Льюис Кэрролл

Охота на Снарка

(погония в восьми приступах)




От переводчика


   «Если когда-нибудь – ведь любое безумие может осуществиться – автора этой небольшой, но поучительной поэмы осудят за бессмысленный труд, обвинение, я уверен, будет основано на словах:
„Был нередко с рулем перепутан бушприт“.
   В предвидении столь неприятного исхода не буду (хотя бы и мог) с возмущением ссылаться на другие свои произведения, чтобы доказать, что не способен на такого рода поступки; не буду (хотя бы и мог) говорить о выдающихся моральных достоинствах поэмы, о затронутых в ней проблемах арифметики и некоторых естественно-исторических наук; вместо этого я просто поясню, как обстояло дело.
   Благозвон, болезненно педантичный в вопросах внутреннего распорядка, обычно раз-два в неделю распоряжался снимать бушприт, чтобы заново покрыть его лаком. И неоднократно случалось, что, когда приходило время устанавливать эту деталь на место, никто на борту уже не помнил, с какого конца судна ее следут вставлять. Все знали, что обращаться по этому поводу к самоу Благозвону бесполезно, ибо тот в ответ обязательно сослался бы на „Морской кодекс“ и воодушевленно процитировал „Инструкции Адмиралтейства“, уяснить до конца которые никому пока что не удавалось. Кончалось, как правило, тем, что бушприт вставляли куда попало, в том числе и поперек руля. Рулевой наблюдал за действом со слезами на глазах – он-то знал, что это неправильно, но… Параграф 42 „Кодекса“: „Никому не дозволяется обращаться к Рулевому“ – Благозвон дополнил словами: „… и Рулевому не дозволяется обращаться к кому бы то ни было“. Поэтому невозможно было ни возражать, ни управлять судном до очередной запланированной лакировки. В таких несколько обескураживающих условиях корабль чаще всего перемещался встречным курсом, то есть задом наперед».

 
   Примерно так разъяснял Льюис Кэрролл непонятные места из своей знаменитой «Охоты на Снарка», написанной чуть более века назад. Многочисленные комментаторы продвинулись в толковании поэмы значительно дальше, однако трактовки эти весьма разноречивы и подчас диаметрально противоположны. С учетом специфики рубрики «КЛФ» уместно предположить, например, и такую: в поэме в символической форме изображен… поиск внеземных цивилизаций! В рамках столь новаторского толкования легко объясняется, скажем, непосильный для большинства комментаторов момент: прозвища персонажей Л.Кэрролла начинаются одинаково (с буквы «Б»). Но ведь и профессии ученых, ведущих поиск ВЦ, также начинаются одинаково – с приставки «ксено» или «экзо» (ксенобиолог, экзолингвист и т. п.). И совершенно излишне упоминать, что никто пока не знает, чего нам ждать от этих самых ВЦ – всяческих благ или неисчислимых бедствий. Прямое отношение к фантастике имеет и вполне тралиционное толкование: «охота на Снарка» – одна из курьезнейших в мировой истории антиутопий…
   В отличие от «Алисы» и других произведений в «Снарке» Льюис Кэрролл почти не пользуется своим излюбленным средством – разнообразными неологизмами, а когда они и встречаются, то позаимствованы из все той же «Алисы», вернее, из небольшой баллады «Джаббервоки» (Jabberwocky), откуда, кстати, ведут свою родословную и птица Джубджуб (Jubjub), и Бандерхват (Bandersnatch). Единстенное исключение – имя самого объекта охоты. Это слово-«бумажник», сложенное из английских «snake» (змея) и «shark» (акула). Русский язык вполне допускает подобные нововведения – например, В.Орел, опубликовавший отрывки из перевода поэмы в «Иностранной литературе», предложил остроумную замену – «змерь» («змей» плюс «зверь»). Однако, учитывая, что слово «Снарк» прочно вошло во многие иностранные языки, в том числе и русский, мы в предлагаемой версии предпочли ничего нового не выдумывать.



Приступ первый. Высадка




 

– Вот где водится Снарк! – закричал Благозвон,

Выгружая с любовью людей:
[1]

Чтоб не сбило волной, их придерживал он

За власы пятернею своей.


 


 

– Вот где водится Снарк! Объясню я потом,

Что слова нас такие бодрят.

Вот где водится Снарк! Знайте – истина в том,

Что повторено трижды подряд!
[2]


 


 

Экипаж хоть куда: были здесь Башмаки
[3] —

И пошивщик Бантов и Беретов,

И Барышник – оценивать их рундуки;

И Барристер
[3]– для дельных советов.


 


 

Бильярдист, чье искусство не знало границ,

Мог шутя сколотить капитал,

Но Банкир, приглашенный на крупный оклад,

Под замком все их деньги держал.


 


 

Был в команде Бобер: плел он кружев узор,

Свежий ветер вдыхая морской;

Он команду сто раз от опасности спас —

Но упорно молчал, от какой.


 


 

Был и некто, прославленный кучей добра —

Ждет на суше оно до сих пор:

Кольца, зонтик, часы, кошелек серебра

И дорожной одежды набор.


 


 

Сорок два сундука – и на всех начертать

Постарался он имя свое:
[4]

Но оставил в порту эту тяжкую кладь

Наш герой – и забыл про нее!


 


 

Не утрата вещей огорчала его:

Был обут он в три пары сапог,

И одет в семь пальто: но ужасней всего —

Свое имя припомнить не мог!


 


 

Откликался на «Эй!» и на клички длинней,

На «Пеки-парики!», «Жги-матрас!»,
[5]

«Слушай-как-там-тебя», «Ах-представьте-себя!»

И особенно «Эй-как-бишь-вас!»


 


 

Но для тех, чей язык к сильной фразе привык,

Имена он другие носил:

Для близких друзей – «Огарки свечей»,

Для недругов – «Жареный сыр».


 


 

«Ростом парень не вышел – и ум не ахти —

(Благозвон сомневался порою) —

Но отважен зато! Чтоб на Снарка идти,

Только это и надо герою!»


 


 

Незаметным кивком вспышки злого огня

В мрачных взорах гиен он гасил:

И с медведем прошелся средь белого дня

Просто так, «для поднятия сил».


 


 

Был он Булочник; но, лишь покинули порт,

Благозвону (тот слушал с тоскою)

Объяснил, что печет только свадебный торт —

Из чего приготовишь такое?


 


 

Крайний в списке имен, скажем, не был умен,

Но тупица и тот не без мысли:

Не беда, что одна – ведь о Снарке она…

Был в команду тотчас же зачислен.


 


 

Подвизался на бойне: но вскрылось, что он

(А поход продолжался неделю)

Лишь бобров забивал: онемел Благозвон,

Так его эти факты задели.


 


 

Но потом заявил, пересилив свой страх,

Что Бобер здесь один, да и тот

Не простой, а ручной; и на первых порах

Будет грустно, коль оный помрет.


 


 

Ненароком Бобер услыхал разговор

И не смог удержаться от слез:

Показалось Бобру, что совсем не к добру

Заостренный вот эдак вопрос.


 


 

«Пусть отдельный корабль ваша Бойня берет

И на нем бороздит океаны!»

Но сказал Благозвон, что такой поворот

Подорвет утвержденные планы.


 


 

Ведь водить корабли вдалеке от земли —

Это дело немыслимо сложное:

Крайне трудно оно, если судно одно:

Если два – то совсем невозможное!


 


 

Выход только такой: или с рук доставать

Где-то должен кольчугу Бобер —

Дал Барышник совет; или жизнь страховать

В одной из известных контор.
[6]


 


 

Так Банкир подсказал, предложив напрокат

Две страховки – отличную пару:

Против града одна (если выпадет град),

А вторая – на случай пожара!


 


 

Страшный день миновал: но и позже Бобер,

Поступь Бойни едва уловив,

В тот же миг отворачивал в сторону взор

И бывал беспричинно пуглив.


 




Приступ второй. Речь Благозвона




 

Экипаж обожал вожака своего:

Как он прост! Как велик и высок!

Чтоб понять, как он мудр, надо было всего

Лишь в лицо ему глянуть разок!


 


 

Карту кормчий добыл: было море на ней

Без намека на землю и мели;

Как всегда, угодил он команде своей:

В карте все разобраться сумели!


 


 

«Пусть малюет Меркатор полюса и экватор
[7] —

Что нам толку от тропиков всяких?» —

Благозвон прокричал – экипаж отвечал:

«Это только условные знаки!


 


 

Не понять, где залив, где пролив или риф,

Если смотришь на карту простую;

Капитан молодец – он достал наконец

Высший сорт – абсолютно пустую!»


 


 

Это было прекрасно; но потом стало ясно:

Тот, кого полагалось любить,

Бросил вызов пучине по одной лишь причине —

Чтобы в колокол громче звонить!
[8]


 


 

Был он вдумчив и смел; но указом умел

Экипаж озадачивать свой:

Крикнет: «Право руля, лево курс корабля!» —

Как вести себя мог рулевой?
[9]


 


 

Был нередко с рулем перепутан бушприт.

Благозвон толковал: не беда;

Так бывает, когда, как народ говорит,

В южном море «снаркуют» суда.


 


 

Все же править пришлось в основном на авось,

Но – с надеждою глядя вперед.

Хоть стихия жестока – если ветер с востока,

Вряд ли флот не на запад плывет!


 


 

Завершился вояж; все выносят на пляж

Саквояжи и прочие вещи;

Но не радует глаз живописный пейзаж —

Мешанина уступов и трещин.


 


 

Благозвон ощутил: дух ловцов невысок,

И прочел на рифмованный лад

Пару шуток, что к черному дню приберег, —

Дружным стоном ответил отряд.


 


 

Либеральной рукою напитки разлив,

На песок указал он прилечь;

И нельзя не признать – был до боли красив,

Начиная великую речь.


 


 

– Люди, Римляне, Братья – услышьте меня!
[10]

(Все взбодрились от теплого слова:

Загремело «ура» и стаканы, звеня,

Поднялись и наполнились снова.) —


 


 

Плыли мы много месяцев, много недель

(По четыре примерно на месяц),

Но пока что, клянусь, не достигнута цель —

Не сумели мы Снарка заметить!


 


 

Плыли много недель, плыли множество дней

(Приближенно – по семь за неделю),

Но клянусь – до сих пор (мне, поверьте, видней)

Углядеть мы его не сумели!


 


 

Я напомню сейчас по порядку все пять

Самых главных и верных примет,

По которым легко может каждый сказать,

Есть поблизости Снарк или нет.


 


 

Свойство первое – вкус; он не слишком хорош:

Хоть и тонок, зато ограничен;

Словно пара отличных, но тесных галош —

А в оттенках совсем необычен.


 


 

Во-вторых, он не скор в пониманье острот,

И вздыхает в отчаянье хмуром,

Если кто-то рискнет рассказать анекдот

Или, скажем, блеснет каламбуром.


 


 

Признак третий: привычка так поздно вставать

(Это просто привычка, не лень),

Что садится он завтракать вечером, в пять,
[11]

А обедать – на завтрашний день.


 


 

И такая примета – для купанья кареты,
[12]

Он их всюду таскает, и даже

Почему-то считает, что эти предметы

Украшают любые пейзажи.


 


 

Признак пятый – зазнайство и вера в успех.

Подчеркну: надлежит отличать

Тех из них, кто пернат и клюется, – от тех

Кто усат и умеет рычать.


 


 

Снарки, в общем, безвредны; но предостеречь,

Вас я должен (пусть шанс этот мал):

Среди них есть Буджумы… – но прервана речь,

Ибо в обморок Булочник пал.


 




Приступ третий. Рассказ Булочника




 

Поднесли ему пышек, пломбира брикет,

Горчицу и ранний салат…

Поднесли ему джем и толковый совет —

И дюжину лучших шарад.


 


 

Наконец удалось ему сесть и начать

Свой донельзя печальный рассказ;

Закричал Благозвон: – Обормоты! Молчать! —

И свой колокол звучно потряс.


 


 

Абсолютная тишь! Не шепнешь, не взвопишь,

И не крикнешь «ура», например;

Тот, кого звали «Эй!», драму жизни своей

Излагал на старинный манер.


 


 

– Я рожден в благородном, но честном роду…

– Опустить! – Благозвон заорал. —

Ночь нагрянет вот-вот, снова Снарк ускользнет —

Нам грозит неизбежный провал!


 


 

Мне мой дядя (в честь коего назван я был)

Дал совет в расставания час…

– Опустить м его! – Благозвон отрубил

И свой колокол грозно потряс.


 


 

– Дал совет он такой, – продолжал наш герой, —

«Если Снарка найдешь, не зевай:

Изловил – и назад, с ним попробуй салат,

И огонь из него выбивай.
[13]


 


 

Ищите в наперстках – и здравых умах,

Гоняйтесь с надеждой и вилкой;

Грозите пакетами ценных бумаг,

И мылом маня, и ухмылкой…


 


 

(– Это верный подход, – Благозвон произнес,

Торопливо вмешавшись опять, —

Это правильный путь, если хочешь всерьез

Настоящего Снарка поймать!)


 


 

Но, мой светлый, беда, если встретишь хоть раз

Вместо Снарка – Буджума! Тогда

Ты внезапно и плавно исчезнешь из глаз

И для нас пропадешь навсегда!»


 


 

Это то, это то, что грохочет в ушах,

На какой бы я ни был земле, —

Это то, отчего холодеет душа,

Как кастрюля с холодным желе;


 


 

Это то, это… м-м-м… – Прекратите мычать!

Сколько можно болтать, идиот?! —

Но раздался ответ: – Я не в силах молчать —

Это то, что мне душу гнетет!


 


 

Ей давно уж невмочь – я ведь каждую ночь

Бьюсь со Снарком опять и опять,

Много суток подряд я жую с ним салат

И пытаюсь огонь выбивать;


 


 

Но лишь только увижу Буджума, тотчас,

А вернее – минуту сию,

Я внезапно и плавно исчезну из глаз —

Вот что душу снедает мою!


 




Приступ четвёртый. Охота




 

Благозвон огрубчился и высморкал нос:

– Но куда же вы раньше глядели?

Неуместно сегодня так ставить вопрос,

Когда мы, наконец-то, у цели!


 


 

Не тревожьтесь; не раз мы восплачем о вас,

Если вас с наших глаз унесет;

Но тогда, на причале, почему вы молчали,

Собираясь в нелегкий поход?


 


 

Неуместно сегодня так ставить вопрос —

Говорил я уже, и не раз.

Тот, кого звали «Ах!», отвечает, в слезах,

– Я сказал это в первый же час!


 


 

Я сказал вам по-русски про дядин совет,

По-японски, армянски, марийски;

Но забыл (сознаю – мне прощения нет),

Что вы знаете только английский!


 


 

– Очень жаль, – Изменился в лице Благозвон

(С каждым словом оно удлинялось) —

Но изложены факты – болтать не резон,

Ни минуты на спор не осталось!


 


 

Эту славную речь, – стал вожак объяснять, —

Я продолжу потом как-нибудь.

Снарки водятся здесь, повторяю опять!

Мы должны попытаться рискнуть!


 


 

Искать их в наперстках – и здравых умах;

Гоняться с надеждой и вилкой,

Грозиться пакетами ценных бумаг,

И мылом манить, и ухмылкой!


 


 

Снарк – особая дичь; не поймаешь его,

Как обычного зверя, друзья.

Сделать все… все, что можно… и больше того —

Мы должны сделать все, что нельзя!


 


 

Ибо Англия ждет – продолжать не могу:

Жуткий смысл вложен в громкую фразу.
[14]

Соберем лучше все, что предъявим врагу

В поединке немедля и сразу!


 


 

Башмаки и Барышник схватили брусок

И лопату, сменяясь, точили;

Добрый Булочник ус подкрутил, и мешок

Из пальто своих вытряхнул пыли.


 


 

А Банкир все добро обратил в серебро

И его обменял на банкноты;

Выплетал лишь Бобер свой коронный узор,

Уклоняясь от славной работы.


 


 

И Барристер не смог в установленный срок

Доказать, что он где-то не прав,

Даже сделав обзор по делам, где узор

Был сплетен с нарушением прав.


 


 

Тут пошивщик Беретов с поспешностью внес

Предложенья по методам кроя;

Бильярдист в это время намеливал нос

Деловито дрожащей рукою.


 


 

Бойня вдруг появился изящно одет,

В белоснежных перчатках и рюшах;

Волновался он так, словно шел на банкет

(Благозвон обозвал это «чушью»).


 


 

Бойня ныл: – Объясните вы Снарку, я свой —

Мы на бойне добры от природы. —

Благозвон, поразмыслив, кивнул головой:

– Все зависит, увы, от погоды.


 


 

А Бобер, прыжествуя, забегал кругом

(На душе стало как-то спокойней);

Даже Булочник, стойкий, но слабый умом,

Подмигнул, наблюдая за Бойней.


 


 

– Будь мужчиною! – в гневе увидел главарь,

Что у Бойни лицо побледнело. —

Если встретим Джубджуба, крылатую тварь,

Пригодятся все силы для дела!


 




Приступ пятый. Урок Бобру




 

Искали в наперстках – и здравых умах;

Гонялись с надеждой и вилкой;

Грозили пакетами ценных бумаг;

И мылом маня, и ухмылкой.


 


 

А Бойня нашел обособленный путь,

Ведущий к задуманной цели;

В пустынных горах наводящее жуть

Безлюдное вилось ущелье.


 


 

Бобер независимо выбрал его

И поступью двинулся твердой,

Ни словом, ни вздохом не выдав того,

Что явно показывал мордой.


 


 

Каждый думал, что думою занят одной:

О том, кого нужно найти;

Ни один не хотел замечать, что другой

Идет по тому же пути.


 


 

Ущелье все уже, и солнце спешит

Спуститься все ниже и ниже;

Гонимые страхом (не зовом души),

Друг с другом сходились все ближе.


 


 

Вдруг чудовищный скрежет под тучи взлетел,

Знак опасности близкой и верной;

Даже хвост у Бобра побледнел и вспотел,

Бойне сделалось попросту скверно.


 


 

Святое, ушедшее в зыбкую тьму,

Он детство представил в тоске;

Звук с неба так явно напомнил ему

Скрип мела по классной доске!


 


 

– Это голос Джубджуба! – он выкрикнул вдруг

(Тот, кого звали «тупицей»). —

Умоляю, считай! Но, пожалуйста, друг,

Постарайся со счета не сбиться!


 


 

Это крики Джубджуба! На все времена

Нас ученьем вожак одарил.

Это песня Джубджуба! Догадка верна,

Если трижды ее повторил!


 


 

Бобер, напрягая свой мозг небольшой,

Считал с напряженьем во взоре,

Но горестно всхлипнул и дрогнул душой

При третьем, последнем, повторе.


 


 

Осознал он, что где-то допущен просчет;

Вычислений оборвана нить.

И единственный способ закончить расчет —

Это заново числа сложить!


 


 

– К Двум прибавить Один… Я таблицу забыл, —

И Бобер захлебнулся от плача,

Вспоминая, как с детства решать не любил

На уроках такие задачи.


 


 

– Это можно, – в ответ человек проронил. —

Это нужно, меня не обманешь.

Это будет! Бумагу, перо и чернил —

Самых лучших, какие достанешь!


 


 

Вынул перья Бобер, и чернильный прибор,

И пенал, и тетрадь из портфеля.

Ядовитые твари из сумрачных нор

Кровожадно на Бойню глядели.


 


 

Но, решая пример, тот не видел химер;

Вместо этого в каждой руке

Он сжимал по перу и свой вывод Бобру

Пояснял на простом языке.


 


 

– Вот искомое – Три, – говорил он. – Смотри:

Мы Три умножаем на Двадцать;

Перемножим опять, – преположим, на Пять,

И вычтем Сто Пять плюс Двенадцать.


 


 

Дальше просто совсем; добавляем Сто Семь

И Десять; затем, разделив

Это в столбик на Сто, убеждаемся, что

Ответ абсолютно правдив.


 


 

Мой метод так ясен, что я бы о нем

Рассказал, если было бы время

И мозги у тебя; но уж лучше пойдем

Мы вперед по затронутой теме!


 


 

Разобраться пора в том, что только вчера

Было пищей для злых языков;

И сегодня урок прочитаю я впрок

Про запретные тайны веков.


 


 

Излагал свои взгляды он негромко, как надо

(Но забыв об известных законах,

Ибо каждое слово потрясало основы

Всех наук и воззрений ученых):


 


 

– По натуре Джубджуб – бесшабашная тварь,

Порождение буйной природы;

Если речь об одежде – он явный дикарь,

Обогнавший столетия моды.


 


 

Но он помнит друзей – тех, которые есть,

К подношеньям относится косо,

И на съезд филантропов мечтает пролезть,

Собирать добровольные взносы.


 


 

Все согласны: вкусней он любых балыков,

Где же лучше хранится – загадка:

То ли в кубках из цельных слоновьих клыков,

То ли в красного дерева кадках.


 


 

Кипятите в опилках; солите в клею;

Саранчой и тесьмой укрепите;

Но и главную цель не забудьте свою —

Симметричность ему сохраните!


 


 

Завершился урок; хоть с готовностью мог

Бойня наш говорить до утра,

Только начал рыдать, не сумев передать,

Как он ценит и любит Бобра.


 


 

А на морде того было столько всего,

Что без слез стал понятен ответ:

То, что нынче постиг, он не мог бы из книг

Почерпнуть и за семьдесят лет.


 


 

Шли за ручку назад; Благозвон, гворят,

С потрясеньем в ликующем взоре

Закричал: «Как я рад! Это стоит утрат,

Понесенных в бушующем море!»


 


 

Так сдружиться, как с Бойней сдружился Бобер

Невозможно – никто так не дружит;

Друг без друга того и другого с тех пор

Не увидишь ни летом, ни в стужу.


 


 

А при ссорах (которые, каждый поймет,

Неизбежны, пускай скоротечны)

Эхо песни Джубджуба в их душах встает,

Цементируя дружбу навечно!


 




Приступ шестой. Сон Барристера




 

Искали в наперстках – и здравых умах;

Гонялись с надеждой и вилкой;

Грозили пакетами ценных бумаг;

И мылом маня, и ухмылкой.


 


 

И отважный Барристер, уснув со стыда,

Что Бобра не сумел устыдить,

Увидал полутемную залу суда

С тем, кого так мечтал победить.


 


 

В парике и при мантии, в туфли обут,

Сквозь монокль на присяжных взирая,

Снарк свинью защищает: рассматривал суд

Дезертирство свиньи из сарая.


 


 

Подтвержадют Свидетели: найденный хлев

Пребывает и впрямь в запустенье.

И законы толкует Судья нараспев

В оскверненном Свиньей Уложенье.


 


 

Но не сказана вслух обвинения суть;

Три часа заседание длилось,

А Присяжным никто не успел намекнуть,

Чем конкретно Свинья провинилась.


 


 

Утвердился особый у каждого взгляд,

На искомый состав преступленья;

И поэтому все возмущенно галдят,

Заглушая противные мненья.


 


 

«Я…» – Судья говорит; Снарк ответствует: «Стыд!

Вы кругом абсолютно не правы!

Я считаю, друзья, обойтись тут нельзя

Нам без манориального права.
[15]


 


 

Исключается сговор. Хоть умысел есть —

На
изменуне вытянет дело.

Что ж касается долга… Свинья, Ваша Честь,

Видит бог, таковых не имела!


 


 

Остается одна, небольшая вина —

Дезертирство из отчего дома.

Груз тяжелых улик, безусловно, велик,

Но и алиби тоже весомо!


 


 

Жизнь моей подзащитной зависит от вас!» —

Он вернулся на место в тревоге,

И Судью попросил, чтобы прямо сейчас

Тот подвел поскорее итоги.


 


 

Но Судья с арифметикой был не в ладу;

Так, что Снарк, напрягая все силы,

Подытожил все сам и представил суду

Много больше, чем сказано было!


 


 

И с вердиктом не менее сложный вопрос —

У Присяжных с грамматикой туго;

И поэтому Снарку немедля пришлось

Оказать им и эту услугу.


 


 

Вынес он и вердикт, хоть и сильно устал

От забот неотложных и важных;

Он воскликнул «ВИНОВНА!» – народ застонал,

И упал кое-кто из Присяжных.


 


 

С приговором он тоже согласен помочь,

Чтоб пресечь всевозможные толки.

Тишина – хоть убей, как в глубокую ночь,

В коей слышно паденье иголки.


 


 

Приговор лаконичен; пожизненный срок,

Ну и штраф по отбытии срока.

Загремело «ура», хоть Судья и изрек,

Что немного не понял намека.


 


 

Но смотритель тюрьмы охладил их умы,

Зарыдав, он поведал суду,

Что во время спанья околела свинья

То ли в том, то ли в этом году.


 


 

От конфуза Судья убежал в коридор,

И тогда, чтобы честь уберечь,

Снарк устало поднялся, и руку простер,

И промолвил защитную речь.


 


 

Это видел Барристер, и чувствовал он:

Голос Снарка все звонче, и вот —

Он проснулся; а рядом стоит Благозвон

И в свой колокол яростно бьет.


 




Приступ седьмой. Судьба Банкира




 

Искали в наперстках – и здравых умах;

Гонялись с надеждой и вилкой;

Грозили пакетами ценных бумаг;

И мылом маня, и ухмылкой.


 


 

И Банкир, ощутивший отвагу в груди,

Восхитившую славный отряд,

Сделал мощный рывок и исчез впереди,

Лихорадкой охоты объят.


 


 

Но пока он в уме и наперстках искал,

С неба плавно слетел Бандерхват,

И Банкира схватил, и Банкир закричал,

Ибо знал: нет дороги назад.


 


 

Дал Банкир отступного – он чек предложил,

Чек на целых семнадцать гиней;

Бандерхват этот чек в тот же миг проглотил,

И вцепился в Банкира сильней.


 


 

Без стонов и пауз – повергнутый в хаос

Укусами грызжущих уст —

Он кричал и мычал, он ворчал и рычал —

И рухнул, как срубленный куст.


 


 

Улетел Бандерхват… Выбиваясь из сил,

Все сбежались на стонущий глас.

И вскричал Благозвон: – Я же вам говорил! —

И свой колокол важно потряс.


 


 

Почернело лицо: кто в Банкире сумел

Опознать бы высокого чина!

Так велик был испуг, что жилет побелел —

Уникальная, право, картина!


 


 

Но – к смятению всех, кто был там в этот час, —

Встал Банкир (был костюм его строг),

Попытавшись посредством невнятных гримас

Передать, что словами не смог!


 


 

А потом сел на стул – жалок стал и сутул, —

И несвязно слова зазвучали.

Стало ясно по фразам, что утратил он разум,

Только кости тоскливо стучали.
[16]


 


 

– Пусть сидит он и впредь – скоро станет темнеть! —

Благозвон вдруг воскликнул со страхом. —

Хоть и близок закат – но далек результат,

Лишний час – и все кончится крахом!


 




Приступ восьмой. Исчезновение




 

Искали в наперстках – и здравых умах;

Гонялись с надеждой и вилкой;

Грозили пакетами ценных бумаг;

И мылом маня, и ухмылкой.


 


 

Но напрасна погоня в просторе пустом,

Впереди непроглядная тень;

И Бобер от земли оттолкнулся хвостом,

Чтоб достать ускользающий день.


 


 

Благозвон закричал: – Что кричит Какбишьвас?

Он кричит, он на кручу взошел.

Он рукою взмахнул, он главою потряс —

Вне сомнения, Снарка нашел!


 


 

Все смотрели, и Бойня воскликнул: – Постой!

Он и был лоботрясом поныне! —

Это Булочник – их безымянный герой —

Одиноко стоял на вершине.


 


 

Был он прям и велик – но всего только миг;

А к исходу второго мгновенья,

Словно спазмом пронзен, смело бросился он,

В бездну мрака, объятую тенью.


 


 

– Это Снарк! – слабый голос в их души проник.

(Слишком тих, чтоб звучать наяву.)

Загремело «ура», поздравления, крик;

И зловещее: – Нет, это Бу-у-у…


 


 

И – молчанье. Но вдруг еле слышимый звук

Напряженного слуха достиг.

Он звучал, будто «…джум!» – этот тающий шум —

Просто ветер, что сразу затих.


 


 

Было тщетно искать в наступающей мгле,

Затопившей пустыню кругом,

След того, что они – на священной земле,

Где их Булочник бился с врагом.


 


 

С полусловом в устах и на полукивке,

Не склонив до конца головы,

Он внезапно и плавно исчез вдалеке —

Ибо Снарк был Буджумом, увы.