На них ставили опыты видные деятели отечественной медицины. Их судьба была выигрышной темой для диссертаций. Никто не вспоминал, что они в первую очередь дети. Им на целых семь лет приклеили ярлык "научного эксперимента". Их рождение стало сенсацией. Сегодня о самых знаменитых некогда сиамских близнецах Маше и Даше Кривошляповых все забыли. У них практически нет друзей, зато много недоброжелателей. Они остались сиротами, еще не успев раскрыть глаза. У них нет личной жизни, зато бесконечно много половых партнеров. Они не рассказывают друг другу свои сны — они у них одинаковые. С 14 лет Маша и Даша пристрастились к спиртному и до сих пор не могут избавиться от сильной алкогольной зависимости. Обе опасаются прессы, но для корреспондента "МК" сделали исключение и поделились самым сокровенным. О чем никогда никому не рассказывали... Отцом сиамских близнецов был личный шофер Берии Тот роковой Новый год Катя встретила на больничной койке. На улице целую неделю стоял жуткий мороз. Обильный снегопад скрывал два жалких дома и сгорбившиеся от холода деревья перед 16-м роддомом на улице Верещагина. 4 января, в 23.05, в стенах родильного дома раздался пронзительный детский плач. Роды были тяжелыми. Пришлось делать кесарево сечение. "Близняшки!" — успела крикнуть молодая акушерка и... упала в обморок. В Москве впервые родились сиамские близнецы. У рядовой портнихи Екатерины Кривошляповой это были первые желанные дети. Пока роженица находилась в бессознательном состоянии, врачи продумали тактику поведения. "К сожалению, ваши дети родились мертвыми", — сочувствовали они новоиспеченной маме. В тот же день было состряпано ложное свидетельство о смерти. Но вот искусственного захоронения организовывать не стали. Надобности не было. Екатерина находилась несколько дней в шоковом состоянии, не могла говорить, есть, пить. С кровати она поднялась лишь через две недели... Поверить в смерть собственных детей Катя не решалась. "Я же слышала их плач", — трясла она за плечи медсестру. "Сердобольная" нянечка-практикантка на свой страх согласилась провести Екатерину в инкубаторскую палату, где находились девочки-близнецы... После увиденного Катя Кривошляпова два года провела в одной из подмосковных психиатрических клиник... С того момента минуло 50 лет. Сегодня в родильном доме №16 никто не знает, что полвека назад в одной из палат родились сиамские близнецы. — Мы недавно юбилей нашего роддома отмечали, собрались все старейшие сотрудники, вспоминали разные случаи из жизни пациентов, но вот о сиамских близнецах не было сказано ни слова, — говорит главврач. — Да и для меня это, честно говоря, открытие... В архиве роддома данные хранятся за последние 25 лет. А тех самых акушерок, врачей, нянечек, которые принимали страшные роды Екатерины Кривошляповой, давно уже нет в живых. Выйдя из клиники, Екатерина Алексеевна больше никогда не вспоминала о своих первых детях. Она похоронила их там, в шестнадцатом роддоме, в инкубаторе для новорожденных. Никто из родственников до сих пор не знает, что те самые, знаменитые Маша и Даша Кривошляповы не просто их однофамильцы. Хотя был один человек... Отец девочек Михаил Кривошляпов во время родов жены все время находился рядом. Он единственный, кто знал правду. Михаил добровольно дал согласие признать мнимую смерть детей. "Только об одном прошу вас, — сказал он тогда врачам. — Сделайте так, чтобы мои девочки выжили". Михаил оставил детям свою фамилию, вот только отчество попросил изменить. Неудивительно, ведь в то время этот человек работал личным шофером Лаврентия Берии. Кривошляповы Мария и Дарья стали Ивановнами, а в метриках в графе "отец" им поставили прочерк. Михаил Кривошляпов умер в 1980 году от рака. Екатерина Алексеевна скончалась два года назад. Похоронены они на Химкинском кладбище. Там находится семейное захоронение Кривошляповых. Девочки так ни разу и не были на могиле родителей. — Когда мы однажды решились прийти к матери домой, вместо радостных объятий нас встретил тяжелый взгляд совершенно чужой женщины, — вспоминает Маша. — Не такой мы ее себе представляли. С порога на нас обрушились упреки, мол, где вы раньше были, почему сразу не разыскали... — Я-то давно вынашивала план встречи, но вот Маша была против. Если бы мы были нормальные, здоровые, тогда другой разговор, — рассказывает Даша. — Мы часто спрашивали у врачей: где наша мама? Одни говорили — умерла во время родов, другие — отказалась от нас. Но в душе теплилась надежда, что она жива, что она ждет нас... Мы разыскали адрес матери через паспортный стол. Я часто порывалась съездить к ней. Но Маша прятала от меня бумажку с адресом. На наше 35-летие мы все-таки решились... Отца тогда уже не было. С мамой жили два ее сына — Сергей и Анатолий. — ...С Сергеем вам поговорить вряд ли удастся, — вздохнула жена Анатолия. — Он вечно пьяный. Трезвым за последние несколько лет я его вообще не помню. А Анатолий... Не знаю, но нам он никогда не рассказывал, что у него есть еще какая-то родня. Хотя, честно говоря, мы догадывались, что те самые Маша и Даша — его родственники. Анатолий наотрез отказался говорить о непризнанных сестрах. — Мать никогда не рассказывала, что у нее помимо нас с братом есть еще две дочери. Знала ли она о них хоть что-то? Сомневаюсь... Но вот когда они первый раз приехали, мать их увидела, сразу проблемы со здоровьем начались. Шумы в сердце появились... Эта болезнь и свела ее в могилу. Так что я их родней своей не считаю... У сестер Кривошляповых один ночной кошмар на двоих — Вы их ни разу не видели? — поинтересовалась у меня директор интерната. — Не боитесь? Честно говоря, я боялась. Чем ближе мы подходили к белой, несколько обшарпанной двери, за которой ютились сестры Кривошляповы, тем страшнее мне становилось. — Девочки, к вам гости... — крикнула Эдита Нестерова в открытую дверь. Из комнаты раздалось тихое шушуканье, глубокое дыхание и быстрый топот ног... Из-за угла показались два туловища... Единственная комната сестер служит им спальней, кухней, столовой и гостиной... На стене большой календарь с изображением Божьей Матери, рядом — фотография Талькова. На трюмо нет ни губной помады, ни духов, ни расчесок. Да и зачем им? Эти женщины никогда не приукрашали себя, не пользовались косметикой, не носили бижутерии, даже не надевали платьев. Перед зеркалом только две оранжевые чашки с остатками кофе, да на кровати — две бурые плюшевые обезьянки. На первый взгляд они кажутся абсолютно одинаковыми. Темные короткие сальные волосы, маленькие карие глазки, выдающиеся вперед зубы, зато руки гладкие и белоснежные. Несмотря на возраст, практически неморщинистые лица. Две красные рубашки, одни тренировочные штаны. И одинаковые голоса. Различить их удалось лишь по одному признаку: Маша — слева, Даша — справа. — Многие нас воспринимают как одного человека, но ведь мы совсем разные, у нас и паспорта два, и две медицинские карты... — обижаются они. — И еще, не обращая внимание на наш возраст, на то, что мы давно Мария и Дарья Ивановны, нас до сих пор называют просто Дашкой и Машкой. Увы, я не стала исключением из "многих", мое сознание тоже упрямо воспринимало их как одного человека. Это ощущение стало еще более явным, когда я узнала, что они легко читают мысли друг друга, видят одинаковые сны, часто среди ночи вскакивают от одного и того же привидевшегося кошмара. Они неразрывно связаны друг с другом: одна пьет — другая пьянеет; одна наедается — другая тоже чувствует себя сытой; одной делают зубную заморозку — другая, когда наркоз отходит, испытывает боль и тошноту. В разговоре одна что-то рассказывает, а другая на полуслове может подхватить и продолжить мысль. — А еще у нас совсем нет секретов друг от друга, — вступает в разговор Даша. — Нам нельзя. Иногда Маша на меня обижается, но через полчаса приходится мириться. Скучно становится, поговорить не с кем. Спорить мы тоже не можем, не из-за чего — у нас ведь все общее. Я смотрю на здоровых людей и удивляюсь, почему они-то не могут так же нормально жить. Без ревности, зависти... Интересно, что бы они делали на нашем месте. Неужели, чтобы понять друг друга, нужно непременно родиться сиамскими близнецами? Но несмотря на полную схожесть, сестры в то же время настоящая противоположность друг другу. Даша — добрее, мягче. Маша, наоборот, резкая, упрямая. В школе учились тоже по-разному. Если в Дашином дневнике вплоть до девятого класса красовались только "пятерки" и "четверки", то Маша еле-еле перебивалась с "двойки" на "тройку". Вторая все время списывала. — Учителя сильно ругались, а что сделаешь, не рассадишь же, — смеется Маша. — Стихи так же: одна выучила, другая — нет. Так одна шепотом рассказывает, а другая может передавать то же самое вслух. А со временем учителям стало все равно, кого спрашивать. Когда совсем маленькими были, по-разному реагировали на ласку. — Дашку, бывало, воспитательница поцелует — она сидит радуется, — вспоминает Маша. — А я ей говорю: "Чего ты, дура, радуешься?". Сама никогда не давала себя обнимать, целовать. Мои собеседницы то и дело прерывают разговор и осыпают меня комплиментами. — Вообще все здоровые люди красивые... — вздыхают они. "Мы пьем, потому что понимаем, какие мы уроды" — В жизни нам всего приходилось добиваться самим, через слезы и мольбы. Хотя на каждом углу нам кричали: "Вы же уникальные! На все имеете право! Этим надо пользоваться!" Но чем пользоваться, уродством? Дожили мы до 50 лет благодаря сильным характерам. Дашка, правда, сдала в последнее время, пить стала... Несколько лет назад Даша и Маша вступили в общество анонимных алкоголиков. — Только лечащий персонал понимает, как нам одиноко, навещают нас часто. Каждую неделю приезжают. Это наши лучшие друзья. Больше нами никто не занимается. Хотя мы у них самые сложные пациенты, — говорят девочки. — Я понимаю, что пить вредно, но не могу с этим расстаться, — вздыхает Маша. — Да и не хочу. Это все от одиночества... Первый раз девочки попробовали спиртное в НИИ. Им тогда только исполнилось 12 лет. Вместе с ними в институте проходила лечение Ида, старшая дочь высокопоставленного чиновника. Девочек сильно тянуло к ней. Неудивительно — Ида была красивая, дорого, со вкусом одевалась, угощала Машу и Дашу импортными конфетами. Однажды она пригласила их к себе домой. Там девочки первый раз узнали вкус спиртного. — Нас тогда так развезло, еле ходили, — вспоминают они. Сильно пристрастились к спиртному девочки уже в новочеркесском интернате. — Там была своя компания. Боялись казаться белыми воронами. Сначала просто пробовали, смеялись. Постепенно втянулись в это дело. А совсем спились сестры Кривошляповы осенью 1993 года, после поездки в Германию, где про них снимали фильм. Больше всего их поразила местная атмосфера, люди, гостиница, в которой они остановились. — Тогда мы себя наконец-то людьми почувствовали. Спокойно по улице днем и ночью гуляли. Никто не останавливался, пальцем не показывал. А в Москве даже на коляске едешь — уже толпа собирается. А представляешь, если бы просто шли. — Вот там мне захотелось из окна выброситься. Тем более жили на 11-м этаже. Представляешь, Машка, как бы мы с тобой красиво летели?! — задумывается Даша. — Мы очень тогда боялись назад возвращаться. Если бы сейчас была хоть малюсенькая возможность уехать куда-нибудь за границу, раздумывать бы не стали. Я очень жалею, что тогда мы не прыгнули... Машка что-то сопротивляться стала. Вот и не договорились. В прошлом году сестры решили закодироваться. Но эта процедура оказалась для них непосильной пыткой. — В декабре 1997 года я узнал о тяжелом состоянии Маши и Даши, — рассказывает главврач Пермского наркологического центра Сергей Федорченко. — Они пили по-страшному. Все попытки избавиться от алкогольной зависимости сводились к нулю. Мы охотились за ними два месяца. У них достаточно сложные характеры, и приручить их оказалось не так легко. В то время они уже перестали доверять врачам... Полгода потребовалось Сергею Анатольевичу, чтобы войти в полное доверие к близнецам. На свое 49-летие сестры в последний раз распили бутылку шампанского, и через два дня нарколог приступил к работе. Кодировали по методу Довженко в четыре руки, сроком на один год... Спустя несколько недель после "новой жизни" к Кривошляповым приехала английская журналистка Джульетта Батлер, которая решила написать книгу о сиамских близнецах. Маша и Даша целыми днями наговаривали ей историю своей жизни на диктофон. И вот в один прекрасный день сестры позвонили Федорченко (после кодирования прошло ровно пять месяцев). — Раскодируйте нас! Быстрее! — кричали они в трубку. — Мы не можем свободно общаться! Позже врач узнал истинную причину их нежелания находиться в трезвом уме. — Мы почему-то только сейчас осознали, какие же мы уроды... — признались близнецы. — Поэтому оставаться в трезвом состоянии уже не было сил. Врачи, испугавшись, что сестры сорвутся, раскодировали их. Маша и Даша уверены, что зависимость от алкоголя передалась им по наследству. По рассказам матери, их дед пил, отец не брезговал спиртным, брат не просыхает... Правда, дурную наследственность переняла только Даша. Зато Маша компенсирует отсутствие алкогольной зависимости пристрастием к курению. Причем ни одна, ни другая не могут простить дурные пристрастия своей половины. — Я на нее кричу, бью иногда, особенно когда она втихаря от меня выпьет. Увидеть-то я не увижу, но зато через полчаса почувствую, — жалуется Маша. — Я понимаю, что с ее характером это ей необходимо. Хорошо хоть не буянит потом. Выпьет и спит. Я вижу, что Дашке это нужно как воздух. Ну а ей приходится терпеть мое курение... Секс с риском для жизни У сестер почти все общее, только переживают они по-разному, плачут отдельно и любят каждая по-своему... — Влюблялись?! Это слишком грустные истории, даже вспоминать не хочется. Правильно нам однажды наша учительница сказала, после того, как нам парень один понравился: "Вам лучше и начинать не стоит". — Дашка часто влюбляется, потом переживает сильно, — говорит Маша. — А я в этом отношении более жесткий, спокойный, где-то даже пассивный человек. За все 50 лет так никто и не понравился. Мне надо было мужиком родиться. — Нам сексом заниматься в общем-то нельзя, но так хочется, — жалуется любвеобильная Даша. — В этом, наверное, и заключается вся жестокость нашего положения. Если мы сделаем ошибку, она может обернуться для нас смертью. Начнется сильное кровотечение... Несмотря на предостережение врачей, сестры рискуют: природа берет свое. Когда при второй встрече со мной появился молодой симпатичный фотограф, девочки просто обомлели. — Как жалко, что мы с тобой раньше не познакомились, мы бы тебе только детей родить не смогли, а так мы такое умеем, — поправляя волосы, загадочно улыбались ему они. — Тебе бы очень понравилось... А здесь совсем нет мужчин нашей мечты. Им одно надо — бутылка и потрахаться... Маша понимает, что Даше любовь необходима, поэтому иногда позволяет ей заняться сексом. — Мне, правда, тяжело приходится. Когда Дашка начинает заниматься с кем-то любовью, мне, как назло, этот человек чаще всего не нравится, но приходится терпеть, — расстраивается Маша. — Оргазм, конечно, вместе испытываем, только она — глядя на любимого человека, а я — уткнувшись носом в подушку. Неудобно все-таки подглядывать за сестрой... А когда мне совсем невмоготу, Дашке приходится ограничиваться порнофильмами. На стенах комнаты развешаны фотографии Юрия Гагарина. На полках — книги о космонавте. На столе — видеокассета с документальным фильмом о его полете. — Нет, это не просто секс-символ, это Дашкин идеал, — язвит Маша. — Он ей с 20 лет нравится. Раньше прямо-таки с ума по нему сходила. Повесит, бывало, портрет и часами смотрит. Все книги про него прочитала, все фильмы посмотрела... А по-настоящему Даша любила только одного человека — Славика, чернявого инвалида из Новочеркесского интерната. Он был старше их на три года. Это была настоящая, чистая, искренняя и, главное, взаимная любовь. Он умер в 23 года. Сразу после его смерти девочки покинули ненавистный город. В доме престарелых, где они сегодня обосновались, сестер все называют проститутками. — Им заграничная журналистка гонорар за книги выплачивает, а они все деньги на съемных мужиков тратят, — поделился с нами секретом один из проживающих. — А недавно они с одним таксистом... за бесплатный проезд. — Нас все обманывают, мы же наивные, — вздыхает Маша. — Вот недавно соблазнил нас один шофер. Мы с ним переспали, а через какое-то время узнали, что он мало того что на голову не совсем здоровый, так еще и триппером болен. Мы сразу к гинекологу побежали, вроде обошлось... А вообще к нам часто местные мужики лезут, особенно к Дашке. Им же интересно с такими необычными переспать... Иметь детей близнецы не в состоянии. — А так хочется, — тоскливо говорит Даша. — Еще я замуж бы вышла, правда, никто, кроме Славки, не предлагал... — О каком замужестве ты говоришь? — перебивает ее сестра. — Мы сами больны, нам нужна помощь, а не чтобы мы за кем-то ухаживали. Наши друзья из анонимного общества нам еду готовят, убирают квартиру, стирают вещи, а так нам самим придется все делать? Если бы мы были физически к этому готовы... — А еще мы совсем не знаем, что такое ревность и зависть, — говорят сестры. — Мы никогда никому не завидовали. А вот люди нам... Когда у нас не было денег в больнице, здесь нас все время подкармливали: то на мороженое дадут, то пирожок купят. А когда нам Джульетта Батлер стала высылать гонорар, люди начали завидовать. Многие отвернулись от нас. И мы стали совсем никому не нужны. Вот мы две недели болели, из комнаты вообще не выходили, даже никто не пришел навестить... Третья нога служила близнецам для равновесия Из родильного дома девочек перевели в Институт педиатрии Академии медицинских наук СССР, где они прожили семь лет. Тогда ими вплотную занимался известный советский физиолог Петр Анохин. В 1958 году во французском журнале "Сьянс э ви" было написано: "Интерес, который Анохин испытывает к девочкам со дня рождения, стал жизненной силой их существования. Заботясь о Маше и Даше, он хотел бы обернуть их природную аномалию им на пользу, дать двум человеческим существам смысл жизни..." О том "смысле жизни" Маша и Даша до сих пор вспоминают с дрожью. В институте над ними еженедельно проводили опыты. Сестры не могут забыть, как их совсем маленькими детьми клали в лед на длительное время. Им тогда исполнилось всего три года. Одна из девочек после опытов заболела воспалением легких, температура доходила до сорока. А у второй — никакого воспаления, и температура выше 37 не поднималась. После смерти профессора их хотели "перекупить" американские ученые. Говорили: "Отдайте их нам, мы им образование, работу дадим..." Советские медики коллегам отказали... К семи годам сестры не только не могли ходить, но и сидели с трудом. Их перевели в Центральный научно-исследовательский институт протезирования и протезостроения Министерства социального обеспечения РСФСР. Два года понадобилось, чтобы близнецы научились передвигаться на костылях, а потом ненадолго обходиться и без них. Здесь они научились читать и писать. Но ходить самостоятельно сестрам пришлось недолго. При рождении у девочек было не две, как сейчас, а три ноги. Правая — Дашина, левая — Машина, а третья — общая. Располагалась третья перпендикулярно к спине. Она представляла собой две сросшиеся ноги с девятью пальцами. Когда сестрам исполнилось 15 лет, врачи сочли уместным ампутировать ногу. — Слишком много внимания привлекает, да и мешает она им, — посчитали эскулапы. После операции Маша с Дашей ходить сами больше не могли. Третья нога служила им для равновесия. С тех пор они передвигаются только с помощью костылей, а раньше даже бегать могли. — После того как у нас отняли ногу, мы долгое время не могли в себя прийти. Это все равно что обычный человек лишается ноги. Больше всего боялись, что над нами все смеяться будут. Мы и так очень стеснительные, комплексуем сильно из-за внешности. А когда без ноги остались, так около полугода боялись на глаза людям показаться. 15 лет сестры Кривошляповы пробыли в научном институте. Никто не думал, что они доживут до такого возраста. Когда все опыты были завершены, диссертации написаны — интерес к сиамским близнецам пропал. За профнепригодностью государство решило отправить их в Новочеркесский интернат для детей с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, где они провели четыре года. — Это было самое страшное в жизни испытание, — вспоминают мои собеседницы. — Именно там нас первый раз в жизни посетила мысль о самоубийстве. Ребята почему-то сразу невзлюбили нас. Начались частые ссоры с девчонками. Маша дралась постоянно, заступалась за Дашу. Пока мы учились в школе, приходилось постоянно терпеть насмешки, унижения, обиды. Например, за бутылку водки мальчишки из класса показывали нас местным деревенским ребятам. Часто одноклассники воду в постель наливали, а мы клееночку постелим и промолчим, а это их злило... В интернате мы стали сильно заикаться. Завуч нас где-то поддерживала, но все равно очень тяжело было. Представляешь, когда с тобой совсем никто не разговаривает?! Вот тогда-то и решили мы покончить с собой... От рокового шага их удержала только надежда, что рано или поздно они переберутся из Новочеркесска в другое место. — Из-за этого интерната мы так ничему в жизни и не выучились: стихи не пишем, на пианино мечтали научиться играть в четыре руки, но дальше "Собачьего вальса" дело не пошло, — жалуются Мария и Дарья Ивановны. — А ведь нам часто снится музыка... Но врачи считали нас умственно отсталыми, поэтому и школы, и учебные программы у нас были соответствующие. Работать мы тоже не можем — вот только коробочки научились складывать... В 1970 году они сбежали из Новочеркесска в Москву. Долго не могли определиться с жильем. Пробовали попасть в московский 31-й интернат для инвалидов и престарелых. Не взяли. "Кто их знает — вдруг они завтра умрут? А мне отвечать?!" — волновался директор интерната. Сейчас они живут в однокомнатной квартире в доме престарелых №6. Каждую неделю обслуживающий персонал приводит знакомых поглазеть на "ошибку природы". Родственники, навещающие своих стариков, тоже не отказывают себе в удовольствии и пялятся на близнецов. Дети, прячась за спины взрослых, показывают пальцем. А их родители не могут оторвать глаз от "чуда природы"... — На протяжении всех прожитых лет мы боремся за жизнь, мы боремся с жизнью... А ведь мы еще хотим быть полезными обществу. У нас две головы, четыре руки... Мы же люди! Но, кажется, никто, кроме нас, так не считает. 4 января им исполнится 50 лет. На вопрос, где бы они хотели отметить юбилей, сестры в один голос обреченно отвечают: "На том свете..."
