10 мифов о проституции, трафикинге и скандинавской модели

image

Авторка: Миган Тайлер (Австралия, декабрь 2013 г.)
Перевод: Оксана Полякова (Москва)


1. Я секс-работница, это мой выбор и мне нравится моя работа

Это одно из самых популярных дежурных возражений, к которому многие обращаются как к «убийственному» аргументу. Такое ощущение, что если один человек заявил о том, что занятия проституцией приносят ей удовольствие, то тут же по мановению волшебной палочки исчезают альтернативные свидетельства о насилии, посттравматическом стрессе и торговле людьми, которые сопровождают проституцию.

Мод Оливье, депутатка-социалистка, недавно представившая законопроект о запрете на покупку сексуальных услуг во Франции, сильно раскритиковала «лицемерие» таких критических замечаний: «Получается, что достаточно одной единственной проститутке сказать, что она свободна, чтобы порабощение других стало допустимым и приемлемым?» — спросила она своих коллег-парламентариев.

Однако рефрен «Я люблю свою секс-работу» предлагается в качестве сильного аргумента, потому что он рассматривается как ответ на предположительно всеохватное утверждение радикальных феминисток и не только о том, что системы проституирования опасны для женщин.

Это основано на ошибочных представлениях о радикальной политике, концепции структурного угнетения и старых избитых дебатах о ложном сознании. Если вам что-то нравится, оно необязательно должно быть безвредным (так же, как симпатия к чему-то не делает это автоматически феминистским). Радикальные феминистки критикуют практики красоты как вредные, и, скажем, если вы решили носить туфли на высоком каблуке, это не означает, что их критика необоснованна. Так же, как это не означает, что феминистки ненавидят тех, кто носит высокие каблуки (я слышала, что подобное выкатывали в учебном пособии), или тех, кто занимается проституцией.

Аналогично, когда кто-то, занимающийся радикальной политикой, указывает на то, что свободный выбор — это сказка и что все наши действия ограничены определенными материальными условиями — это не то же самое, что сказать, будто мы все инфантилизированы (подобны детям) — маленькие дроны неспособны принимать решения за нас самих. Это просто означает, что мы не пребываем в полном культурном вакууме, принимая решения, которые совершенно не подвержены воздействию структурных проблем, таких как системное экономическое неравенство, расизм и сексизм.

2. Только сами секс-работницы компетентны говорить о проституции

Этот миф часто используется в тандеме с первым. Вот здесь одновременно самый лучший и самый худший пример, который мне когда-либо присылали.

Хотя подобные подмены остаются частью более широкой проблемы, заключающейся в попытке ошибочно установить превосходство личного опыта над исследованиями и опровергнуть масштабные социальные тренды (сексизма не существует, потому что я его никогда не видел!), эти обращения содержат в себе нечто большее в контексте темы проституции. Повторение тезиса о том, что никто, кроме самих секс-работниц, не компетентен говорить о секс-индустрии — это ничто иное, как попытка заткнуть рты пострадавшим и притвориться, что последствия проституции касаются лишь тех, кто проституирован.

Да, действительно, феминистское противодействие проституции в большинстве своем ведется с упором на тот вред, которому подвергаются проституированные женщины, как справедливо и то, что этот вред серьезный и касается всех. Но, как отмечают сторонницы(-ки) скандинавской модели, существование института проституции также является барьером для гендерного равенства.

До тех пор пока женщин будут покупать и продавать, как товары для секса, это остается проблемой всех женщин без исключения (да, есть и проституированные мужчины, но, прошу вас, давайте будем честны и признаем, что использование категории «люди» в этом случае ведет к замалчиванию того факта, что подавляющее большинство вовлеченных в проституцию — женщины). Это признали шведы, введя первыми в 1999 году запрет на покупку секса, также этим сейчас занята и французская министресса по правам женщин, которая вновь разъясняет данную тему.

image

3. Все секс-работницы выступают против скандинавской модели

Во-первых, важно отметить, что на каждую организацию по правам секс-работниц, выступающую против скандинавской модели, найдется организация, которая работает с жертвами насилия и поддерживает эту модель.

Идея о том, что каждая женщина, хоть как-то задействованная в секс-индустрии, испытывает отвращение к скандинавской модели, является тактической претензией со стороны ряда организаций по правам секс-работниц по всему миру и плотно завязана на мифе под номером 2. Это утверждение чаще всего сопровождается ссылкой на блог Петры Остергрен, которая доказывает (так нам говорят), что все женщины, занимающиеся проституцией, ненавидят скандинавскую модель и предпочитают легализацию.

Понятно, что есть ряд ярых противников скандинавской модели внутри секс-индустрии, занимающих значимую площадку. Но вряд ли можно сказать, что эти организации представляют всех проституированных женщин в мире или что странная запись в блоге (с упоминанием отсылок или других свидетельств) доказывает, что скандинавская модель оказалась провальной.

4. Скандинавская модель не признает свободную субъектность секс-работниц

Одна из вещей касательно скандинавской модели, которую, кажется, так трудно воспринять критикам, — это то, что она ограничивает потребителей коммерческого секса, а не самих вовлеченных в проституцию. Именно поэтому она декриминализирует проституированных людей. Эта модель не обесценивает возможность заниматься проституцией «по выбору», а скорее утверждает, что покупка женщин в системах проституции — это то, чему государство должно активно препятствовать.

На самом деле проще не бывает: скандинавскя модель признает, что уменьшать спрос на проституцию и спрос на торговлю людьми — это все равно что уменьшать саму проституцию и снижать сам трафик. А это, в свою очередь, равносильно тому, что сокращение числа женщин, вовлеченных в такого рода ситуации абъюза, дает больше шансов на достижение гендерного равенства.

Вы наверняка будете с этим не согласны, если убеждены в том, что государству следует способствовать росту сферы проституции и относиться к ней, как к одной из форм доходной занятости для женщин. Но это не означает, что модель отрицает чью-то свободную субъектность.

image

5. Скандинавская модель валит в одну кучу проституцию и торговлю людьми

Многие сторонницы(-ки) скандинавской модели ориентируются на понятие «торговля людьми», которое содержится в Протоколе Организации Объединенных Наций о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми (см. статью 3а). Контекст понятия «торговля людьми» подразумевает намного больше нюансов, чем привычная версия, популярная в большинстве мейнстримовых СМИ («Люди пересекают границы между странами под дулом пистолета»). Возможно, именно в этом и заключается путаница.

Но даже при использовании этого более реалистичного, поддерживаемого ООН понимания механизмов принуждения/насилия и торговли людьми скандинавская модель не считает, что каждая женщина в проституции обязательно становится жертвой торговли людьми.

А вот что действительно делает модель скандинавских стран, так это признает, что существует связь между рынком проституции и торговлей людьми с целью сексуальной эксплуатации — и в частности, что спрос на сексуальные услуги подпитывает секс-торговлю. Таким образом, если вы хотите сократить секс-торговлю, то вам нужно сжать рынок проституции.

Эта логика получила дальнейшее подтверждение в недавнем исследовании 150 стран, проведенном экономистами Великобритании и Германии, в котором показано, что «масштабный эффект от легализации проституции ведет к расширению рынка проституции, росту торговли людьми».

6. Скандинавская модель не работает / уводит проституцию в «подполье»

Утверждение о том, что скандинавская модель не снизила спрос на проституцию, часто повторяется бездоказательно, хотя порой декларируется, что обзор самим шведским правительством собственного законодательства показал провал данной модели. Однако, как показал ученый-правовед Макс Вальтман, это не так. Исследование, проведенное по заказу шведского правительства в рамках официального доклада, показало, что уличная проституция уменьшилась вдвое.

«Ха!, — воскликнут критики. — Методология этого исследования ущербна, а проституция всего лишь ушла в подполье». Возможно, но как быть с другими источниками? Есть исследование, свидетельствующее о том, что в Швеции снизилось число людей, покупающих секс-услуги; полиция сообщает, что в перехваченных переговорах между торговцами людьми слышно, как они утверждают, что Швеция является «плохим рынком».

Также стоит подумать над тем, что в данном контексте называют «подпольем», так как в тех системах, где проституция легализована и декриминализована — например, в Австралии, — «подполье» подразумевает уличную проституцию. Итак, если проституция ушла с улиц, куда же она делась? В виртуальные пространства и в закрытые помещения, утверждают критики, что довольно странно, учитывая, что лоббисты легалайза часто рекламируют преимущества проституции в закрытых помещениях.

image

7. Модель скандинавских стран лишает женщин средств к существованию

Это самый интригующий миф, потому что на самом деле он является признанием того, что скандинавская модель работает, и это напрямую противоречит мифу номер 6. Модель может лишать женщин средств к существованию, только если она действительно уменьшает спрос на проституцию. Более того, комплексные программы выхода являются важной составляющей модели, включая доступ к широкому спектру услуг, таких как переподготовка и поддержка занятости.

Такие хештеги, как #nothingaboutuswithoutus (#ничегоонасбезнас), используемые многими группами, а не только организациями из сферы коммерческого секса, регулярно появляются рядом с этим утверждением, как будто единственный приемлемый вариант, который доступен, — это принять всем процветающий рынок проституции только потому, что некоторые люди хотят этого.

И даже не просто какие-то люди, конечно, а сами работницы (если купиться на фразу, что «секс-работа тоже работа»). Оставим в стороне проблемы с идеей о том, что проституция — это работа, как и любая другая. Если мы принимаем эту предпосылку — даже в этом случае аргумент оказывается несостоятельным, так как работники в любой отрасли не определяют, будет ли данная конкретная отрасль продолжать существовать.

Возьмем, к примеру, добычу бурого угля или лесное хозяйство в Австралии. Это те секторы экономики, которые, по мнению правительств, вредны по ряду причин и — хотя они все еще потенциально прибыльны — у них больше нет социальной лицензии, чтобы беспрепятственно продолжать работать. Занятые в этих отраслях часто возмущаются тем, что их рабочие места находятся под угрозой, поэтому профсоюзы выступают за «справедливые переходы», обеспечивая переподготовку и облегчая доступ к социальным услугам и службам занятости для жертв сокращений (знакомо?). По большому счету, эти профсоюзы не стали настаивать на том, что вредная отрасль, о которой идет речь, должна во что бы то ни стало существовать только лишь для того, чтобы избежать безработицы для тех, кто в ней задействован.

Если секс-работа — это работа, а проституция — это всего лишь одна из индустрий, значит она должна быть открыта для более широкого общественного обсуждения и пересмотра политики в ее отношении. Это должно работать, как и в случае с любой другой отраслью, не исключая того, что правительства могут и вовсе ее запретить.

8. Скандинавская модель сделала проституцию небезопасной

Начнём с того, что проституция небезопасна в принципе. И предположение о том, что именно скандинавская модель делает ее опасной, звучит фальшиво. В этих заявлениях также игнорируются исследования, показывающие, что традиционные формы легализации и декриминализации практически не защищают проституированных женщин от очень высоких рисков физического и сексуального насилия, а также от психологических травм.

Схемы легализации способствуют значительному росту спроса и увеличивают «теневую» сторону индустрии, поэтому было бы неправильно притворяться, что там, где проституция легализована, все женщины фактически задействованы в законных формах проституции. Кроме того, показатели риска получения травм схожи как в легализованных, декриминализированных системах проституции, так и в криминализированных.

К сожалению, даже скандинавская модель не в состоянии полностью защитить женщин, которые все еще занимаются проституцией в существующих условиях, — пока есть проституция, вред от нее никуда не денется, — но идея о том, что модель ухудшает условия, является ложной.

Утверждение о «большем насилии» связано в основном с широко цитируемым исследованием ProSentret, в ходе которого выяснилось, что женщины, занимающиеся проституцией, после введения скандинавской модели в Норвегии, сообщали о росте некоторых форм насильственных действий со стороны клиентов, включая хватание за волосы и укусы. Однако другие данные часто не берут в расчет, а тем временем то же самое исследование показало, что женщины сообщили о резком сокращении иных форм насилия, включая нанесение ударов и изнасилование.

Что касается проституированных женщин, не имеющих доступа к адекватным социальным услугам, — это вполне может стать проблемой на местах. В таких случаях абсолютно необходимо заниматься данной проблемой. Однако это скорее вопрос реализации, а не недостаток самой модели.

Первоначальная версия скандинавской модели, представленной в Швеции, была частью реформ Квиннофрида, направленных на увеличение объема государственного финансирования и поддержки целого ряда услуг для женщин, переживших насилие, в том числе и в сфере проституции. Мы увидели то же самое и во Франции, где законы, декриминализирующие тех, кто занимается проституцией, приняты наряду с мерами по пресечению других форм насилия в отношении женщин.

image

9. Скандинавская модель — это на самом деле замаскированный морализаторский крестовый поход

Несмотря на то, что прогрессивные и социалистическое правительства вводят научно-обоснованную стратегию скандинавской модели, сохраняется мнение о том, что это своего рода тайная религиозная или консервативная попытка ограничить свободу сексуального самовыражения, а не эффективный способ борьбы с торговлей людьми и насилием в отношении женщин.

Но, возможно, все зависит от того, как определять, что такое «моральный крестовый поход». Если под «моральным крестовым походом» вы понимаете движение за равноправие женщин, то я полагаю, что так оно и есть. Если вы расположены к тому, чтобы отклонять все доказательства в поддержку скандинавской модели, и вместо этого хотите обсудить это на «моральном» уровне, то делайте это во что бы то ни стало. Те, кто думают, что насилие в отношении женщин — негативное явление, непременно победят в подобном споре.

10. Ученые, занимающиеся исследованием проституции, делают деньги за спиной у проституированных женщин

Это относительно новый пункт в списке способов замалчивания, используемых против тех феминисток, которые бросают вызов секс-индустрии. Впервые я столкнулась с таким обвинением прямо здесь, в разделе комментариев, а потом и в последующих письмах на электронную почту, с готовностью разъясняющих мне, что я сама уподобилась тем мужчинам, которые насилуют проституированных женщин, поскольку я использовала опыт секс-работниц, не заплатив им.

Поэтому позвольте мне быть предельно ясной: ученые проводят исследования. Для многих людей, таких, как я, это часто предполагает сопоставление существующих исследований и, используя эти основания, производство доводов, которые можно будет защитить. Это и есть наша работа. И останется нашей работой, независимо от темы или области, которую мы исследуем.

Участие в публичных дебатах о скандинавской модели и цитирование соответствующих исследований никоим образом не является попыткой говорить за или вместо проституированных женщин. Это попытка донести результаты данных исследований до более широкой аудитории. Если для секс-индустрии это выглядит как угроза, то, безусловно, можно предположить, что скандинавская модель эффективна?


Миган Тайлер является лекторкой по социологии в Университете Виктории (Австралия). Ее исследовательские интересы находятся главным образом в области социального конструирования гендера и сексуальности. Ее работы в этой сфере были опубликованы в журналах «Международный форум по изучению проблем женщин» и «Женщины и терапия», а также в нескольких рецензируемых сборниках, включая «Повседневная порнография» (Boyle ed., 2010) и «Проституция, вред и гендерное неравенство» (Coy ed., 2012 ). В июле 2011 года была выпущена первая книга Миган «Короткие секс-продажи: порнографическое и сексологическое конструирование женской сексуальности на Западе».

* Скандинавская модель = шведская модель регулирования проституции.

Первоисточник: Feminist Current

Лицензия Creative Commons
Любые уникальные материалы,
опубликованные на сайте РФО «ОНА»,
доступны на условиях лицензии
Creative Commons 4.0