнокровке! – завизжала Вальбурга, да так, что карета зазвенела от эха. Регулус поморщился, отодвигаясь. – Никогда, ни за что мой сын не возьмет в жены паршивую, грязную...
– Заткнись! – заорал Сириус и мать отвесила ему пощечину.
Карета мягко качнулась на рессорах и остановилась.
Они прибыли на место. Вместо праздничного городка за окнами уже вовсю переливался и мерцал великолепный Малфой-Мэнор.
Дверца кареты открылась, и все увидели старшего домового эльфа Малфоев.
– Добро пожаловать в Уилтшир, сэр, – проскрипел он старческим голосом и склонился в поклоне перед лакированной туфлей Ориона, показавшейся на ступеньке.
Кареты подъезжали, гости сплошным потоком двигались к главным дверям, и всюду только и слышны были утонченно-вежливые приветствия, пожелания счастливого Рождества и холодное хлопанье дверей карет.
– И запомни сын, ты пойдешь с этой девушкой под венец, даже если мне придется применить к тебе Империус... – прошипела напоследок Вальбурга, поправляя на Сириусе галстук. Красные тонкие губы женщины уже застыли в ледяной светской улыбке.
– Или любое другое заклятие к твоей грязнокровке. Не заставляй меня идти на это, – с этими словами она оттолкнула Сириуса от себя и вплыла в празднично сверкающий холл. Рядом с ней тут же возникла тучная шумная женщина в роскошном восточном наряде.
– Вальбурга Блэк!
– Патриция! – моментально переменившись в лице, мать расцеловала миссис Забини в щеки. Дочь Патриции, Блэйк, до пошлости миленькая, словно рождественская упаковка шоколадных конфет, впилась в Сириуса жадным обиженным взглядом. Он же, схватив с проплывающего мимо подноса стакан, нырнул в ближайшую дверь, но, однако, успел услышать обрывок разговора:
– Значит, вас... уже можно поздравить?.. – многозначительно спросила Патриция.
– Боюсь, пока еще рано... – уклончиво засмеялась мать.
В гостиной Сириус попал в толпу, где каждый считал своим долгом бросить на него взгляд.
Сириус вспомнил, где видел этот взгляд раньше, и от этого ему стало очень плохо. Когда-то все эти люди так же таращились на Беллатрису и Родольфуса.
Он чувствовал себя загнанным волком. Все эти чистокровные гончие сейчас показывали ему свои зубы так, словно предупреждали заранее, чем кончится дело, если он попытается дать деру.
– Я знаю, что ты чувствуешь, сын, – рука отца вдруг легла ему на плечи.
Сириус раздраженно вздрогнул.
– Правда? – процедил он.
– Знаешь, для того, чтобы спать с женщиной, не обязательно на ней жениться. Да, ты сейчас влюблен, и тебе кажется, что она – самая необыкновенная, но поверь, – он понизил голос. – Скоро эта оскомина спадет, и ты поймешь, что для серьезных отношений нужно кое-что повесомее, чем постель, – Орион хлопнул его по плечу. – И не горячись. Возможно, твоя будущая жена окажется не так плоха, как ты думаешь.
– А твоя оказалась? – он стряхнул его руку и поскорее покинул гостиную, где от золота и зелени начинало рябить в глазах.
Почти час Сириус старался не попадаться родителям и Малфоям на глаза. Ему с самого утра ужасно хотелось курить, но здесь это сделать было невозможно.
После долгих скитаний по ярко освещенным запутанным коридорам, он наконец нашел одну-единственную незапертую дверь и без раздумий повернул ручку.
И попал в другой мир.
Грохочущая музыка. Свет выключен. Плакаты игроков в квиддич, магловских музыкантов и актеров кино. Камин ярко пылает, и душноватый, теплый воздух облизывает замерзшие ладони животворящим теплом.
Не веря своим глазам, Сириус шагнул внутрь. Такой грохот было бы слышно даже с улицы, а он не слышал его из коридора. Как будто комнату специально заколдовали...
– Эй, что вам надо?!
Он обернулся.
Из-за ширмы, расписанной ветками цветущей вишни, выскочил человек.
То, что это девушка, Сириус понял сразу – по двум не очень длинным, но мягко изогнутым гладким ножкам в коротких белых носочках. Все остальные прелести скрывала мешковатая толстовка с капюшоном.
Девчонка быстро подошла к нему, воинственно упирая руки в бока. Из-под капюшона сверкнули глаза.
– Ты кто? – она захлопнула дверь. – Чего врываешься?
– Тут можно покурить? – он повертел перед ней пачкой. Магловская этикетка подействовала на странную девочку, как секретный пароль: она сразу как-то расслабилась, опустила руки и дернула плечами. Даже голос ее, хрипловатый для подростка, зазвучал мягче.
– Можно, – и она протопала мимо него, мелькая в темноте светлыми трусиками, которые виднелись из-под толстовки, после чего скрылась за ширмой.
Сириус заметил лежащий у камина дорожный рюкзак с вывернутым нутром, пару теплых зимних унт, и взгляд его сам собой метнулся к полке.
Бинго!
На ней лежал маленький мешочек с серебристой пылью.

...1977 год...

– Малфой?
Сириус осмотрел притихшие деревья, и на него накатило неприятное чувство, будто они смотрят на него в ответ.
Он вдохнул поглубже.
– Мал... ах ты черт!
Он на ходу перецепился через какой-то пенек и чуть не упал.
Впереди что-то шевельнулось.
Малфой сидела между корней какого-то дерева, словно маленькая девочка, спрятавшаяся в ногах большой и старой няньки.
Только сначала Сириус не понял, что это она, потому что вместо жидковатой ядовито-розовой шевелюры по её плечам рассыпалась грива пушистых белоснежных волос, так что издалека ее можно было принять за детеныша полувидима.
В голове вдруг яркой ослепительной вспышкой пронеслось какое-то воспоминание, но едва Сириус попытался его схватить, оно тут же исчезло, оставив после себя только эхо прибоя и стойкое ощущение, что все это он уже где-то видел...
Он подошел ближе.
Малфой пыталась закурить и без конца щелкала магловской зажигалкой, но руки у нее дрожали, и искра не высекалась, а сама она сухо всхлипывала и отчаянно ругалась, обжигаясь о кремень. Котенок низзла, которого Малфой унесла с собой, копошился в траве у её ног и даже не подозревал о том, что уже пятнадцать минут как мог быть совершенно мертв...
Сириус наклонился, вынул сигарету у нее изо рта, так что Малфой испуганно дернулась и раскурил волшебной палочкой.
– Что же мне с тобой делать, Малфой? – рассеяно проговорил он, выдохнул сладковатый вишневый дым и повертел в руке тоненькую бумажную палочку. – Убить быстро или дать насладиться последней сигареткой?
Она выхватила у него сигарету, прежде чем он успел прикоснуться к ней второй раз.
– Какого хера тебе надо?
– Десять пальцев, – он помахал правой рукой. – А могло стать девять.
– Уходи, – она коротко взглянула на него. – Что ты вечно за мной ходишь?
– Черта с два я бы за тобой пошел, если бы не эта херня у меня на пальце. У тебя, кстати, тоже.
Малфой ничего не ответила и затянулась. Рука у нее тряслась так, что пепел падал на одежду.
– Не будь такой ссыкушкой, Малфой. Пойдем обратно. Я не хочу схлопотать еще одно наказание.
Она затрясла головой.
– Я туда не пойду! – уперлась Роксана. – Ты иди куда хочешь, а я остаюсь.
– Ты что-то путаешь, детка, – Сириус склонился к ней и прищурился. – Я не упрашивать тебя пришел. Будешь упираться, потащу силой.
– Ой, как страшно!
– Экспеллиармус!
Тонкая черная палочка вырвалась из мантии. Роксана взмахнула было рукой, но это было все равно что ловить муху.
– Эй! – она вскочила на ноги. – Отдай!
– Отбери! – Сириус сунул теплую палочку во внутренний карман мантии.
– Ах ты...
Роксана метнулась к нему, Сириус быстро присел, обхватил ее за пояс и, закинул себе на плечо, как мешок.
– У тебя что, блять, крыша нахуй поехала?! – вопила Малфой, пиная его и колотя кулаками по спине, пока он шел к замку. – Отпусти меня на землю, придурок! Отпусти меня сейчас же!
Она не переставала сопротивляться всю дорогу. Кричала, пыталась лягнуть в живот, ругалась как последний гоблин и царапалась хуже гарпии, но Сириус сносил все побои.
– Я тебя предупреждал, – говорил он. – К тому же, со страхами лучше всего... ауч, эй, хватит уже! – он подбросил ее на плече, когда она снова его ударила. – Лучше всего бороться, а не бегать от них!
– Засунь себе в задницу свои советы! Опусти меня на землю!
Сириус услышал шорох у себя за спиной и обернулся, мотнув Малфой так, что она смешно тявкнула.
За ними бежал рыжий котенок.
– Дружище, ты – низзл, и твой дом в лесу! – Сириус легонько помахал ногой, не подпуская его. – Слышал? Иди лесом, дружище!
Котенок принялся вертеться вокруг его ног.
– И даже не будь ты низзл, я ненавижу кошек! И при первой же возможности грохну тебя. Так что давай, кыш!
Малыш увернулся от его ноги и попытался зацепить носок ботинка когтями.
– Иди отсюда! – прикрикнул Сириус и возобновил свой путь, а нахальная зверюга потрусила следом.
– Осторожнее, ты же его раздавишь! – закричала Малфой и так больно впилась в него ногтями, что Сириус не выдержал и сбросил ее в ближайшие мягкие заросли.
– Значит так, Малфой! Или ты, черт тебя дери, идешь сама, или я пользуюсь своим желанием – ага, ты помнишь о нем – и приказываю тебе покормить вервольфа с руки. Выбирай, куколка, что тебе дороже.
Роксана скрестила на груди руки, упрямо глядя на него с земли.
– Вот так, значит?
Она решительно кивнула.
Сириус шагнул к ней, но тут перед глазами стремительно мелькнуло что-то маленькое и рыжее, а в следующую секунду круглая и глазастая башка низзла вдруг появилась у него прямо перед носом.
– Черт возьми!
Низзл расплылся в омерзительной неестественной улыбке.
Сириус поскорее содрал с головы лесного демона и швырнул в кусты, а Роксана покатилась со смеху.
– Гребаный уродец... – зверек, все меньше и меньше походящий на кошку, снова появился из облачка шерсти и припал к его ноге. – Да отвали ты от меня, отвали, Мерлинова срань!
Посмеиваясь, Роксана поднялась на ноги и отряхнула мантию.
– Слушай, Блэк, я передумала. Я пойду с тобой на урок. Но взамен ты возьмешь себе этого кота.
– Что?!
– Это будет честно. Ну что, идет? Или ты сдулся, большой и страшный Блэ-эк?
Сириус почувствовал, как у него дернулось лицо.
Ему захотелось схватить тщедушное тельце и зашвырнуть подальше в кусты также, как он только что бросил туда низзла.
Малфой бесстрашно смотрела на него, катая на губах улыбку.
– Идет, – наконец выдавил он и крепко, по-мужски сжал ее пальцы, с трудом подавив желание раздавить их ко всем чертям.

...24 декабря 1974 года...

– Ты кто вообще такая?
– Прислуга, – быстро ответила Роксана, натягивая джинсы. Присутствия парня она не стеснялась. В Дурмстранге частенько приходилось переодеваться при мальчиках. – Магла в доме. Знаешь, что-то вроде рабыни.
– А имя у прислуги имеется?
«Скажу – точно побежит вниз и скажет матери, что я здесь».
– Нэнси! – выпалила она, краем глаза поймав плакат Sex Pistols. – А ты?
Парень взглянул туда же, недоверчиво хмыкнул и закурил.
– Дворецкий Блэков. Знаешь таких?
– Жестокие извращенные выродки с кучей золота под Лондоном, которые мечтают истребить всех полукровок? – уточнила она, прыгая на одной ноге и натягивая на другую сапог. – Слышала, а как же.
– Не лучше твоих Малфоев. Будешь? – он протянул ей пачку. Роксана до этого никогда не курила, но подумала – почему бы и нет, пожала плечами и взяла одну.
– Рад знакомству, – невнятно промолвил парень и протянул ей руку. – Меня зовут Си...д. Сид.
Она понимающе улыбнулась, вложила пальцы в расслабленную теплую руку и почувствовала, как в самую серединку ладони как будто ток запустили.
– Твои хозяева не будут тебя искать, Сид? – спросила Роксана и забралась на постель, заталкивая вещи в рюкзак. Новый знакомый преспокойно бухнулся рядом.
– Они мне не хозяева, – лениво отозвался он, дымя в белоснежный балдахин и украдкой разглядывая Роксану. Она выдернула из-под него свою футболку. – А ты куда собираешься?
– Квиддич. Сборная Болгарии сегодня играет с «Осами».
– Да ты что... ты поэтому берешь с собой вещи своей хозяйки?
Роксана остановилась, не до конца сложив свитер, и покосилась на добродушно усмехающегося парня.
– Да! – она запихнула свитер в рюкзак. – Проблемы?
– Бродяга!
Они переглянулись.
– Бродяга, ты где?!
Голос звучал приглушено, так, словно говорящий прятался под кроватью.
Парень спохватился и со словами «Это у меня» вытащил из кармана маленькое квадратное зеркальце.
Голос доносился из него. Он был хриплый, ломающийся, смешанный с голосами других людей, смехом и музыкой.
– Бродяга, где ты шляешься, все уже собрались!
– Я застрял, брат, – вздохнул парень, поудобнее устраиваясь на подушке.
– Застрял где?
– В данный момент в кровати.
Роксана обернулась, позабавленная хвастливой интонацией. Парень поймал ее взгляд и подмигнул.
– Ты что, с девчонкой?
– Да, – явно рисуясь, подтвердил ее новый знакомый. – Да, я с девчонкой.
Роксана в этот момент соскочила с постели и побежала за ширму. Сириус приподнялся на подушке и вытянул голову, разглядывая её голые ноги.
Она вытащила из шкафа теплый зимний шарф и шапку – в Дурмстранге ночью опасно было быть девушкой, поэтому она все до последней волосинки спрятала под шапку и тщательно замотала нижнюю часть лица шарфом. В такой одежде и при таком экипировке ее вполне можно было принять за щуплого мальчишку.
Она вскинула рюкзак на плечо и направилась к камину. Пора было уходить.
А странный парень по имени Сид всё так же валялся на её кровати и говорил с зеркалом.
–... мы притащили ящик из «Сладкого королевства» и сейчас выясняем, что там. А ночью все вместе пойдем к озеру. Ты пропустишь все веселье.
Сид сунул зеркало на место и вскочил с кровати.
– Слушай... Нэнси, да? Нэнси, мне срочно надо свалить отсюда! Я видел, у тебя есть Порох, поможешь мне уйти?
– С какой стати? Там порция только на одного, – она схватила рюкзак, но Сид перехватил его и не дал надеть.
– Если не поможешь, я скажу Эдвин Малфой, что ты украла вещи ее дочери, – быстро выпалил он.
– Шантаж?!
– Именно.
Роксана выдернула рюкзак у него из руки.
– Ладно! – отрывисто сказала она. – Только если тебя выкинет где-нибудь по дороге, я не виновата!
Перед тем, как шагнуть в камин, Сириус обернулся.
– Эй, Нэнс! Спасибо тебе! – и, прежде чем девчонка успела что-то сказать, Сириус схватил её, быстро чмокнул прямо в губы и провалился в зеленое пламя.


...1977 год...

Гулкий удар колокола прогудел по замку, и последний урок подошел к концу.
Роксана сидела за партой, обнимала свою старую сумку из мягкой красной кожи и смотрела, как ее одноклассники один за другим покидают кабинет.
Двигаться совсем не хотелось. Хотелось, чтобы кто-нибудь взял ее и отнес в Трапезную на ужин. А потом донес до подземелий, где она будет отбывать наказание в компании самого неприятного человека во всей школе.
В самом деле, этот день может стать ещё более отвратительным?
– Мисс Малфой.
– А?! – Роксана вскинулась и уставилась на склонившегося над ее партой профессора Джекилла.
– Вы хорошо себя чувствуете? – озабоченно спросил он, глядя на нее своими добрыми голубыми глазами.
– Да... – она кашлянула. – Лучше всех, – Роксана кивнула для достоверности.
– Вас проводить в Больничное крыло?
– Нет, все в порядке. Честно.
– Тогда вам лучше спуститься на ужин, пока еще не все съели, – профессор улыбнулся так, что Роксана невольно подняла уголок губ в ответ.
Зябко поеживаясь и зевая, она вышла из класса в темный пустой коридор и пошла к лестнице. Вот за что она готова была возненавидеть Хогвартс, так это за его бесконечные лестницы и этажи. В Дурмстранге были лифты. В Шармбатоне вообще всего три этажа.
А здесь приходилось целыми днями бегать по этажам.
Она что, спринтер?
На пятом этаже Филч, стоя на стремянке, пытался шваброй закрыть хлопающую оконную раму.
Когда Роксана проходила мимо, на нее дохнуло пресной ледяной сыростью.
Достал этот дождь.
Льет с самого утра, и из-за этого ужасно клонит в сон.
Вот и на трансфигурации.
Вроде бы сидела и слушала урок, а потом вдруг поймала себя на том, что лежит на парте и видит какой-то сон.
Да и все сидели такие тихие и подавленные, что даже суровая тетка заметила и прервала проверку того самого страшного домашнего задания, которое Роксана так и не одолела за выходные.
– Ну и что с вами со всеми такое? – спросила она, когда на заданный дважды вопрос о формуле никто не поднял руку. – Может, кто-то наложил на вас парализующие чары, м-м?
– Профессор Грей, – нехотя пробормотала Алиса, когда стало ясно, что желающих отвечать нет.
– Профессор Грей наложила на вас чары, мисс Вуд?
Староста нехотя улыбнулась.
– Нет... просто... провела урок.
– Ах, вот оно что! – Макгонагалл понимающе вскинула голову и покивала.
– Профессор Макгонагалл... вы ничего не можете с этим сделать? – жалобно спросила Алиса. Роксана жадно взглянула на тетку. Она была такая... казалось, она может повлиять на все на свете. – Это просто невыносимо.
Класс согласно загудел.
– К сожалению, мисс Вуд, это не моя компетенция. Уроки выживания включены в вашу программу министерством, а там считают, что вы уже готовы к подобным испытаниям, – она поджала губы, явно не одобряя легкомысленное министерство. – Но профессор Грей вам наверняка говорила об этом, вы имеете право отказаться. Никто не будет заставлять вас посещать ее уроки силой. Однако я бы на вашем месте не торопилась. Профессор Грей действительно блестящий специалист по ликантропии и превосходный Охотник, никто не обучит вас самозащите лучше, чем она. Так что подумайте хорошенько. И что бы вы там ни решили, это не повод спать на занятиях! – строго добавила она и посмотрела прямо на Роксану, которая всего на секундочку прикрыла веки, но уже успела увидеть краешек нового сна.
– И еще... если бы вы, седьмой курс, в свое время лучше учили уход за магическими существами, то наверняка знали бы, что низзла надо убить девять раз для того, чтобы он умер на самом деле.
Макгонагалл приподняла уголки губ, увидев, какое впечатление ее слова произвели на класс, и взмахнула палочкой.
– А теперь продолжим урок.

– Что у вас с Блэком? – с ходу спросила Забини, встав перед столом и скрестив руки на груди.
Дело было за ужином. Блэйк напала на Роксану так внезапно, что она чуть не подавилась картофелиной.
– Что? – прошамкала она, надеясь, что просто ослышалась.
– Я спросила, что у вас с Блэком? – нетерпеливо повторила Забини, опираясь на стол рукой.
– Искренняя и глубокая антипатия, – честно призналась Роксана. – Он бесит меня, а я бешу его. Это сильное и взаимное чувство, – она поднесла было вилку ко рту, но Блэйк вдруг взяла и выхватила ее у нее из руки.
Секунда на подавление ярости.
Роксана стукнула опустевшим кулаком по столу и вскочила.
– Ты охуела?!
– Оставь Блэка в покое, Малфой! – пригрозила ей слизеринка. – Ты уже один раз упустила его, теперь, будь добра, отойди в сторону. Или пожалеешь. Клянусь Мерлином, пожалеешь.
– Чего? Я упустила его? – Роксана засмеялась. – Ты в своем уме, ma cherie?
– Не строй из себя дурочку. Если хочешь знать, Блэк – мой жених.
Роксана выпятила губу и понимающе покивала, попутно вспомнив утренний разговор Блэка с другом.
– Даже не знаю, кому из вас больше посочувствовать.
– Посочувствуй себе! – с нажимом проговорила Блэйк, наклоняясь к ней так, что Роксана почувствовала приторный до тошноты запах её духов. – Думаешь, я поверю, что ты сама упала с метлы тогда? Готова побиться об заклад, ты это сделала специально.
– Специально упала с тридцати футов? – уточнила Роксана.
– Я прекрасно знаю, что между вами что-то есть. Я вижу, как он пялится на тебя. Он сегодня побежал за тобой в лес! Что вы там делали?!
– Может, лучше спросишь у своего жениха, мне-то ты всё равно не поверишь.
– Мне он сказал, что у вас там какое-то общее наказание, но я не такая дура, чтобы поверить в эту чушь!
– Да уж, Забини, ты не дура, это точно, – усмехнулась Роксана, шинкуя бифштекс и представляя, что это Блэк, Блэк, Блэк...
– Не испытывай мое терпение! Что вы делали в лесу?!
– Да трахались в кроличьей норе! – не выдержала Роксана. Ученики, сидящие поблизости, обернулись, даже звон вилок о тарелки стал тише на два порядка. – Это то, что ты хотела услышать? Теперь я могу поесть? – и она шлепнулась на место, снова хватаясь за нож и вилку.
Забини какое-то время просто смотрела на нее. Губы ее дрожали, а глаза маслились слезами. А потом, повернувшись на каблуках, она выбежала из зала, не сказав больше ни слова.
После ужина Роксана вернулась в свою комнату, чтобы переодеться. Постель была так восхитительно аккуратно застлана чьими-то заботливыми руками и так притягивала к себе, что Роксана не выдержала и прямо с порога со стоном завалилась на теплое покрывало. Дав себе честное слово, что просто полежит полчасика, а потом отправится в подземелья, она закуталась в одеяло и опустила ресницы...
Когда она открыла глаза, на часах уже была половина девятого. Наказание было назначено на восемь. Сломя голову, Роксана побежала в класс, но как назло заблудилась в подземных лабиринтах и в итоге опоздала почти на целый час.
– ... с препаратами составите вот в этот шкаф, – Слизнорт захлопнул дверцу настенного шкафчика и обернулся, когда Роксана влетела в кабинет зельеварения, держась за бок. – О, а вот и мисс Малфой! Лучше поздно, чем никогда?
– Я заблудилась, – выдохнула Роксана, ставя сумку на пол и хватаясь за бок.
На одной из парт уже лежал знакомый рюкзак.
– Ничего, ты как раз успела к мытью полов, – Блэк показался из боковой комнаты с ведром воды и на ходу бросил Роксане швабру, похожую на грязную кисточку.
– Знакомьтесь. Малфой – швабра, швабра – Малфой. Твоя дальняя родственница.
– Мистер Блэк! – Слизнорт, уже собираясь уходить, покровительственно положил руку Роксане на плечо. – Как вам не стыдно?
Сириус обернулся к нему, и Роксана увидела, что на одной щеке у него откуда-то взялись красные пухлые царапины. Как будто гигантская кошка лапой махнула.
– Это был комплимент, – буркнул он, окуная швабру в ведро.
– Мы что, правда будем работать руками? – поинтересовалась Роксана, тоскливо оглядывая учиненную в классе разруху: присохшее к полу зелье, несколько обгоревших парт, кучи битого стекла, сорвавшиеся со стен полки и заляпанные шторы.
Сириус насмешливо фыркнул.
– Именно так, мисс Малфой! И хорошо, что напомнили – давайте-ка сюда ваши волшебные палочки. Чтобы не было искушения... давайте-давайте.
Еще один злой взгляд Блэка – и палочки скрылись в портфеле профессора.
– Я вернусь в десять. Надеюсь, к этому времени вы управитесь, – Слизнорт окинул кабинет взглядом полным сомнения и вышел, затворив за собой дверь.
Блэк, который в этот момент показательно мочалил пол, швырнул швабру.
– Какого хрена ты наплела Блэйк?!
Роксана покосилась на него и провела шваброй по полу, оставляя огромную лужу.
– Она меня бесила. Что да что... вот я и ляпнула... откуда я знала, что у твоей подружки чувство юмора, как у тапочка?
– Она не... – он махнул рукой и полез в карман. – Малфой, просто сделай мне одолжение, когда в следующий раз тебе захочется ляпнуть, прикуси язык!
Роксана обернулась.
– Ты же только что ее отдал! – воскликнула она, увидев в его руке волшебную палочку, похожую на ветку.
– Свою, может, и отдал, – фыркнул Блэк. – А это – палочка Сохатого. Она ему сегодня все равно не пригодится. А я не такой дурак, чтобы тратить вечер на эту чепуху только потому, что кое у кого руки растут из задницы.
Роксана бросила швабру и залезла на парту. На фразу о руках она не обиделась только потому, что ее в этот момент захлестнуло ощущение тотального облегчения. Уже совсем скоро все закончится, и она пойдет в свою комнату, а там заберется под одеяло, включит музыку и будет слушать голос Мирона, пока не уснет...
Ведра с грохотом носились по классу, а швабры и тряпки, словно взвод маленьких чистюль, тщательно отскребали от пола и стен каждое, даже самое маленькое пятнышко.
Похоже, Блэк в самом деле был так хорош в трансфигурации, как трепался: уже через десять минут присохшее зелье исчезло с пола, дыры на ковре зашились, волны красного шелка заструились по стенам, а на восстановленные полки вернулась батарея склянок. Последним взмахом Блэк нанес блеск на поверхности всех классных котлов и с размаху плюхнулся в преподавательское кресло, уложив ноги на сверкающий свежим лаком стол.
– Вуаля.
– Отлично, – Роксана торопливо похлопала, одела ремень сумки на плечо и спрыгнула на чистый пол. – Благодарю за то, что избавил от каторжного труда, и прости за эти царапины и бла-бла-бла. Чао!
– Э-э нет, стой! – Блэк махнул палочкой, не меняя позы, и дверь, которую Роксана уже открыла, с силой захлопнулась, чуть не отбив ей пальцы. Она обернулась. – Старик должен увидеть нас здесь через час, иначе ни за что не поверит, – он повертел палочку между пальцев, как это делал Керли, барабанщик «ДС».
– И что ты предлагаешь? Просто сидеть здесь?
– Можешь сварить зелье, если тебе скучно, – Блэк с хрустом потянулся, вытянув руки над головой, и вдруг вскочил. – А я пока... – он подозрительно огляделся. – Найду себе занятие повеселее. Специалис Ревелио!
За спиной у Роксаны что-то щелкнуло.
За одной из картин, изображающих Слизнорта в облике таинственного зельевара, открылся шкаф-тайник. Всё свободное пространство в нем занимали бутылки, куда более аппетитные на вид, чем те, что толпились на полках.
– Привет, малышки! – ласково оскалился Блэк и пошире открыл тайник.
Стекло тускло замерцало на свету густыми насыщенными цветами: бордовым, янтарным, золотистым.
– Это что, яд? – спросила Роксана, когда Блэк обернулся с двумя бутылками.
– Малфой, ты, конечно, бесишь меня, но яд – это скучно. Если я и убью тебя, то исключительно своими руками, – Блэк подкинул одну бутылку на ладони и всмотрелся в этикетку. – «Огден». 1945 года. Неплохо. А это что у нас такое... медовуха. Ну, что будешь? – и он прошел мимо, не дождавшись ответа.
– Ты собрался пить? Здесь?
Блэк поставил бутылки на стол и наколдовал два стакана.
– Тебя что-то не устраивает? В жизни надо все попробовать. В том числе и преподавательские запасы. Или ты просто не умеешь пить? – пробка с глупым звуком вылетела из горлышка. Блэк направил палочку на старый граммофон в углу, тот тихонько захрипел, и из него полился сонный джаз.
Роксана бросила сумку на парту и решительно схватилась за стакан.
– Итак, Малфой, пока мы так мило сидим и выпиваем, у меня к тебе есть серьезный разговор, – Блэк небрежно взмахнул рукой. – Присаживайся.
Роксана потянулась к стулу.
– Поближе, – оскалился Блэк. – Да не бойся, не съем я тебя.
Роксана хмыкнула, подошла совсем близко и уселась прямо на учительский стол рядом с ногами Сириуса.
– Так?
– В самый раз. Видишь ли, в чем дело, – Блэк поднял рассеянный взгляд от ее колен и прижал стакан к пострадавшей щеке. – Забини – долбанная истеричка, я всегда это знал. Но сегодня она превзошла себя и врезала мне при всех, да еще и когда я был с другой девушкой. Так что если утром у меня было целых две подружки, то теперь, похоже, не осталось ни одной.
– Бедолага. Ты хочешь, чтобы я тебе посочувствовала?
Роксана не так часто пила крепкие напитки и сделала слишком большой глоток. Виски обжег ей язык. Она фыркнула и закашлялась, чувствуя, как горячий поток скользнул в грудь.
– Мне твое сочувствие нахрен не нужно. Но по твоей милости я теперь вынужден буду проводить ночи в одиночестве. А я к этому не привык. И будет логично, если именно ты поможешь мне скоротать время более приятно. А еще ты мне должна. Ты улавливаешь связь?
Роксана вскочила, как ужаленная.
– Ты в своем уме?!
– Вполне, – озадаченно подтвердил Сириус, убирая ноги со стола и поднимаясь. Роксана в свою очередь попятилась назад. – Что в этом такого? Просто маленькое одолжение. Ты же леди, должна уметь уступать.
– Какая я тебе нахер леди?! Ничего я тебе не должна!
– Должна. Желание, – молвил Блэк, неторопливо подступая к ней.
Роксану словно обухом по голове стукнули.
– Отлично, – она сжала кулаки и зубы, внимательно следя за тем, как он приближается, готовая бежать в любой момент. – Ну и что ты... хочешь?
– Твой плеер.
Роксана уставилась на него.
– Мой...
– Плеер, да. Я слышал утром, у тебя играли «Дикие сестрички», – глаза его лукаво блеснули. – А ты о чем подумала, маленькая извращенка?
– Ах ты...
– Да или нет? Заметь, я пока прошу, но могу и потребовать.
– Я скорее выброшу его в окно, чем отдам тебе, ясно?
– Или плеер, или сама сделаешь мне приятно.
– Что?!
Блэк расплылся в нахальной улыбке, наслаждаясь ее реакцией и тем, как она медленно наливается краской.
– Ты меня не слышала? Меня сегодня буквально стащили с девушки, плюс я лишился секса черт знает на сколько, и просто не протяну так долго.
– Я не собираюсь с тобой спать! – выкрикнула Роксана так громко, как только могла.
Блэк поморщился, глядя в свой стакан.
– Спать? Малфой, я тоже не собираюсь с тобой спать, – он вдруг вскинул на нее взгляд из-под упавшей на глаза пряди. – Ты просто сделаешь мне минет.
Добрых полминуты в классе царила абсолютная тишина.
– Да ты ебнулся вконец, Блэк, – устало пробормотала Роксана, качнув головой, и решительно направилась к двери, но Блэк вдруг стремительным движением перекрыл ей путь.
Шаг в бок – та же история.
Роксана метнулась в сторону и вжалась спиной в шкафчик с зельями, в котором ковырялся Слизнорт.
– Ты просто моральный урод, Блэк. Я не буду этого делать, понятно? Лучше и правда сдохнуть, чем... да как тебе вообще могло прийти такое в голову?
– А почему нет? – его голос превратился во вкрадчивый полушепот. – Я же говорил тебе, в жизни нужно все попробовать! И я не вижу в этом ничего страшного, моя маленькая белобрысая ханжа. Ну подумай сама, разве я могу упустить возможность – сама Малфой будет мне сосать.
Не помня себя, Роксана схватилась за полку у себя за спиной.
Первая склянка с зельем пролетела через полкласса.
Блэк увернулся, и склянка разбилась об угол стола. Зелье брызнуло во все стороны. Часть его попала на свечи, и они полыхнули так, словно в них были вделаны газовые проводки.
– Ты в своем уме?! – возмутился Блэк уже своим прежним тоном, резко обернувшись к ней.
– Да пошел ты нахер, озабоченный! – заорала Роксана, внезапно охрипнув на последнем слове, и схватилась за следующую бутылку.
– Малфой!
– Ты... мерзкий! – она швырнула свой снаряд. Блэк пригнулся и парировал:
– Грубая!
– Отвратительный!
– Брезгливая!
– Грязный!
– Зану-удная!
– Мерзавец!
С каждым новым выкриком она бросала в Блэка новую бутылку, он уворачивался и смеялся. Одна из склянок пролетела в сантиметре от его головы, вторая попала под ноги, третью он поймал в полете, четвертая разбилась об парту и заляпала ее перламутровым зельем.
Класс медленно, но верно возвращался к прежнему состоянию.
Когда Роксана схватилась за очередную бутылку, Блэк вдруг резво метнулся вперед и перехватил ее руки.
– Не будь ты такой дикой, Малфой, тебе бы жилось гораздо легче, поверь мне! – смеялся он, легко подавляя ее попытки высвободиться.
– Пусти! – крикнула она, яростно глядя в насмешливое лицо. – Я сказала, пусти!
– Что тебя так возмущает, Малфой? Я никому не скажу, я не такой идиот, чтобы хвастаться таким сомнительным достижением.
– Ты просто хочешь меня унизить?!
– Да, – просто сказал Блэк. – Но это скорее интимно и волнующе, а вот получить при всех по роже от девушки, с которой ты кувыркался ночью – это действительно унизительно!
– Я что, виновата в том, что ты трахаешься с истеричками?!
– Да ты сама истеричка, милая. И еще у тебя слишком длинный язык, – он склонился к ней и зашептал: – Давай пустим его в дело?
– Что я тебе такого сделала?! – Роксана наконец не выдержала, и голос ее сорвался. Она в самом деле не понимала, за что он так жестоко издевался над ней. – Что, Блэк?
– Что ты сделала? – насмешливые глаза его вдруг нехорошо потемнели. Блэк задергал носом, словно собака, учуявшая врага. Роксана невольно попятилась, но он только крепче сдавил ее руки и дернул на себя. – Ты бесишь меня, Малфой. Ты и все твое святое семейство. В тот день, когда моя мамаша познакомилась с твоей, моя жизнь превратилась в настоящий ад!
– А я-то тут причем?! – Роксана дернула головой.
– Ты, наверное, не в курсе, – Блэк вдруг разжал руки, и кровь с болью хлынула в онемевшие пальцы. – Но пару лет назад наши предки очень хотели, чтобы я на тебе женился.
Мозг как будто сузился до точки, так что лицо Блэка съела чернота.
– Забавно, правда? Мы должны были пожениться в этом году, а теперь стоим здесь. Беседуем вот.
Его слова долетали до Роксаны как сквозь плотную пелену воды. Класс странно раскачивался. Может, все дело было в испарениях зелий, может, в выпитом огневиски, а может, потому, что в голове у нее как будто началось торнадо, и Роксана крепко держалась за парту, чтобы ее тоже не унесло.
– Мы... что? – выдохнула она.
– Я думал, ты в курсе, раз сбежала с нашей помолвки. Правда, я узнал о твоем побеге после того, как сказал матушке, что скорее сдохну, чем женюсь на тебе, – Блэк вдруг невесело дернул уголком губ. – Она была страшно во мне разочарована. Настолько разочарована, что у меня даже осталась парочка шрамов. Но это дело давнишнее. Тем более теперь у нас есть реальный шанс отомстить нашей теперь уже общей замечательной семье.
Роксана подняла голову.
А потом размахнулась и влепила ему пощечину.
Точнее, влепила бы. И она была бы очень хлесткой и звонкой.
Если бы Блэк в последний момент не перехватил ее руку так, что Роксана больно ушибла запястье. Похоже, он не мог допустить, чтобы его драгоценное лицо пострадало еще раз.
В острых глазах-льдинках вдруг загорелось такое огромное пугающее чувство, что Роксана запаниковала и попыталась высвободиться. Она дернула руку на себя, но вырваться не смогла, и началась безмолвная отчаянная борьба. По каким-то неуловимым признакам Роксана поняла, что закончится эта борьба исполнением растреклятого желания, и потому билась так отчаянно, как только могла. Но силы были неравны.
Миг – и она снова прижата к столу, резко и больно. Блэк сжал ее руки у нее же за спиной. Темные волосы упали ему на лицо и легко вздымались от прерывистого частого дыхания. И сердце колотилось так быстро, что Роксана, прижатая к нему без права на попытку освободиться, слышала его торопливый стук как свой.
Страх.
Злость.
Ненависть.
Нельзя сказать, чтобы Роксана жила спокойной жизнью. Но никогда прежде ее не разрывали такие сильные чувства. Ей хотелось вцепиться Блэку в лицо ногтями и завизжать, расцарапать его, разодрать в кровь, добраться до самой его черной душонки и избавить себя от мучений.
И в то же время, когда Блэк случайно прижался к ней, сердце пропустило удар.
Странное и совершенно неуместное в этой ситуации ощущение.
Они смотрели друг другу в глаза. Льдинки были непроницаемы, но сердце, чуть повыше ее собственного, заходилось. Кажется, Блэк догадался, что перегнул палку, потому что неожиданно ослабил хватку...
А потом – взрыв, дым, осколки, и все летит к чертям.
Они целуются, как сумасшедшие, рыча и кусаясь до крови, а вокруг опять: корица, огневиски и потрясающий ледяной аромат.





У него снесло крышу.
А как иначе это объяснить?
Он ненавидел ее.
Черт подери, он ненавидел ее каждой клеточкой.
Так почему он тогда не может остановиться и целует ее, целует, целует и целует...
Он думал, что просто позабавится, глядя, как девчонка будет краснеть и синеть от стыда, а потом отпустит ее с миром. Ему не нужно было от нее ничего. Совершенно ничего! Это же Малфой! Да он бы скорее спрыгнул с Астрономической башни, чем позволил ей до себя дотронуться!
А теперь...
Это же совершенное, чистое безумие!
Сумасшедшее, сладкое безумие...
Ногти оцарапали его бок сквозь рубашку, разливая по мышцам долгий звон. Вся она, все в ней, вся эта бледная до мерзости кожа, и эти отвратительно выбеленные волосы чистокровной до мозга костей ведьмы, и губы...
Мерлин, Сириусу хотелось закусать их до крови, но кровь, которая должна была оказаться чистой и едкой, как хлорка, оказалась на вкус как сама жизнь: соленая и горячая.
Все это было до омерзения сладко.
«Остановись, остановись, остановись!» – тикал его парализованный бесполезный мозг.
Она тоже укусила его, пропуская нижнюю губу между зубами, и теперь уже собственная кровь хлынула в рот. Сириус сорвал ворот ее рубашки. Из-под белой ткани показалось маленькое матовое плечо, и он сам со стоном припал к нему, облизывая и кусая его. Дрожащие от возбуждения руки шарили по всему её телу. Он сорвал её лифчик, втянул в рот торчащий, нежно-розовый сосок.
«Что ты делаешь, безумец, да остановись же!»
Она была слишком маленькой для него. Совершенно не думая, он схватил Малфой и усадил на парту, силой раздвинул ее ноги и снова нетерпеливо припал к ненавистной, сладкой коже, скользя сведенными зубами по ее лицу, прикусывая подбородок, скулу, шею, за ухом, снова шею... да-да-да, сладкая, сладкая, сладкая...
Член у него стоял колом. Сириус прижимался к ней, непроизвольно двигался и терся об неё, чувствуя даже сквозь ткань, какая она невыносимо горячая там. И она отвечала ему, отвечала, подаваясь навстречу, выгибаясь под ним...
«Мерзкая малфоевская гадина, останови это, хотя бы ты останови это безумие, раз я не могу!»
Да, сам он не мог. Ему легче было оторвать себе ногу, руку или даже голову, чем перестать прорываться внутрь этого ненавистного тела.
Он мог бы взять ее в любую секунду, потому что она – здесь, прижата к этому гадскому столу, а он прижат к ней, и нет никакой возможности оторваться, никакой.
Сириус отлепился от её рта и снова присосался к шее, одной рукой горячо обнимая гибкое тело, а другой полез ей под юбку и...
И тут это случилось.
Твердый кончик волшебной палочки воткнулся ему в вену на шее.
Несколько тяжелых ударов замедляющейся крови...
Он сглотнул, отчего стало только больнее, и откинул голову, повинуясь нажиму палочки.
– Отвали! – прорычала Малфой с искренней ненавистью кривя губы, вкус которых все еще был у него на языке.
Ушат ледяной воды на голову.
Сириус отпрянул от нее и врезался в стол.
Малфой тяжело дышала и выглядела совершенно ужасно – лохматая, с мокрыми глазами и губами, в съехавшей набок рубашке... на шее и плечах завтра точно появятся сюрпризы.
И это все сделал он.
Сириус снова рванул к ней, но урвал только одно прикосновение к шее – и его резануло какими-то паршивыми дурмстранговскими чарами.
– Я сказала, отвали!
Когда он очухался, Малфой уже была у двери, но по-прежнему держала его на прицеле.
– Никто... – она подавилась своими словами. Сириус тоже, потому что мысленно все еще находился у нее во рту. – Если ты хоть кому-нибудь...
Она швырнула в него палочку, схватила свою сумку и вылетела из кабинета, грохнув дверью так, что на пол просыпалась каменная крошка из стен. Сириус пару секунд постоял в мучительной звенящей тишине, а потом размахнулся и со всей силы врезал ногой по парте.






Он плохо помнил, как добрался до башни Гриффиндора.
Подземелья, скользкие стены, факелы трещат на стенах.
Камни холодные, а лоб горячий, и пульсирующая кровь распирает каждый гадский капилляр.
Он только что чуть не поимел Роксану Малфой.
И ее кровь, и слюна, и вся она, и весь ее запах теперь в нем.
От одной мысли затошнило так, что он согнулся пополам, но позыв оказался пустым. Конечно. Он ведь ничего не ел.
Мерзкая.
Отвратительная.
Вычищенная поколениями до последнего гена.
Как ты и хотела, матушка.
Снова позыв.
Сириус упал на пол и прислонился спиной к упоительно холодному камню. Если бы стена была живой, она бы сочувственно погладила его по волосам, как это делала миссис Поттер в детстве, когда думала, что он спит.
Что произошло?..
Что с ним случилось такое, что он вдруг просто перестал себя контролировать?!
Сириус тяжело застонал и вцепился в волосы.
Никогда ему еще не было так паршиво.

– Малфой?
Роксана дернулась от звука чужого, не того мужского голоса и обнаружила себя в гостиной Слизерина.
Да, в самом деле.
Она ведь сюда бежала.
Кажется, бежала... время от кабинета до этого момента как будто единорог слизал.
Катон был облачен в странную черную мантию с серебряной вышивкой и перчатки.
Так одевался Люциус, когда они шли на прием.
– Где ты была? – требовательно спросил он, застегивая на своих перчатках пуговки и подходя к ней...
... Блэк идет прямо на нее. Красивый человеческий зверь...
– Уже почти одиннадцать и... почему ты в таком виде? На тебя напали?
Блэйк, сидящая на диване в шелковом изумрудном халатике в окружении подружек, обернулась на слова Нотта и внимательно посмотрела на Роксану. Воспоминание о дневном разговоре всплыло на поверхность... и тут же снова погрузилось в пучину.
– Нигде, – шевельнула губами Роксана. – Никто на меня не напал.
... сильные руки и плечи и шея... сжимать, обнимать, целовать, кусать...
– Это были грязнокровки? – требовательно спрашивал Нотт. – Когда это произошло?
– Нотт, мы опаздываем, – напомнил ему какой-то парень в точно такой же расшитой мантии и зеркально блестящих черных туфлях. Он сидел, забросив ноги на пуфик, и красиво скучал, вертя палочку между пальцев.
Прямо как...
Роксана зажмурилась.
– Надо отвести ее в крыло, посмотри, в каком она виде! – Нотт попытался взять ее за подбородок, но Роксана шарахнулась от него, как от огня. – Что с тобой?
– Я пойду спать, – хрипло каркнула Роксана и побежала в свою комнату, на лестнице столкнувшись с сальноволосым дружком Катона.
Увидев ее, он чуть прищурил холодные черные глаза и посторонился. Роксана, не поблагодарив, ринулась по лестнице вниз.
Все эти люди как будто знали о ее позоре.
Наверное, просто видели, как бесстыдно полыхала ее кожа...

– Бродяга! Бродяга, ну-ка стой!
Сириус сжал зубы.
Джеймс перехватил его на полпути к спальне, да еще и обхватил рукой за плечи – не вырвешься.
– Как все прошло?
– Чудесно, – прорычал Сириус, поворачиваясь к другу. Джеймс переменился в лице.
– У тебя кровь, ты что, подрался?
Сириус дернул головой и коснулся пальцем нижней губы, которая болезненно пульсировала и наливалась. На пальце осталось несколько капель.
– Лучше бы я вообще сдох... – пробормотал он и вывернулся из рук Сохатого.
Миновав шумную гостиную, Сириус взлетел по лестнице, не оборачиваясь на звук собственного имени, ворвался в душевую в спальне мальчиков и так треснул дверью, что, кажется, что-то сломал.
Зато сразу воцарилась тишина.
Вот так.
Тишина, белый кафель, покой, запах трав. И никто не узнает, что он смертельно отравлен, и ему теперь конец...
Надо успокоиться...
Надо взять себя в руки.
Сириус стянул с себя рубашку и поморщился, когда ткань задела бок.
Посмотрел в зеркало – так и есть – и на плечах, и на боку распухали розовые царапины, из некоторых капельками сочилась кровь.
Что это вообще было такое?!
Он встал под душ прямо в джинсах и обуви, уперся ладонью в стену, зажмурился и коротко ударил по крану.
Ледяная вода обрушилась на спину и голову.
Он чуть не заорал в голос, но выстоял.
Джинсы мгновенно намокли.
Несмотря на холод, голова продолжала горячо пульсировать.
... кожа молочно-бледная, нежная... волосы как крем, как будто светятся... глаза как раскаленный шоколад... крошечная родинка над верхней губой... и губы красные, словно ягоды...
Сириус саданул кулаком по стене.
Гребаная Малфой.
Такая красивая...
Такая восхитительно соблазнительная... дрянь.
И это тело... как будто созданное для его рук.
– Черт... черт, черт, черт!
Сириус заколотил кулаком по мокрой стене, рискуя сломать себе пальцы.
– Уйди из моей головы, – рычал он, не осознавая, что рычит вслух. – Уйди же, уйди, уйди!
Ему до судорог и боли хотелось яростно отдрочить всё это и забыть, как страшный сон. Но он не мог себе это позволить, не мог позволить ей. Ей он не сделает такого одолжения. Он не станет на неё дрочить, пропади она пропадом!
Он простоял под ледяной водой не меньше сорока минут.
Просто стоял, не двигаясь, и упирался в стену руками, крепко сжав зубы, пока мучительное возбуждение не стало постепенно сходить на нет, а вода не превратилась из ледяной в теплую.
Мысли его, до этого напоминающие сумасшедший вихрь, постепенно замедляли ход.
«Это пройдет», – наконец твердо решил он, когда способность трезво мыслить вернулась в охлажденную голову. – «Сучка просто хотела меня завести и отомстить. Будем считать, что у нее получилось. Но на этом все. Все. Больше ни шагу в эту сторону, и все останутся живы».

Имя.
Роксана слышала его в себе, чувствовала, как оно билось в каждой вене.
Она стояла, прислонившись спиной к двери, в своей испуганно притихшей комнате и прижимала руки к шее. По коже как будто размазали огонь. Собственные дрожащие пальцы казались льдом.
«Ну же... ну перестань... успокойся», – говорила она сама себе, а упрямый узел внизу живота тяжело и мучительно требовал его.
Даже одежда пахла им.
Даже волосы.
Запах ветра. Странный необъяснимый запах уличного ветра.
Роксана поскорее содрала с себя одежду, сотрясаясь от омерзения и случайно оцарапывая руки и ноги.
Из зеркала на нее взглянуло собственное перепуганное отражение. Роксана пытливо всматривалась в нездорово горящие глаза, пытаясь найти в них объяснение случившемуся, но не могла.
А на шее расцветали свежей кровью размазанные кровоподтеки.
И не было ответа.
Завернув свой позор в уютный темно-красный халат, она прямо босиком по ледяному каменному полу побежала в ванную.
Смыть все это с себя.
Смыть его.
Скорее, скорее...
Горячая вода немного успокоила.
Роксана терла руки и шею губкой, всхлипывая от боли, когда грубая ткань задевала засосы.
Его теперь было слишком много на ней, в ней, повсюду, слишком много...
«Что я натворила, что натворила?»
Ноги немилосердно тряслись от напряжения. Не устояв, Роксана плюхнулась на теплый пол в облако пара, обняла колени руками и сжалась в комок под ласковым теплым водопадом.
Впервые в жизни ей хотелось броситься к матери и выложить все, чтобы она... что?
Что делают мамы в таких случаях?
Ответа нет.
Нет нигде никакого ответа.
Роксана запустила пальцы в волосы и спрятала лицо в коленях, глядя, как капли сбегают по ногам вниз.
Случившееся исполосовало ее, и теперь нужно будет очень много времени, чтобы ранки затянулись.
Ну а пока пускай кровоточат. Здесь достаточно воды, чтобы все это смыть...
Роксана подкрутила краны, усиливая поток, и трубы натужно загудели.
Может, поэтому она и не услышала, как дверь в душевую тихонько приоткрылась, и Блэйк Забини, заглянувшая в комнату, застыла, увидев на шее и плечах девушки, сидящей к ней спиной на полу, знакомые ярко-лиловые пятна...
Сириус разделся и без силы повалился на упоительно теплую постель.
Голова дико кружилась. Кровать качалась под ним, как лодка на волнах.
Пустая и скучная кровать...
... она стонет под ним, выгибается дугой, умоляет...
Сириус схватил подушку и закрыл ею голову.
Нет.
Спать.
Просто спать.
Завтра или послезавтра он сходит к Блэйк. Это же Блэйк, она его простит. Сбросит напряжение, и сразу станет легче.
Да, все завтра.
А пока спать...
Засыпая, он слышал, как открылась и закрылась дверь, но притворился, что спит.
Кровать все еще раскачивалась.
Его тошнило.
Долбанный огневиски.
Мысли путались и гудели, расцвечивая сознание чудовищными картинками, и кровь устало и тяжело билась в висках.
Спать, спать, спать...
Кровать раскачивается... только это уже не кровать, а лодка... он наклоняется, чтобы взглянуть на воду...
Где-то снова хлопнула дверь.
Скрипнули пружины, и зазвучали приглушенные голоса:
– ... ничего мне не сказал. Завтра узнаю, в чем дело. Ты выяснил, что это за зелье?
– Да, волчье противоядие. Готовят из волчьей ягоды, собранной в период зарождающейся луны...
Голос Люпина превратился в голос Слизнорта.
– ... зелье удачи никогда не подводит!
Профессор погрозил ему пальцем.
– ... я попрошу вас!
– Профессор, это был просто запах вишен.
Сириус тревожно дернул головой, проснулся и снова услышал голос Ремуса:
– ... хочу узнать, как его приготовить. Если оно облегчает трансформацию так, как это описано в учебнике, то я готов рискнуть. Хотя бы попробуем...
– ... попробуем приготовить. Не стоит недооценивать мучения, которые приносит это зелье...
Перламутр в котле кружится и кружится, и пахнет дорогим виски...
Звон стекла, и перламутр разливается по столу и капает на пол... попадает на руки и одежду... тягучий... сладкий аромат... корица... виски... вишня...
Зелье...
«Амортенция!» – ликующе возопил рассудок, и Сириус тут же провалился в глубокий сон.

Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернешься покорной.
Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный темной любовью,
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи – окрашены кровью.
Николай Гумилев


Сириус проснулся и приоткрыл глаза.
В прогалины между деревянными балками на потолке закрадывались зябкие солнечные лучи. Снаружи вовсю заливались птицы.
Ну вот. Похоже, он проспал первый урок.
Сириус сонно улыбнулся и рассеянно провел пальцами по спине спящей девушки.
Овсяные кудрявые волосы Розмерты цеплялись за его руку. Он медленно накручивал их на палец, потом распутывал и снова накручивал...
После случая в кабинете Слизнорта прошла неделя. Самая трудная неделя в жизни Сириуса. Ценой огромных усилий он свел общение с Малфой до максимального минимума, даже ухитрился ликвидировать их совместный арест. Он помирился с Блэйк (ценой нескольких украшений) и непонятно каким образом заслужил прощение Анестези. Ну как, заслужил. Она просто пришла к нему в библиотеку, и они сделали это прямо на столе, в укромном местечке рядом с архивом. Потом она так же быстро ушла, как и появилась, а вечером Сириус обнаружил у себя в рубашке ее красное белье. Француженки.
И в первое время даже создалась видимость какой-то нормальной жизни... но потом все снова полетело к чертям.
Белобрысая ведьма влезла ему в голову и не желала уходить.
После того вечера он чувствовал себя так, словно вымазался в грязи. И это ощущение испорченности не отставало от него, а только усугублялось, так как они постоянно сталкивались в коридорах, в большом зале и на уроках. Она бесила его своими белыми малфоевскими патлами и надменным взглядом, но в то же время он слышал её запах, когда она проходила мимо, чувствовал её, одного её присутствия в помещении хватало, чтобы у него встал, как у какого-нибудь вшивого третьекурсника. И как с этим бороться Сириус не знал. Каждую ночь она приходила в его сны и делала такие вещи, что Сириус просыпался от того, что кончал в одеяло, как двенадцатилетний пацан, и потом часами стоял под душем и сначала смывал с себя чувство гадливости и отвращение, а потом думал о ней и дрочил, как сумасшедший. Днем он опять видел её и всё начиналось по-новой, Сириус чувствовал себя больным, а по ночам в душе, или вот как сегодня, в чужих объятиях ловил себя на том, что исступленно шепчет ее имя.
Дело принимало очень скверный оборот.
Сириус уже всерьез был готов поверить, что просто тронулся, но от этого его удерживала последняя соломинка – перламутр Амортенции, заляпавший его рубашку. Он специально не стирал ее и подолгу разглядывал розово-сиреневые пятна, словно в них было решение.
Вполне может быть, что он всерьез отравлен, и потому ему так плохо. И что если принять антидот, ему станет лучше. Но поговорить об этом было не с кем. Он не рассказал о случившемся даже Сохатому, а о разговоре со Слизнортом или мадам Помфри вообще не могло быть и речи. Так что Сириус горел, давился омерзением и только время от времени позволял себе подумать, какое было бы счастье, если бы он тогда в кабинете вырвал у нее палочку из рук и просто трахнул эту соблазнительную белобрысую дрянь. Как бы легко ему теперь жилось.
Сириус закрыл глаза, чувствуя, что снова проваливается в дрему.
Ночью, пока он забывался в объятиях пышногрудой сестры хозяина «Трех метел», снаружи начался проливной дождь, и теперь Сириус нутром чувствовал, что на улице сыро, холодно и противно. А в комнате, наоборот, было тепло, сладко пахло сливочным пивом, от волос Розмерты исходил пряный аромат яблочного сидра и карамели, и вся она была податливая, как растопленное сливочное масло. И по телу гуляло такое абсолютное умиротворение и удовольствие, что он готов был прожить в этой постели под стеганым одеялом всю свою жизнь. Под треск поленьев в печке, запах домашней еды и того чувства, когда нежная женская ладошка гладит тебя по груди...
– Кто такая Роксана?
Он распахнул глаза, и ему показалось, что огромная балка падает с потолка прямо на постель.
Бух... бух... бух-бух-бух-бух...
– Что? – он приподнялся, и Розмерта сползла с него, натянув одеяло на голую грудь. – Почему ты спрашиваешь?
Она пожала круглым плечом и подперла кулачком щеку.
– Ты назвал меня так. Когда мы начали, потом еще раз в процессе, и когда... – губы дрогнули в улыбке. – Закончили. Ты все время бормотал это имя. Это твоя новая девушка?
Сириуса даже передернуло.
Он сел.
– Нет, конечно! – он сунул в рот сигарету, тут же вынул ее и покосился на Розмерту. Она все так же спокойно улыбалась и подпирала голову рукой, глядя на него добрыми светлыми глазами.
– Слушай, Роуз... – он почесал в затылке и досадливо поморщился. – Извини.
– Да все в порядке, – легко ответила Розмерта, и Сириус преисполнился благодарности. – Поссорились, да? – с живым интересом спросила она, повыше натягивая одеяло.
– Она не моя девушка! – отрезал Сириус и добавил уже мягче: – Ты ведь знаешь, я в любом случае пришел бы к тебе, – Сириус ласково щелкнул ее по носу: – Роуз. Я всегда прихожу к тебе. Тем более, сейчас у меня на самом деле никого нет.
– О, перестань, – она выскользнула из-под одеяла. – У тебя и никого? Ты, наверное, меня совсем дурочкой считаешь. Не надо оправдываться. Я прекрасно понимаю, что ты бегаешь ко мне как в туалет и что у меня сиськи не такие как у школьниц, но...
Сириус расхохотался и упал на подушку.
– Я тебя обожаю, Роуз, серьезно... – пробормотал он.
Она деловито уперла руки в бока.
– Я отношусь к этому нормально. То есть все это, – она махнула рукой на постель. – Нормально. Но ведь это не будет длиться вечно. Ты скоро закончишь школу и свалишь ко всем чертям, женишься там где-нибудь на какой-нибудь высушенной вобле и забудешь обо мне, а я останусь одна и состарюсь, думая о том, что было... ты заберешь кота? – она вдруг подобрала из корзины в углу котенка и бросила его на Сириуса.
– Не говори ерунду, я никогда не женюсь. Он тебе не нравится? – Сириус поскорее сдернул с себя любвеобильного низзла. Один его вид вызывал судорогу. – Слезь с меня, тварь. Я думал, мы договорились?
– Нет, Блэк, ты женишься, ты обязательно должен жениться! – крикнула Розмерта и ткнула в Сириуса пальцем. – Если ты не женишься, то рано или поздно загремишь в Азкабан, попомни мое слово! – она закуталась в цветастый шелковый халат. – Кто-то должен держать тебя в узде, иначе ты сам себя погубишь! И будет лучше, если это будет магла, которая ничего не знает о твоей сумасшедшей семейке, – она скрестила на груди руки, глядя, как низзл мочалит беззубым ртом палец Сириуса. – А котенок мне очень нравится, но я не могу его оставить, потому что у Освальда аллергия на кошек.
– Тогда я знаю, что делать, – Сириус осторожно бросил котенка на тумбочку, вытянул руку и дернул Роуз за пояс, возвращая к себе на постель. – Я женюсь на тебе.
Розмерта фыркнула, высвобождаясь.
– Больно мне нужен муж, который гоняется за каждой юбкой. Ну уж нет, Блэк, обойдешься.
– Ладно, уговорила.
Они засмеялись. Сириус запустил ладони под холодную скользкую ткань.
– Но я буду скучать, – пробормотала Роуз, перебирая его длинные волосы. – Откуда ты вообще взялся на мою голову?
– Не волнуйся, я так просто от тебя не отстану, – прошептал Сириус и подмял её под себя. Маленькая родинка над её верхней губой шевельнула в его памяти тревожное воспоминание, но Сириус поспешно отогнал его. – Я всегда буду приходить к тебе в бар, как вчера, и мы будем пить твое сливочное пиво, а позже я увезу тебя.
– Куда? – шепотом спросила Розмерта.
– К себе в поместье. В Блэквуд.
– Правда?
– Да. Ты знаешь, что такое Блэквуд? Он огромен и очень красив. И ты будешь там моей каждый день, каждый час, – он вдруг изменил тон и зарычал, сжимая ее шею. – Я возьму тебя в рабство, закую тебя в цепи, и ты не будешь знать покоя, потому что всю вечность ты будешь варить пиво для благороднейшего и древнейшего дома Блэков! Голая!
– Дурак, – вздохнула она, покачав головой, а Сириус рассмеялся и они наконец-то занялись делом.
Они с Розмертой познакомились прошлым летом, когда Мародеры решили отметить конец шестого курса и пригласили половину Гриффиндора в «Три метлы». Сириус плохо помнил тот вечер – Сохатый, музыка, песни, море пива, потом бузинная наливка, потом огневиски, они шатались по улицам и орали пивные песни... ночь, лето, сверчки, зеленые листья виноградника, мерцание света на третьем этаже, полногрудая красавица с кудрявыми золотистыми волосами, стол в "Трех метлах", на котором кто-то танцевал, океан яблочного сидра.
Он проснулся в ее постели на следующий день... и с тех пор как минимум три раза в месяц ночевал у Розмерты из "Трех метел". Каким же снобом он был, когда думал, что она дура и провинциалка. Розмерта оказалась именно тем, что ему было нужно. Взбираясь к ней в комнатку по винограднику, Сириус знал, что в её комнате всегда сможет найти вкусный ужин, превосходное питье и классный секс. И главное – никаких претензий, никаких подарков и прочей ерунды. Он нравился ей, но нравились и другие. Тоже самое было и у него. Но время от времени они становились нужны друг другу. Она принимала его всякого, довольного, веселого, злого, принимала, когда надо было просто приласкать, накормить, спрятать, или утешить после разрыва с девчонкой.
В качестве благодарности, Сириус время от времени всё же делал ей подарки в виде хороших духов, роскошного белья или еще чего-нибудь, нужного для красивой девушки, которая живет в трактире вместе с пьянчугой-братом.
И надо сказать, этот брат был большой ложкой дегтя в их меду.
Вот и сегодня.
Как только они вошли во вкус, и Сириус начал срывать с её губ вскрики, внизу вдруг с треском хлопнула дверь, и раздался громкий грубый голос:
– Розмерта! Ты наверху?!
Они замерли.
– Розме-ерта!
– Мой брат! – выдохнула Розмерта. Она все еще цеплялась за плечи Сириуса, влажные от пота, но с глаз ее уже слетела поволока.
А Сириуса как будто низвергли с небес на землю.
В следующую секунду она оттолкнула его и вскочила.
– Если Освальд увидит тебя здесь, то просто размажет по стенке! – в панике шептала Розмерта, торопливо кутаясь в халат, в то время как Сириус, едва впрыгнув в штаны, уже собирал разбросанные по комнате вещи.
– Где моя рубашка?
– Моего первого парня он превратил в кролика, и я с трудом уговорила его не делать из этого кролика рагу! – говорила она, спешно помогая ему вдеть руки в рукава. – Он боится, что я выйду замуж, и у него отберут трактир!
Сириус бросил пискнувшего низзла в сумку со школьными учебниками, сдернул с торшера мантию, галстук и сунул ногу в школьный ботинок.
– Скорее, в окно!
– Розмерта, где ты, химера тебя сожри! – на лестнице зазвучали шаги.
– Да скорее же, скорее, нет времени! – взмолилась Розмерта и Сириус шарахнулся к окну как был.
Розмерта широко открыла рам и халат бессовестно распахнулся на ее груди. Сириус припал к ней с мученическим стоном.
– РОЗМЕРТА!
– Уходи же! – она оттолкнула от себя умирающего Сириуса, но когда он влез на подоконник, вдруг схватила его за руку и он обернулся.
– Ты еще придешь?
И снова это выражение лица.
– Конечно! – он уже высунул одну ногу на улицу, как вдруг в этот самый миг дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалился плечистый светловолосый мужчина, раза в три шире Сириуса, с длинными, мясистого цвета руками и крошечной головой.
Сириус замер в ужасно неустойчивом положении.
Розмерта запахнула халат.
Маленькие голубые глазки впились в Розмерту, потом в постель, а потом в Сириуса и стали размером с галеоны.
Всего на миг даже огонь в печке застыл, а потом...
– АХ ТЫ УБЛЮДОК!
Освальд выхватил палочку.
Сириус вывалился за окно и с грохотом приземлился на деревянный балкон, но не успел поднять голову, как неуклюжее заклинание распороло дерево в дюйме от его лица и опалило щеку, а другое тут же выбило половицы под босыми ногами.
– Освальд, возьми себя в руки!
– Стой!!! Стой!
Но Сириус уже во всю прыть бежал по огибающему трактир балкону, а Освальд, свесившись из окна, бездумно выламывал куски дерева из стен и балкона, рискуя разломать все заведение.
Старое гнилое дерево грохотало, Освальд орал как сумасшедший, Розмерта ругалась и кричала, низзл в сумке вопил от ужаса на своем кошачьем языке. В довершение ко всему из окон бара внизу доносилась разухабистая ирландская пивная песенка, а уличные зеваки помирали со смеху, глядя на эту старую как мир сцену.
– Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя! – ругался Сириус, размахивая кипой вещей в руках и перепрыгивая через взрывы под ногами.
Перемахнув через ограждение балкона, он рухнул прямо в груду старых коробок из-под сливочного пива на заднем дворе, но не успел отряхнуться, как из черного хода вывалился неумный братец Роуз в компании двоих помощников.
– Вон он! – заорал он, снова вскидывая палочку, и Сириус, петляя как заяц, бросился через улицу к «Сладкому королевству».
Вломившись в кондитерскую и чуть не оторвав дверной колокольчик, Сириус облегченно вздохнул. Легкие чуть не слиплись от сладкого аромата свежей патоки и шоколада.
Кутаясь на ходу в мантию и опасливо поглядывая в окно, он протолкался к прилавку и влез в очередь, вызвав всеобщее недовольство.
– Все в порядке, эта милая леди держала для меня это место! – успокоил он учеников и приобнял за плечи ошалевшую от его наглости пуффендуйку. – Спасибо, любимая, я умираю с голоду! – и он чмокнул ее в щеку.
Полная румяная продавщица добродушно усмехнулась, окинув его взглядом.
– Что, снова за свое, негодник? – поинтересовалась она, высыпая в бумажный пакет на весах бобы «Берти Боттс» из огромного мешка. Покупатель, лопоухий мальчишка-пуффендуец, смотрел на мешок, открыв рот.
– И вам доброе утро, миссис Флюм! – тут же отозвался Сириус, небрежно наваливаясь на прилавок и застегивая пуговицы на рубашке. – Хорошеете все больше с каждым днем? – он подмигнул ей.
– Смотри, Освальд когда-нибудь надерет тебе уши!
– Я и без ушей смогу ему отомстить, – Сириус закинул в рот упавший из мешка боб, оглянулся и подмигнул сопящей пятикурснице. – Правда?
Девочка уставилась на стенд с «шоколадными лягушками» в центре зала, всем своим видом (за исключением пунцовеющих щек) демонстрируя возмущение.
– Бессовестный мальчишка, – миссис Флюм погрозила ему толстым пальцем. – Вот погоди, влюбишься – тогда все поймешь, – она пошла за его любимым кокосовым грильяжем.
– В таком случае, я уже гений, миссис Флюм, – прокричал ей вслед Сириус и, улыбаясь, бросил взгляд в окно.
Через дорогу с озверевшим лицом бежал Освальд.
– Твою мать, – бесстрастно молвил Сириус и с резвостью кролика нырнул под прилавок.
Обернувшись в дверях, ведущих в кладовую, поймал взгляд пятикурсницы, прижал палец к губам и послал девочке смачный воздушный поцелуй.



Оказавшись в темном и безопасном коридоре под «Сладким королевством», где Освальд точно не мог его достать, Сириус сунул зажженную палочку в зубы, обернулся собакой (в человеческом облике было трудно передвигаться по маленькому тоннелю) и побежал в замок.
Интересно, который вообще сейчас час?
Хорошо, если он проспал один урок, а если уже и второй закончился?
Вот дерьмо.
А он ведь только-только избавился от одного наказания! И с каждой минутой все больше приближается к тому, чтобы схлопотать еще одно.
Вообще, идея пойти в «Три метлы» принадлежала Джеймсу.
Вчера утром он поцапался с Эванс.
Когда Сириус спустился на завтрак, рыжая вылетела из Большого Зала так, словно ее там ошпарило, а столкнувшись в холле с Сириусом, случайно или нет, наступила ему на ногу, сообщила, что его друг – животное, вырвалась и гордо ушла.
Животное сидело за столом Гриффиндора с ошарашенной физиономией и жевало бекон.
Когда Сириус сел рядом и спросил, кто покусал Эванс, Ремус и Питер вжали головы в плечи.
– Я всего лишь сказал, что она сегодня особенно красивая, – звенящим от негодования голосом сказал Джеймс. – Вот что я такого сделал?
Сириус подавился смешком и посерьезнел.
– Родился на свет, старик, – серьезно ответил он, хлопнув Джеймса по плечу. – Не пытайся это понять. Смирись, что в ближайшие двадцать лет ты раз в месяц будешь виноват во всех земных бедах, и наслаждайся жизнью.
– Почему? – нахмурился Хвост.
– Ты идиот, Хвост? Не знаешь, что бывает у девушек раз в месяц?
– Можно не за завтраком? – тоскливо попросил Ремус, соскребая себя со стола. У него тоже близились критические дни и его тошнило от серебра. И от людей. Как обычно.
На уроке Сохатый под шумок (Сириус высыпал Нюнчику за шиворот пакетик семян кусачей герани) разграбил клумбу с этими дурацкими звенящими розами, от которых текла половина учениц и вечером в гостиной, улучив благоприятный момент, вручил их Эванс.
Та сняла с него пять очков за надругательство над школьной клумбой, и они разругались в хлам, прямо как в старые добрые времена.
В итоге Джеймс, злой как три тысячи гриндилоу, влетел в спальню, грохнул дверью и объявил, что они идут в Хогсмид.
– Обсуждению не подлежит! – отрезал он, когда Ремус заикнулся о гигантском эссе по зельеварению на понедельник.
Так они и оказались в деревне.
В «Зонко», пока Питер покупал очередной номер «Тайн Леди Морганы» и убеждал продавца, что ему уже есть семнадцать, а в Хогвартсе смягчились правила, Джеймс украдкой стащил с витрины муляж драконьего дерьма. А потом, когда они вчетвером явились в кафе мадам Паддифут, трансгрессировал его в сырное фондю слащавой парочки. Зрелище было то ещё, фондю разлетелось по всему кафе, визги, вопли, красота.
В «Сладком королевстве» они купили по пачке «перечных чертиков», чтобы, как в детстве, померяться огненным дыханием. И стащили несколько коробок конфет.
Джеймс на улице сказал, что забыл забрать сдачу, а когда вернулся, Сириус увидел, что из кармана у него торчит коробка «Сахарных перьев», любимого лакомства Эванс.
В детстве это был их любимый прикол. "Ты сосешь, Эванс?". Она корчила им рожицу и отворачивалась, а они ржали. Но это было давно.
Поэтому он не стал ничего говорить и почему-то страшно разозлился на Лили.
Когда им наскучило болтаться по улицам без дела, они направились в «Три метлы». К тому моменту как они ввалились в натопленное и забитое под завязку помещение, на улице уже стемнело и похолодало. А в трактире как всегда жарко пылал большой каменный камин, сладко пахло деревянной стружкой, карамелью, маслом, яблочным сидром и жареным мясом. И красавица Розмерта, в белоснежной рубашке с огромным вырезом, разносила посетителям пиво на подносе.
В "Метлах" они просидели до глубокой ночи. Пили сливочное пиво, пробовали виноградный грог, распевали вместе с местными жителями пивные песни, бросали монетку и на спор угощали девчонок вишневым ромом. Потом Сириус зажал одну из них в уголке, а Джеймс тем временем, как обычно, ввязался в спор о квиддиче с каким-то пьяным бородатым шотландцем и спор плавно перетек в волшебный мордобой. Посмотреть на то, как толстый бородач отделает школьника, сбежались все. Одни подбадривали храброго вихрастого придурка, другие одобрительно ревели, когда Джеймс получал по носу, но несмотря на разные ставки, все дружно и радостно орали, обливались пивом, делали ставки, а Сириус, сидя за столом, вел молчаливый диалог с Розмертой, которая смотрела на него своими влажными глазами и протирала пивные кружки за стойкой.
Джеймс, разумеется, бой выиграл, потому что его противник от количества выпитого едва мог стоять на ногах, и Сириус сорвал куш. Все деньги ушли в кассу Розмерты под предлогом "угощения гостей". Но она, умная девочка, знак поняла и раньше обычного ушла наверх.
Ближе к двум часам ночи, когда они наконец вывалились из трактира на холод, Сириус спровадил парней, обошел трактир, влез в комнату Розмерты обычным ходом по винограднику и, на ходу стягивая вещи, направился прямиком за дверь, из-за которой доносился шум воды...
Так всё и вышло.
У статуи одноглазой ведьмы Сириус снова превратился в человека, осторожно вылез в безлюдный коридор и помчался в подземелья, на ходу натягивая мантию.
«Провалился в Исчезательный шкаф... нет, мы же его сломали весной. Скажу, что отравился и пошел в Больничное крыло! Да, так лучше, он не станет проверять, ему будет лень идти на пятый этаж...»
Скатившись с лестницы, Сириус рванул вниз через тайный проход в стене, по пути наступил на миссис Норрис, пытавшуюся перебежать ему дорогу, проскочил через призрак Толстого Монаха, поскользнулся и чуть не грохнулся в лужу эктоплазмы, которой в последнее время баловался Пивз, а уже входа в подземелья вдруг на полном ходу врезался в Лили, выходящую вместе с остальными учениками из Большого зала.
Эванс взвизгнула и чуть не упала, но Сириус удержался сам, удержал старосту и привалился к ней, облокотившись на ее плечо. Девчонки с младших курсов захихикали, прошмыгнув мимо.
– Я опоздал? – выдохнул он, едва смог перевести дух. – Какой сейчас урок? Макгонагалл меня искала? Сколько баллов сняла?
– Сириус, успокойся, – твердо сказала Лили и помогла ему выпрямиться. Вместо школьной формы на ней почему-то была обычная магловская одежда, длинная, закрытая и многослойная, как у хиппи. Но Эванс была не хиппи, никто бы не рискнул назвать её хиппи, потому что она как-то чувствовала эту грань и это было здорово, пожалуй.
– И ты не опоздал, потому что уроков сегодня не будет, – добавила она, залезая в сумку.
Сириус просветлел.
– Но ты все равно наказан.
– За что? – он потер грудь, осознал, что рубашка расстегнута, и запахнулся.
– Во-первых, за то, что ты порочишь имя Гриффиндора, – строго сказала Лили. – Ты только посмотри на себя! – и она взялась за его галстук.
– Так, – Сириус задрал голову, помогая ей по мере сил. – А во-вторых?
– А во-вторых за то, что потащил Джеймса ночью в «Три метлы».
– Что?..
Лили вдруг так туго затянула ему галстук, что перед глазами все потемнело.
– Ты что, Эванс?!
– Зачем ты его подбил на этот дурацкий спор?! – крикнула она, притянув его к себе.
– Я?!
– Не думай отпираться, Сириус Блэк! Джеймс все мне рассказал!
– Эванс, да ты что, спятила?! Рассказал?
– Ну ладно, не он, другие рассказали. Но его побили, то есть он подрался и ты хоть представляешь, чем все это могло кончиться?!
– Эванс, я задыхаюсь!
– Еще раз такое повторится, и я...
– Ладно-ладно, я понял! – закричал Сириус и сразу же снова получил возможность дышать. Удивительно, но отдышка сразу же прошла. – Фух... да, я его туда потащил. Это была моя идея, довольна?
Лили скрестила на груди руки и поджала губы.
– Ну прости! – картинно раскинул руки Сириус, и рубашка снова распахнулась. – Я раздолбай, я идиот, и во мне нет и капли ответственности! – он потер шею, думая о том, на какие жертвы можно пойти ради настоящей дружбы. И на какие жертвы теперь пойдет Сохатый из-за его жертв. – Если бы вы оба не вели себя как идиоты... хотя я должен сказать спасибо, без этого мы бы ещё черт знает сколько никуда не выбрались. Ну что, довольна, миссис Поттер?
– Нет, – Лили, полезла в сумку и извлекла наружу сандвич, завернутый в салфетку. – Держи.
– Он отравлен? – небрежно поинтересовался Сириус.
– Разве что эти огурцы смертоносные. Джеймс сказал, что ты придешь к полудню, я подумала, что ты захочешь есть, раз саботировал завтрак.
– Превосходно, – Сириус схватил угощение и откусил сразу половину, случайно отхватив кусочек салфетки. – М-м. Спасибо, рыжая. А где он сам? И что ты вообще здесь делаешь?
– Я иду на поле к Джеймсу.
– Исчерпывающе.
– А ты идешь со мной! – она вдруг схватила его под руку и развернула, потащив за собой.





– Из-за чего отменили уроки? – Сириус помог Эванс спуститься по мокрым после дождя ступенькам, и они зашагали по раскисшей тропинке к стадиону.
Небо с прошлого вечера заволокло тяжелыми неповоротливыми тучами.
Порывистый ветер с каждым днем все больше и больше замазывал окрестности холодной осенней сыростью, смывая остатки лета, но не мог двинуть эти тучи с места.
Запретный лес оделся в червонное золото и, казалось, горел на фоне общей сырости и холода, хотя листья на деревьях наверняка были мокрыми и холодными.
Наступала настоящая осень.
– Просто кое-кто написал несмываемыми чернилами одно... послание на всех школьных досках, – словно нехотя сказала Лили, вытянув и уронив руки. – Вот и все.
– И из-за этого отменили уроки?
– Ну... не только отменили уроки. Дамблдор еще собрал экстренное совещание в учительской.
– Вот как. И что же там такого было написано?
Лили пожала плечами, глядя на верхушки деревьев.
– «Грязнокровкам – смерть!», а снизу пририсована Метка. Немного патетично, на мой взгляд.
Сириус подавился сандвичем и закашлялся. Лили остановилась, сунув руки в карманы кофты.
– Кто это сделал? – просипел Сириус.
Лили промолчала, глядя, как бьются на ветру флаги факультетов на трибунах.
– Эванс!
– Сириус, поверь мне, ты не...
– Кто это был? – он повысил голос. Похоже и сам понял. – Кто?
Она вздохнула и поджала нос.
– Блять, – выдохнул Сириус, не в силах поверить.
– Мне очень жаль, – проговорила Лили, кусая губы и терзая край шарфа. Сириус потер обеими ладонями лицо. – Правда. Я же говорила, тебе лучше не...
Сириус вдруг резко опустил руки, и на Лили взглянуло злое страшное лицо.
– Жаль? Жаль?! – заорал он. – Да я сейчас пойду и размажу этого кретина по стенке! – Сириус и в самом деле бросился по тропинке наверх, обратно к школе, но Лили метнулась следом и перехватила его.
– Сириус, не надо!
– Вздумала его защищать? – он вырвал локоть из ее рук.
– Вовсе нет! – возмутилась Лили, снова забегая вперед и вставая у него на пути. – Просто... тебе не нужно сейчас быть в школе.
– Это еще почему?
– Неважно! Пожалуйста, давай просто пойдем на стадион.
– Эванс, может быть, хватит уже секретов?! – крикнул он, теряя терпение. – Рег – мой брат, и хоть он и полный идиот, я в ответе за него! И за его идиотские поступки тоже!
– Нет, ты туда не пойдешь! – Лили с силой развернула его и снова потянула вниз.
– Да ты что, Эванс?!
– Пожалуйста, Сириус!
Он вырвал руку, задев Лили локтем, и почти что бегом двинулся по тропинке вверх.
Лили не выдержала и крикнула:
– Там твоя мама!
Сириус словно врезался в стену.
Лили тяжело вздохнула и прижала ко лбу ледяную ладонь.
Ну вот.
А ведь обещала, что не скажет.
Какое-то время Сириус просто не двигался, потом повернулся и спросил, глядя куда-то в траву:
– Что?
– Ее вызвал Дамблдор, – Лили подошла к нему. – Распространение символики и призыв к... ты прости меня. Я не должна была тебе говорить. Джеймс... он хотел, чтобы я просто сразу увела тебя на стадион, подальше оттуда, – Лили тронула его за плечо, но Сириус отстранился. – А я дура, все растрепала. Прости, пожалуйста, только не говори Джеймсу. Он подумал, что это сделал Северус, ты бы видел, что там творилось. Я думала, он его убьет, а тут прибегает Слизнорт и говорит, что Регулус сам сознался и как будто даже рад. Макгонагалл была в ярости, она даже не стала наказывать Джима, просто выгнала его из кабинета, а Регулуса увела наверх, – Лили разрывалась от жалости, глядя, как ты ярости подрагивает верхняя губа Сириуса – как у злой собаки. – Мы думали, ты вернешься к обеду, когда она уже уедет. Мы не хотели...
Сириус вдруг мотнул головой, пожав переносицу двумя пальцами и Лили замолчала.
Когда Джеймс рассказывал ей о своих родителях, то вскользь упоминал и о родителях своих друзей. Впрочем, кое-что о них Лили знала и сама. Она знала, что отец Ремуса – охотник и превосходный стрелок из лука, мама Питера присылает ему чистые трусы и носки прямо за завтраком, а мать Сириуса...
Лили помнила, как один раз видела эту женщину, когда была еще совсем маленькой. На первом курсе в сентябре Вальбурга Блэк приехала в школу. Высокая, богато одетая женщина, красивая особенной неуловимой красотой вырождения, с густыми черными волосами и тонкими руками.
Лили видела ее всего несколько секунд, пока шла по коридору мимо кабинета профессора Макгонагалл. Но этих нескольких секунд ей хватило, чтобы увидеть жуткую пощечину, которую эта милая женщина отвесила своему одиннадцатилетнему сыну.
Такой Лили ее и запомнила.
Какое-то время они просто стояли под рваным холодным ветром, потом Сириус, не говоря ни слова, резко развернулся и снова пошел к стадиону, поджав плечи и сунув руки в карманы.
Лили, потерев лоб, пошла следом, держась на расстоянии. Подождав, пока он немного сбавит шаг, она догнала его и снова взяла под руку, но Сириус высвободил ее и обнял за плечи.
Она почувствовала себя немного сковано.
– Ты как? – отрывисто спросил Сириус.
– В смысле?
– Сомневаюсь, что Регулус принесет тебе извинения, так что я делаю это за него.
– Перестань, Сириус, – серьезно сказала Лили. – Я в порядке.
– Умница. Но Сохатый прав, тебе не стоит ходить по замку в одиночестве. Теперь особенно. Мало ли что взбредет моему брату в голову, за него нельзя отвечать. Он – Блэк, а мы все с приветом.
– О Мерлин, и ты туда же? – простонала Лили.
– И еще одно...
– Ну что?
– Больно?
Лили подняла взгляд. Блэк уже не выглядел таким злым и ласково улыбался. Алиса бы от такой улыбки точно растаяла. Но на Лили все эти блэковские флюиды уже не действовали. Подумав секунду, она легонько ткнула его под ребра.
– Теперь мы квиты.
Он засмеялся, покрепче обхватил ее за плечи, и они бодрее зашагали к стадиону, над которым летали фигурки в красных мантиях.



Сириус очень нравился Лили на втором курсе.
Красивый темноволосый мальчик-аристократ с небрежно-утонченными манерами и грустными серыми глазами. В магловском мире таких не встретишь. Он тогда по-очереди нравился всем девочкам в школе, и Лили тоже не миновала эта участь. Рано или поздно, но Сириусом Блэком надо было переболеть всем, чтобы потом заработать иммунитет на всю жизнь. Некоторые, как, например, Алиса, схлопотали осложнение. Она же прошла через эту болезнь легко и просто.
Тем более теперь, когда у нее появился Джеймс, все предыдущее казалось чепухой, даже та плохая история, которая приключилась в том году, когда она страшно влюбилась в красивого, умного и серьезного семикурсника Эдгара Боунса и ревела о нем в подушку по ночам.
С Джеймсом все было по-другому.
Рядом с ним она с какой-то удивительной простотой и ясностью почувствовала себя на своем месте. Словно так должно было быть всегда.
А вчера...
Лили вспомнила их идиотскую ссору, вспомнила, как накричала на него. Вечером она захотела извиниться и помириться, но Джеймс куда-то пропал.
Пропал на всю ночь.
Она ходила по комнате и гнала от себя дурные мысли, потом читала, потом снова ходила, но вскоре свет и скрип половиц начали мешать ее соседкам спать, так что она спустилась в пустую гостиную и там пережила два самых страшных часа, пока металась из угла в угол, перекладывала с места на место чужие книги, чашки и конспекты, кусала губы, высматривала фигуры мальчиков в окне и умоляла все известные ей силы, чтобы с Джеймсом все было хорошо.
Чтобы успокоиться и скоротать время, она в какой-то момент присела на диван и открыла первую попавшуюся книжку.
Через десять минут эта книжка выпала у неё из рук – Лили заснула.
Проснулась от того, что услышала, как рядом кто-то ходит.
Джеймс.
Когда она открыла глаза, он как раз вынырнул из ворота футболки и уронил очки.
– Дж...
Он оглянулся, а Лили, даже не обратив внимание на то, что комната вокруг изменилась, метнулась к Джеймсу и крепко его обняла. Потом несколько раз лихорадочно поцеловала в шею, в скулу, в ухо, снова в скулу и снова зажмурилась, крепко сжимая в объятиях.
– Я перенес тебя к нам, – шепотом пояснил Джеймс, когда она его выпустила. – Не против?
– Где ты был? – слабым голосом спросила Лили. – Я так испугалась!
Джеймс снял очки и взъерошил волосы.
– Честно говоря, я думал, что тебе будет все равно, – сказал он, поджав губы и сощурившись на складку полога у нее за спиной. – Во всяком случае, днем ты сказала именно так.
– Какой же ты идиот, Поттер! Я же чуть с ума не сошла!
– Это значит, что я прощен?
– Это значит, что ты идиот! Никогда, никогда не пугай меня так!
– Хорошо, я придумаю что-нибудь другое, – согласился Джеймс и повалился на подушку.
Выглядел он сердитым.
Лили снова почувствовала стыд.
– Извини, – коротко сказала она и на душе сразу стало легче. – Я была не права сегодня днем. Ты не животное.
Джеймс странно покосился на неё, фыркнул и рассмеялся.
– Что смешного? – удивилась она. – Джеймс, что...
Больше она ничего не успела сказать, потому что Джеймс вдруг задернул полог, одновременно с этим схватил Лили и повалил на подушку.
Сначала они просто дурачились, он лез к ней под футболку, они смеялись и Лили выворачивалась, а потом он навалился на неё и она замерла, почувствовав, насколько он завелся.
Джеймс понял, что она поняла и перестал дурачиться.
Так они и лежали, прижимались друг к другу и понимали.
– Я... я, наверное, пойду к себе? – осторожно спросила Лили, боясь пошевелиться.
Джеймс помотал головой, промычав что-то отрицательное и прижался к её шее.
– Джеймс, я не могу сейчас. Слышишь? – прошептала она и погладила его спину.
– Угу, – отозвался он.
– Извини. Мне правда лучше уйти, – она села, отдернула футболку и взялась за полог.
– Останься со мной, – попросил Джеймс. – Будешь со мной спать?
Лили фыркнула от смеха, так это прозвучало и бросила взгляд на его штаны.
– А как же ты?..
– Я в порядке. Кстати, – он полез в карман куртки, висящей на спине кровати, и извлек из нее коробку «Сахарных перьев». – Держи, сладкоежка.
Увидев леденцы, Лили совершенно растаяла.
– Спасибо, – прижав коробочку к груди, она потянулась к Джеймсу и поцеловала его, так нежно и сладко, как только могла.
– Я заслужил того, чтобы мне вернули мои пять очков? – деловито осведомился Джеймс, когда они оторвались друг от друга и перевели дух.
Лили лукаво улыбнулась и прошептала ему на ухо:
– Десять очков Гриффиндору, капитан. За невероятную игру.
– Тогда, может быть, поднимем ставку хотя бы пятидесяти? – он запустил пятерню под её футболку.
– Не наглей, – и она стукнула его коробочкой по лбу...


– Слушай, Эванс.
Лили вздрогнула и повернулась к Сириусу.
Они сидели на стадионе. Лили баюкала в руках бутылку шоколадного молока, Сириус уже уничтожил принесенный завтрак и теперь курил, задумчиво глядя на отбор охотников. Кучка новичков нервно топталась на зеленом газоне поля, а Джеймс стоял перед ними, уверенно расставив ноги и что-то говорил. У него за спиной маячила остальная команда.
– Я хотел у тебя спросить, – Сириус затянулся.
– Спрашивай, – Лили отпила из бутылки.
– Нужен твой совет, как человека, который, который хорошо разбирается в зельях.
Лили кивнула.
– Один мой... знакомый... ты его не знаешь, он учится в Когтевране... он случайно надышался... Амортенции на днях, и теперь ему очень плохо, он вроде как...
– Влюбился? – улыбнулась Лили.
– Нет! Ему даже не нравится эта девчонка, скорее наоборот, у них ужасные отношения. И моему другу... ему плохо. Очень плохо. Хуже, чем можно себе представить. Он плохо спит, и у него испортился аппетит, и ему все время хочется трахаться. Он вообще свихнулся. Может быть, есть какое-нибудь противоядие? Не хочу, чтобы он начал кидаться на людей.
– Он просто надышался?
– Да, разбил бутылку.
– И давно?
– В прошлый понедельник.
– Неделю назад? – Лили качнула головой, изо всех сил стараясь сохранять серьезность. – Тогда ты прав, все действительно очень плохо.
– Насколько? – вскинулся Сириус и сделал вид, что просто усаживается поудобнее.
– Как минимум ужасно, – Лили взглянула на него, не выдержала и засмеялась. – Сириус, я боюсь, твой друг просто влюбился.
– Чего?!
– Амортенция, даже если выпить целый галлон, не действует дольше суток. Её надо пить постоянно, чтобы поддерживать эффект. А тут всего лишь какие-то испарения.
– Говорю тебе, он не влюбился, Лили!
Лили вздохнула.
– В таком случае я могу посоветовать ему разве что Умиротворяющий бальзам, – Лили вытащила из сумки маленький пузырек. – Вот, передай ему. Будет спать по ночам твой... друг, – Эванс бросила на него крайне красноречивый взгляд и Сириус сжал губы. Маленькая рыжая проныра. – И поговори с ним... может быть, ему стоит пересмотреть свои приоритеты?
Сириус мрачно посмотрел на пузырек, потянулся к сумке, но когда расстегнул молнию, из рюкзака вдруг с громким писком вывалилось что-то рыжее и провалилось в щель между трибунами.
– Что это? – испуганно спросила Лили, глядя как Сириус, распластавшись по скамье, шарит рукой по земле.
– Да так, всего лишь моя головная боль, – и он вытащил оттуда маленького лохматого, как Джеймс, совершенно рыжего, как Лили криволапого котенка с курносой мордочкой и огромными ушами.
– Это твой котик? – Лили умилилась, как и все девчонки и тут же протянула руки к маленькому существу.
– Мой, – буркнул Сириус, сунув ей кота и полез в карман за сигаретами. Прошлую он уронил, пока искал кота. – Только это не совсем...
– Это один из тех, что принесла на урок эта профессор Грей, да? Какой же он тощий! И глаза голодные. Чем ты его кормишь?
Сириус пожал плечами, закуривая.
– Не знаю, ничем, – он пыхнул дымом. – Кажется, эти твари мышей едят?
– Сириус! – Лили посадила котенка себе на колени и потянулась к бутылке. Мелкий трясся и вертел башкой. – Нельзя же так!
Лили трансфигурировала из крышки миску, налила в неё молока, и котенок принялся глотать его с такой жадностью, словно хотел в этой крышечке утопиться.
– Как?
– Нельзя быть таким жестоким! – проворчала Эванс, отламывая от хлеба куски и размачивая их в молоке в жидкую кашицу. – Тебя бы так голодом морили и таскали в дурацкой сумке!
Котенок в самом деле выглядел больным и дрожал, с трудом удерживая равновесие на четырех тоненьких лапках. Лили только головой покачала и налила ему новую порцию.
– Слушай, забирай его себе, – предложил Сириус, глядя, как кот нетерпеливо обнюхивает Эванс пальцы, пока она крошит в его молоко хлеб. – Я ненавижу кошек, честное слово, отвратительные создания. А у тебя ему будет хорошо. И вообще вы похожи, оба рыжие.
Эванс удивленно вскинула голову.
– Согласна?
– Вообще-то у меня уже есть Корица, – напомнила Лили и наградила чавкающую тварь исполненным нежности взглядом.
– Ну а теперь будет еще и кот! – не сдавался Сириус. – Бери! У меня он точно умрет с голоду. Или еще от чего-нибудь.
Лили хмыкнула.
– Не сомневаюсь. Ты только посмотри, как он ест, бедняжка! Не глотай кусками, ты же подавишься! – воскликнула она, склоняясь к низзлу и заслоняя его от Сириуса длинными рыжими волосами. – Это не кот, а просто живоглот какой-то.
Раздался свист ветра, и на трибуну откуда-то сверху спрыгнул Джеймс.
– Привет, – он спустился, сел на скамью над Лили. – Похоже, мы закончили. Ветер такой, что нас просто сносит с метел. К тому же Марлин, кажется, заболела и чихает чаще, чем я моргаю, – он наклонился и чмокнул Лили в щеку. – Так играть нельзя.
– Привет. Смотри, какой славный, – Лили протянула Джеймсу своего нового любимца. Котенок испуганно запищал, оказавшись на высоте. Джеймс повертел низзла из стороны в сторону, так что лапки замотались туда-сюда.
– Знакомая зверюга, – он вернул его Лили и посмотрел на Сириуса. – Ты уже слышал?
Сириус покосился на него, затянулся и медленно выдохнул дым.
– Да.
Лили собрала сумку, забрала котенка и, ещё раз поцеловав Сохатого, убежала в раздевалку под предлогом того, чтобы проводить больную Марлин до замка.
– Она как будто даже не переживает, – заметил Сириус, глядя ей вслед и поднимаясь на скамью к Джеймсу.
Тот провел рукой по волосам. Костяшки на руке были содраны. Похоже, Нюнчику действительно крепко досталось.
– Переживает. Гораздо сильнее, чем ты думаешь. Видел бы ты ее глаза, когда Макгонагалл открыла эту гребанную доску.
Сириус сжал кулаки.
– Сохатый, я бы его прикончил, честное слово. Но клянусь тебе, Рег сам бы на такое не пошел! Я его знаю, он без приказа и шагу не ступит.
– Я догадываюсь, – Джеймс посмотрел на него.
– Ты думаешь?..
– Уверен.
Сириус тяжело вздохнул и повернулся к нему, оседлав скамейку.
– Сохатый, мы таскались в их гостиную две недели. Две! Недели! Все без толку! Видимо там они эти вещи не обсуждают.
– А где тогда?
– Какого хера, я не знаю, где. Где-то.
– А я не хочу ждать, пока что-нибудь случится с Лили. Или с любым другим, – твердо сказал Джеймс, похрустывая пальцами. – Надо выяснить, где они это делают! – Джеймс оперся на метлу и встал. – И выясним мы это сегодня же.
– Всем идти необязательно, – Сириус поднялся следом. – Я кое-что придумал. Я пойду к Блэйк. Кое-что может знать и она, хотя Нотт не такой идиот, чтобы трепаться при ней. Возьму Питера. Он покопается в бумагах в гостиной. Может найдет письмо какое-нибудь.
– Кстати, есть новость, – сказал Джеймс по пути в замок. – Твою подружку взяли в команду Слизерина.
– Блэйк играет в квиддич?
– Кончай, Бродяга.
– Всегда, – хмыкнул Сириус и помолчал, – Ну-ка, дай угадаю, ловцом?
– Нет, охотницей.
– И сколько же новых метел Абраксас купил для школы?
– Делать мне больше нечего, как лезть в их дерьмо. Я узнал состав команды и свалил.
– Отлично. Сбей её с метлы.
Джеймс засмеялся хлопнул его по плечу.
– Бродяга. Вставил бы ты ей, а то на тебя уже смотреть страшно.
– И это ты мне говоришь?
Они помолчали.
– Это будет даже забавно, – вдруг усмехнулся Сириус. – Маккиннон против Малфой.
– Да уж, это покруче, чем колдография тех двух ведьм в «Моргане».
– Стащил журнальчик Хвоста? Сколько раз оценил?
– И это мне говорит человек, у которого со второго курса под подушкой фотка Эванс.
Джеймс толкнул его, они схватились в шутку и пытались достать друг друга до самого замка.





После ужина они собрались в спальне. Лунатику все ещё было хреново, к тому же ему не понравилась идея использовать Забини, так что он демонстративно игнорировал главную цель их собрания, переоделся в пижаму и завалился спать.
– Ты все запомнил? Любые записки, любая информация, но письма в первую очередь. Я буду следить за вами. Если что – свяжусь с Бродягой через зеркало, – Джеймс в одних трусах сидел на кровати перед разложенной Картой и чесал волшебной палочкой в волосах так, что они стояли дыбом. – Сделай так, чтобы мне не пришлось срывать голос!
– Я положу его под подушку, – Сириус отмахнулся, поправил перед зеркалом высокий воротник новой черной рубашки, небрежно расстегнутой на груди и насквозь пропитанной дорогущей как сто чертей туалетной водой. Он любил хорошо одеваться.
Вытащив из ящика маленькую бархатную коробочку, сунул её в карман брюк.
– Зачем тебе эта штука? – спросил Питер.
Сириус вздохнул и многозначительно взглянул на Сохатого.
Джеймс хмыкнул, следя за точкой Нотта на Карте.
– Видишь ли, Хвост, – он отечески приобнял Питера за плечи. – Блэйк любит, когда ей к чаю приносят сладкое.
– Я не понял, – нахмурился Питер.
Сириус подкинул коробочку и сунул в карман. Еще вчера он заказал через каталог Сахарессы в «Пророке» какую-то тупую подвеску, зная, что Блэйк такая херня обязательно понравится. Не то, чтобы он хотел ее баловать, но точно знал, что после такого подарка у любой девушки развяжется язык. И раздвинутся ноги.
– Жемчуг, золото, лунные камешки. Блэйк та еще сладкоежка.
– Ты что, пла... платишь ей за... за это?
– «Пла-платишь е-ей з-за это?». Мерлин, Хвост, такие девочки, как Блэйк, просто так не дадут никому даже в мыслях.
– Я не знал...
– Тебе и не надо, – легко улыбнулся Сириус и, хлопнув его по плечу, вышел из спальни мальчиков.
– Еблан, – печально протянул из-за полога Лунатик, когда за Питером закрылась дверь.
Джеймс вздохнул.





– О Мерлин, да... да... еще, о Мерлин, да! Да!!!
Несколько секунд тишины.
И снова.
– А-а-а-ах, ещ... а-ах.
Роксана содрала с себя одеяло и посмотрела на часы на тумбочке.
Двенадцать ночи.
Нет, в конце-концов, это просто невыносимо.
Он что, ее там убивает?
И еще этот скрип. Этот мерзкий противный скрип, они как будто прыгают на этой чертовой кровати, неужели нельзя потише?!
Вот опять.
Роксана сердито сбила одеяло ногами, вскочила, поскорее закуталась в батник, натянула теплые вязаные носки, стащила с кровати одеяло и теплый плед и, захватив с собой кое-какие вещи, вышла из комнаты, хлопнув дверью так громко, как могла.
В ледяном мраморном камине гостиной слабо трепыхался огонек. На кофейном столике стояли две чашки с остывшим чаем, валялась развернутая газета и учебники по древним рунам.
Похоже, не только ей не спалось этой ночью.
Она порвала газету и немного подпитала ею умирающий огонь, но этого все равно было мало, чтобы прогреть такое большое сырое подземелье.
Роксана потерла ладони и поднесла их к огню.
Стоны Блэйк все ещё стояли в ушах.
Блэйк.
И Блэк.
Одно это имя и даже мысль о нем злила, выводила её из себя. После того, что произошло между ними в кабинете зельеварения, они не говорили, не сталкивались и почти не смотрели друг на друга. Блэк вел себя так, будто ничего и не было и Роксана готова была бы подхватить эту игру и списать всё на какое-то нелепое недоразумение, если бы мысли о том, что она чуть было не отдалась ему на гребанной парте не преследовали её неотступно двадцать четыре часа в сутки. Одного его присутствия в помещении было достаточно, чтобы она завелась как последняя идиотка. Но с этим ещё можно было справляться. Худшим наказанием были уроки трансфигурации. Ей приходилось сидеть рядом с Блэком, и когда она слышала, как он дышит и чувствовала его присутствие, её руки начинали трястись, мысли путались и она совершенно не могла ни на чем сосредоточиться. Один раз поймала себя на том, что пишет подряд одно и то же слово, а в другой раз так сильно вдавила перо в пергамент, что прорвала его насквозь. А Блэк, казалось, совершенно этого не замечал. Ему вообще было плевать. Он даже задирать её перестал. Они вообще перестали разговаривать и вскоре надзирательские кольца старой кошки, последнее, что ещё как-то связывало их и удерживало Блэка за партой Роксаны, исчезли. В тот же миг он сгреб свои вещи и тоже исчез.
А Роксана почувствовала себя брошенной сорокалетней женой.
Это было самым ужасным! Да кто он такой, этот Сириус Блэк, чтобы её бросать после всего этого безо всяких объяснений! Нет, не так, кто он такой, чтобы влезать в её жизнь вот так, чтобы хватать её, целовать и лапать?! Кто он такой, чтобы она вообще о нем думала?! Он раздражает её и ни капельки ей не нравится!
Так Роксана думала днем.
А по ночам, когда она лежала и уговаривала себя заснуть, её мысли снова и снова возвращались в кабинет зельеварения. Перебирали по-одной все подробности. Эти подробности доводили её до исступления и она засыпала не просто взволнованная и возбужденная, а измучанная отчаянной, жалобной болью между ногами. Пару раз доходило до того, что она не выдерживала и, быстро засунув руку в трусы, избавляла себя от этих мучений. И, выгибаясь в пустой и холодной комнате, шептала ненавистное имя, захлебывалась желанием и стыдом за это желание. А слушая иногда, как стонет за стеной Блэйк Забини, затыкала уши и колотила кулаком подушку, потому что ей хотелось, хотелось, хотелось, чтобы он оказался под её горячим одеялом, здесь, сейчас, сию-мать-его-секунду!
Днем она опять его ненавидела. А когда ловила себя на том, что следит за каждым его жестом со своей задней парты, начинала ненавидеть себя.
А потом неизменно наступала ночь.
Роксана закуталась в плед и прошлась по непривычной пустой мрачной гостиной.
Удивительно, до чего она напоминала дом.
Черное лакированное дерево, мокрый блеск стекол, холодная кожа диванов, пышный мохнатый ковер перед исполинским камином, картины, спящие в массивных рамах, и зеркальный паркет.
Между двумя большими книжными стеллажами стоял небольшой проигрыватель.
Роксана вытащила из бумажного конверта пластинку, которую захватила с собой, и положила на диск. Опустила иглу, повернула регулятор громкости.
Сначала динамик затрещал, а потом сладко запел низким, хрипловатым и проникновенным голосом Мирона Вогтейла.
Обняв себя руками, Роксана скользнула по паркету на своих толстых вязаных носках.

«Дорогая моя сестра!
Надеюсь? ты находишься в добром здравии. Поздравляю тебя с поступлением в Слизерин! Мы невероятно горды тобой. Ты сделала самый правильный выбор в своей жизни. Надеюсь, ты и впредь будешь принимать верные решения. В знак нашей невероятной радости прилагаю к письму документ. Теперь, моя любимая сестра, ты имеешь собственное жилье. Пусть не такое пышное, как наше поместье, но все равно достойное наследницы дома Малфоев. В ближайшие каникулы ты сможешь оценить все удобства этого небольшого красивого особняка на юге Норфолка.
Преисполненный гордости, твой любящий брат Люциус».

«ТЕРРОР В НОРФОЛКЕ
Очередное зверское убийство потрясло юго-запад Англии. Взрослые маглы убиты, дети и подростки пропали без вести. В данный момент Министерство располагает сведениями, что они были переданы в руки оборотня по кличке Сивый. По предварительному заключению экспертов, смерть маглов наступила вследствие неизвестного Режущего заклинания (см. предыдущий выпуск, стр. 5-10). Поиски продолжаются. Если вы видели этих волшебников (фотографии см. ниже), немедленно сообщите в Министерство. Не пытайтесь применить против них магию!!!»

«Дорогая Роксана!
У нас в семье большая радость – Нарцисса ждет ребенка! Поместье замерло в ожидании наследника. Здешний климат вреден для здоровья, так что матушка увезла ее во Францию до начала зимы. Нарцисса передает тебе привет и приглашает на чай в это воскресенье. Если ты не против, я договорюсь с профессором Слизнортом. К сожалению, я не смогу присоединиться к вам, так как очень занят в делах Попечительского Совета, но, полагаю, вам с Нарциссой найдется о чем поговорить и без меня. Целую тебя, сестра. Люциус».

«СЕМЬЯ МУЗЫКАНТА ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ
Донаган Трембл (фотография прилагается), известный читателям больше как «Дон», бас-гитарист группы «Дикие сестрички», погиб в августе этого года в ходе Каледонского теракта. В прошлом месяце жена музыканта Олив Трембл обратилась в Министерство письмом, в котором выражала опасения за свою жизнь и жизнь своего сына.
По словам миссис Трембл, начиная с августа, ей приходили письма от неизвестного волшебника с требованиями прекратить продажи последнего альбома группы, «Твоя грязная кровь», дебют которого состоялся летом. Миссис Трембл проигнорировала угрозы, а на прошлой неделе она, ее сестра и годовалый сын пропали, по словам соседей, прямо из гостиной собственного дома в северном Хэмпшире. Как известно, группа «Дикие сестрички» славилась своим толерантным отношениям ко всем социальным слоям и неоднократно выражала благосклонность к немагическим бракам...»

«Роксана!
До меня доходят тревожные слухи. Это правда, что ты общаешься с грязнокровками? Ты навлечешь на нас и себя большие неприятности. Что с тобой происходит? За две недели ты не написала ни одной строчки. Раньше ты делилась со мной всем. Что изменилось? Северус видел, как ты бросала мои письма в камин. Неужели ты до сих пор на меня злишься? Право, это просто смешно... Что бы ты там ни думала, не забывай: я твой брат, я за тебя беспокоюсь. И не хочу узнавать о тебе через Нотта. В конце-концов, это неприлично. Прошу, напиши мне. Люциус.
P.S. Не так давно мы заказали пророчество в Отделе Тайн. Поздравляю, у тебя будет племянница. Нарцисса по-прежнему ждет тебя на чай каждое воскресенье месяца. Люциус».

Что творилось в ее жизни?
Она и сама не понимала.
Не чувствовала ничего, кроме холодной глухой тоски.
Роксане казалось, что весь мир от нее отвернулся.
Мирон мертв.
Он поет в этой комнате, но на самом деле он давно мертв.
Он больше никогда не будет петь.
Ее брат – Пожиратель Смерти.
Он пишет ей нежные письма, а сам калечит, мучает и убивает людей. Из-за таких, как он, началась эта война.
Нарцисса беременна.
Скоро она родит, семья получит ребенка и про неё, Роксану, забудут окончательно.
А она сама заточена в этой гигантской каменной клетке, где Блэйк Забини стонет в объятиях Сириуса Блэка...
Блэк.
Роксана гневно тряхнула головой, почувствовав, как все внутри замерло.
Нет!
Нет.
Нет.
Песня закончилась, заиграла следующая. И ее аккорды как будто выплывали из глубин черного глубокого омута.
О да, Роксана отлично знала эту песню.
Она сама пела ее вместе с Мироном почти три года назад.
Первый концерт «ДС», его трудно забыть.
Кто их тогда знал? Только горстка студентов Дурмстранга, которые и пришли на выступление в старое сырое подземелье.
Девушка, которая должна была петь эту песню вместе с Мироном, не явилась.
Ребята были в панике, и тогда Мирон сказал: «У нас нет выхода, Рокс. Ты споешь. У тебя ведь красивый голос, детка».
Да, у нее всегда был красивый голос.
И в тот вечер на нее надели чертовски красивое черное платье из тонкого шифона с рваным подолом. И каблуки. Высокие, страшные, самые первые каблуки в ее жизни.
Мирон сам сделал ей совершенно дикий макияж под стать себе и вспенил ее белые волосы «Суперблеском».
В ту ночь даже старшеклассники смотрели на нее, открыв рот.
Но важнее всего был Мирон.
Она была влюблена в него как кошка, и тогда на сцене, когда он обнимал ее, прижимал к себе, когда он пел с ней в один микрофон и водил клыками по шее, понарошку, конечно. Они вымазывали друг друга в красной краске, пели, они были вместе. В конце он поцеловал её. По-настоящему.
Первый поцелуй с языком, первые каблуки, первая песня...
Было темно и холодно, прямо как сейчас.
Роксана закрыла глаза, обняла себя руками, заскользила ладонями по телу, пытаясь представить, что это делает Мирон, и снова запела. Прямо как тогда.





Дождавшись, пока Блэйк уснет, Сириус осторожно выскользнул из ее постели и оделся.
Всем чужим кроватям он всегда предпочитал свою.
Перед тем как уйти, он оставил бархатную коробочку с запиской у нее на тумбочке.
«Сегодня твои глаза сияли».
Сопливая хрень, но Блэйки точно понравится.
Сириус захватил мантию-невидимку и у двери обернулся. Блэйк спала на животе, распластавшись по постели, как морская звезда. Он вспомнил, как она светилась этой ночью, как легко выболтала ему то, что сегодня вечером все мальчики слизеринцы собираются в каком-то клубе. Что за клуб она и сама не знала.
А теперь ещё и эта подвеска.
Сириус не любил чувствовать себя виноватым.
Не хватало еще, чтобы эта дура в него влюбилась.
Он вышел в коридор и услышал, как тревожно звенит в кармане джинсов заколдованное зеркало. Вот теперь он точно почувствовал себя виноватым, обещал ведь, что будет начеку.
– Да, Сохатый, я здесь, – проворчал он, опередив Джеймса.
– Нотт, Снейп и твой брат полчаса назад были в гостиной, придурок! – зеркальце заорало так, что по коридору разлетелось эхо.
Сириус остановился.
– Ты уверен?
– Уверен?! Они втроем просто исчезли! Исчезли, понимаешь?! На ровном месте! Я смотрел на Карту, не отрываясь! Они были, а потом исчезли!
– Мать твою, Сохатый, почему ты не сообщил?!
– Что?! Да пошел ты, Блэк, я тебе это зеркало при встрече под хвост зас...
Сириус сунул зеркало в карман и плотнее закутался в мантию, но уже на подступе к коридору спален мальчиков вдруг услышал доносящуюся сверху музыку.
Знакомую музыку.
Настолько знакомую, что он невольно замедлил шаг, недоверчиво вслушиваясь в ударные ноты, и обернулся.
Не может быть, чтобы кто-то из слизеринцев слушал «ДС».
Это же насквозь магловская группа!
Да еще и такую песню как «Cold Blooded» мог знать только истинный фанат, который не поленился простоять несколько часов в очереди за малотиражным первым альбомом. У Сириуса с этой песней были особенные, интимные отношения: еще в своем старом доме он включал ее и засыпал под звук низкого волнующего женского голоса...
Сириус взбежал по ступенькам и через высокий арочный проход вернулся в темное, полное музыки подземелье.
И замер, сраженный внезапным ударом.
Вот она – кара за все грехи, вот оно – наказание.
Музыку слушала она.
И не просто слушала.
Она... пела.
Сириус не знал, как она это делала, но от звуков ее низкого голоса у него поднимались волосы на руках.



Она медленно стащила теплую кофту и небрежно отбросила в сторону. А потом вытянула обе руки вверх, стаскивая заколку, и волосы, белоснежные, пушистые и мягкие, как мех, рассыпались по спине и плечам.



Эта песня была как озвученный стакан виски, забытый у камина вечером. И Роксана Малфой купалась в этом виски, плавала в нем как вишня, дразня Сириуса.
Она двигалась так, словно её ласкал невидимый любовник. Бедра, упругий живот, руки, крест-накрест скользящие ладонями по плечам, шее, груди, о Боже, прекрати, не останавливайся...
Сириус нервно сглотнул, подходя ближе. Сел в кресло.
Не прекращая петь, Малфой уперлась руками в стену, потянулась и скользнула по ней вниз, выгнувшись по-кошачьи и отставив маленький круглый зад.
Сириус почувствовал, как натянулась ткань на брюках. Руки, лежащие на подлокотниках сами-собой сжались в кулаки и беспомощно разжались.
А потом она оттолкнулась от стены и снова принялась бродить по комнате, не-то танцуя, не то просто лаская себя. И смотреть на это было попросту невыносимо. А не смотреть – тем более. Песня становилась все громче и напряженнее, стремясь к кульминации, и Роксана пела громче и сильнее, так, словно ей было больно.
Под конец Малфой остановилась, легонько обернувшись на мысочках и вскинув обе руки.
И в этот хрупкий миг, понимая, что больше просто не выдержит, Сириус одним резким движением сбросил с себя мантию.
Малфой подпрыгнула, судорожно втянув в себя последнее слово.
Сириус приподнял уголок губ.
Долгие несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Она дышала часто и тяжело. Сириус тоже, хотя старался это скрыть.
– Доброй ночи, – наконец молвил он, вложив в это пожелание всю учтивость и светскость, на которую сейчас был способен.
– Что ты... что... – Малфой сдернула с дивана плед, в чем, собственно, не было никакого смысла, потому что, пока она танцевала, Сириус мысленно потрогал каждый сантиметр ее тела.
– Ты... ты что здесь делаешь?! Давно ты...
– Давно, – безжалостно подтвердил Сириус и встал из кресла, протягивая ей сброшенный батник.
Она выхватила у него свою одежду и поспешно закуталась.
Блэк смотрел на нее легонько улыбаясь, глаза горели бешено и страшно, а сам он выглядел уставшим и помятым, но эта помятость его только красила. Сразу было понятно, чем он занимался несколько минут назад. Пара влажных прядей, прилипших к шее, лоск чужих поцелуев на коже под небрежно расстегнутой на груди рубашке.
По коже пробежал озноб.
«Мне надо лечиться... это что-то уже совсем ненормальное».
– Ну и что ты стоишь? Что не говоришь ничего, не смеешься? Давай, приступай, я подожду! – она метнулась на диван и сжалась на нем в комок. – Говори всё, что хотел, я... я спать хочу.
Блэк усмехнулся и неторопливо обошел диван, держа руки в карманах брюк. Роксана напряглась, когда он облокотился на спинку прямо рядом с ней.
– Малфой-Малфой-Малфой... как я могу смеяться, когда я весь – одно восхищение и преклонение перед твоим талантом?
Внутри что-то нехорошо екнуло. Только вот Роксана не поняла, всерьез он говорит, или шутит.
– Одно я только не могу понять, – он закурил. – Как так вышло, что сестра Люциуса Малфоя кончает на ранние песни Мирона Вогтейла, м-м? – он медленно выдохнул на неё дым, а у Роксаны от гнева покраснели уши.
Имя, с которым она засыпала и просыпалась каждый день вот уже второй месяц, звучало из уст Блэка оскорбительно. Она знала, что газеты сделали из Мирона что-то вроде жертвы и символа сопротивления насаждающемуся режиму. Строчки из его песен появлялись на стенах в Косом переулке, его фотографии приклеивались к дверям Вечными чарами, за пение его песен на улице можно было напороться на людей в масках в ближайшем проулке.
Разговоры об этом велись шепотом в Большом зале. А пластинки маскировались под заунывную классику и джаз.
Но какое ей-то было до всего этого дело?
– Это не твое дело, – отрезала она. – Проваливай.
– Не боишься, что твой братец узнает об этом? Здесь повсюду уши.
– При чем здесь Люциус? – ощетинилась она.
– Ты прекрасно знаешь, при чем.
– Вовсе нет!
– Да ну?
– Знаешь, если бы кое-кто умел пользоваться чарами-заглушкой, мне бы не пришлось сидеть в гостиной Слизерина посреди ночи! – вильнула Роксана.
Блэк развеселился.
– Мы мешали тебе спать?
– Мне? – Роксана звонко хохотнула (получилось громче, чем она рассчитывала). – Вы мешали как минимум двум соседним графствам, Блэк!
Блэк склонил голову набок, глядя на нее с растущим удовольствием, а Роксана к своему ужасу поняла, что покраснела ещё больше.
Мерлинова мать...
– Малфой, мы тебя... взволновали?
– Что?! – она так и подскочила. – Да твоя Забини орала так, будто ей отрывают ногу! Конечно, меня это взволновало, я уже хотела звать на помощь, – Роксана собрала волосы в узел на макушке и полезла за сигаретами, но тут вспомнила, что оставила пачку в кармане мантии.
– Ну что ж, буду считать это комплиментом, – Блэк вдруг бросил ей что-то.
Роксана машинально поймала предмет.
Им оказалась пачка сигарет.
Сердце пропустило удар.
Вишневые.
Она взглянула на Блэка. Он облокачивался на диван у неё над головой и улыбался вполне миролюбиво. Не сказав ни слова, она достала одну и попыталась закурить. Руки дрожали.
– Прости, Малфой, если бы я знал, что это тебя так встревожит... в следующий раз мы будем вести себя потише.
– Нихрена меня это не встревожило! – выпалила она, тщетно пытаясь раскурить несчастную сигарету. – Ты бы тоже не смог заснуть, если бы у тебя орали над ухом!
– Признайся, Малфой...
Внутри все подхватилось, когда он наклонился к её уху, а свободной рукой вдруг легко, почти невесомо коснулся шеи с другой стороны.
– Ты сбежала просто потому, что тебя это чертовски возбуждает.
Роксана рывком повернула к нему голову.
– ... и потому что ты представляешь, как было бы хорошо вместо пустой одинокой постели оказаться в любой другой... – его взгляд жарко скользнул по её лицу. Они почти соприкасались носами.
– ... например... в моей.
Роксана вскочила как ошпаренная, но Блэк неожиданно обхватил ее рукой за испятнанную его засосами шею и прижал к спинке дивана, не давая сдвинуться с места.
– Я же вижу, как тебе плохо, Малфой, – он коснулся сухими губами её шеи за ухом. – Давай поможем друг другу?
Роксана оттолкнула Блэка, отодвинувшись от него в самый дальний и холодный уголок софы.
– Сам себе помоги! Это не я на тебя тогда набросилась! С чего ты вообще взял, что я... что мне от тебя что-то нужно?!
Блэк рассмеялся с мягкой хрипотцой и у Роксаны мурашки побежали по спине.
– Ну конечно не нужно, – Блэк шагнул к ней, скользнув по спинке дивана пальцами, и наклонился прямо к ее уху, сообщив это как секрет:
– Но при всем моем уважении, мисс, спину себе оцарапал не я. А если ты сейчас не уберешь палочку, то сожжешь свой дрянной язычок.
Роксана спохватилась, осознав, что все так же пытается закурить, выхватила изо рта почти целиком сожженную сигарету и бросила ее на пол.
Вот черт.
Блэк сипло засмеялся, затянулся в последний раз и вручил ей свою.
– Держи, – он выпрямился, оттолкнувшись от дивана, и Роксана растерялась. Она не думала, что он так быстро соберется уходить. – Спокойной ночи, моя дорогая маленькая лицемерка.
Роксана вскочила, глядя ему вслед.
– Что значит «лицемерка», интересно знать?!
– Лицемер – это тот, кто врет сам себе, детка, – крикнул Блэк, неторопливо поднимаясь по ступенькам. – И нам обоим прекрасно известно, что именно этим ты сейчас и занимаешься.
– Я не вру! Мне абсолютно и совершенно наплевать, ясно? Ты можешь трахать кого хочешь и сколько хочешь хоть сутками напролет!
Блэк остановился и обернулся, мучая Роксану кривой ухмылочкой.
– Мне нет до этого абсолютного никакого дела, тебе ясно?
– Ну если тебе так наплевать... – он спустился на пару ступеней вниз. – Почему бы мне тогда не трахнуть тебя? Тебе ведь хочется, я вижу. Решайся, мы могли бы закончить начатое в кабинете хотя бы вот на этом столе.
Изменившись в лице, Малфой схватила с ближайшего к ней столика какую-то увесистую книжку и швырнула в Сириуса, так что страницы разлетелись по комнате. Он увернулся, и учебник улетел в темноту.
– Пошел ты знаешь куда! – рявкнула Роксана и пулей улетела в спальни, позабыв все свои вещи.
Насмешливо глядя ей вслед, Сириус отмахнулся от прилипшего к рукаву листочку, но тот был вымазан чем-то липким и пристал к руке.
На пергаменте было написано всего два слова, и написаны они были на языке древних рун, а поверх них тянулась целая история поисков: целые предложения. Написанные на английском и на руническом, перечеркнутые и вымазанные чернилами.
Окунув листок в свет камина, Сириус прочел:
– «Жребий брошен».
Сухое полено в камине лопнуло.
Он вскинул голову.
И в этот же миг где-то рядом раздался громкий протяжный скрежет.
Казалось, будто это само подземелье застонало от какой-то страшной боли.
Сириус прыжком обернулся, выхватывая палочку.
Прямо у него на глазах огромный портрет Салазара Слизерина на одной из стен сдвинулся с места и распахнулся, открывая узкий проход.

____________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/35284619713/35