18+
  • Журнал
  • Главное
Главное

Диалог: Борис Гребенщиков и Анатолий Белкин

Тайные тропы познания

Часть I

Борис Гребенщиков: Здравствуйте, Анатолий.
Анатолий Белкин: Здравствуйте, Борис. Настало время поговорить о 1980-х годах. Насколько я помню, среди ученых-математиков вы один из первых начали смотреть в сторону Тибета. Это было как раз начало 1980-х годов.
БГ: Я был первым математиком, начавшим смотреть в сторону Тибета!
Белкин: А, вот видите как. Вы пользовались при этом какими-то оптическими приборами?
БГ: Да, подзорной трубой. Да-Шунг-Эс-Е.
Белкин: Да-Шунг-Эс-Е – это малая подзорная труба.
БГ: Малая духовная подзорная труба.
Белкин: А вот скажите: правда, что в то время, когда осложнения между Тибетом и Китаем достигли высшей точки, вы на собственные деньги купили 386 маскировочных халатов и отправили их тибетцам? Они надели эти халаты, легли на снег и тем самым спасли себе жизнь – они как бы растворились, и китайские убийцы их не заметили.
БГ: Нет, это неправда. В тот год я родился. Это еще больше, чем покупка халатов.
Белкин: Вы родились как физик-теоретик?
БГ: Как человеческое существо – в 1953 году.
Белкин: А маскхалаты не вы посылали?
БГ: Нет, это Ричард Гир.
Белкин: Еще Гир посылал?
БГ: Да, он в Голливуд посылал маскхалаты.
Белкин: И там тоже многие спаслись?
БГ: Да, но не все. Шварценеггер спасся, Брюс Уиллис, Джонни Депп.
Белкин: Джонни Депп чудом спасся?
БГ: Угу, ему было тогда 4 года. Астрономических. Когда нашли скелет, наконец-то все измерили, да…
БГ: Нашли не его скелет. Он теперь появляется из земли и ходит по поверхности восточного побережья Соединенных Штатов.
Белкин: Часто?
БГ: Да. Поэтому в Вашингтон уже едут люди.
Белкин: Говорят, при его появлении возникает цунами, так что все это легко предугадать.
Если вы не возражаете, Борис, я бы вот к чему хотел вернуться. Поскольку вы не хотели работать на оборонку, а это была брежневская эпоха и все физики вашего класса вынуждены были работать на оборонную промышленность, вы первый начали расшифровывать математические формулы, разработки в виде нот. До вас этого никто не делал.
БГ: Ну, такой Макс Планк еще. Или Менделеев, он в водке многое зашифровал.
Белкин: Менделеев тоже, да?
БГ: Он любил шифровать.
Белкин: Так вот, ваше сочинение "Кострома, mon amie" – почему именно Кострома? Вы ведь много работали над проблемой костромских излучений.
БГ: Сакральная география.
Белкин: Это ваш термин?
БГ: Да.
Белкин: А вот до сих пор в Костроме наблюдаются такие электромагнитные широкие поля? Можно, сказать, что Кострома – наша Эль-Хаса?
БГ: Естественно! Их Эль-Хаса – это наша Кострома.

Часть II

Белкин: Борис, известный московский медиум Дибров в 1980-х годах…
БГ: Массмедиум.
Белкин: Можно и так сказать. Я считаю его очень мощным медиумом и колдуном. Я пользуюсь известными мне фактами. Так вот, он ставил эксперимент: мысленно пытался разогнать дрезину, чтобы она сама ехала по рельсам и перекрыла рекорд скорости. И действительно, у Бологое она достигла скорости 465 км в час. Об этом много говорили, но почему-то эксперименты прекратились. Вы имели к этому какое-то отношение?
БГ: Нет, но Дмитрий показывал мне результат этого эксперимента. Так называемый железнодорожный ваучер. В дебрях Калининградского вокзала в городе Москве стоит средство передвижения о четырех колесах, и там же статуя Ленина с пятью рукоятками, она довольно большая. Если повертеть рукоятки, Ленин начинает двигать руками и ногами. Это существует для того, чтобы быть пристегнутым к паровозу, передвигаться по оси и своим сиянием и вибрацией лишить страну разума. На самом деле там стоит!!!
Белкин: Вообще все, о чем мы говорим, – на самом деле. Борис, в это же время почти все ваши сочинения, я имею в виду по теоретической физике, вышли на тибетском языке, сопровождаемые какими-то звуками. Для чего вы это делали?
БГ: Это не просто звуки. Это песня "Эль-Хаса, mon amour", записанная в тибетских условиях.
Белкин: А давайте поговорим о том, что известно только вам. И отчасти мне – поскольку вы как-то мне на это намекали. Известно, что в Тибет ведут всего три дороги. Больше нет. А вот знаменитая четвертая дорога – эта тайная тропа Бутана. Она существует или это умозрительно?
БГ: Анатолий, об этом нельзя говорить в таких терминах, поскольку простая арифметика показывает нам, что если все дороги ведут в Рим и только две из них ведут в Тибет, то как попасть в город Тутая?
Белкин: Никак не попадешь, это ясно.
БГ: Поэтому должна быть дорога, которая, помимо Рима и Тибета, ведет куда-то еще. В ту же самую Кострому, например. Четвертый путь есть везде.
Белкин: То есть можно сказать, что это не дорога, а просто термин – "четвертая дорога". А пятая и шестая?
БГ: Нет. Вот сколько направлений: восток, юг, север…
Белкин: А! И Нормандия!
БГ: Да.
Белкин: А вот можно утром встать и сказать: "Я пошел себе по четвертой дороге"?
БГ: Математики тебя поймут и скорбно склонят голову.
Белкин: Это опасный путь?
БГ: Опасный, не все выживают.
Белкин: Не все могут дойти до четвертой дороги.
БГ: Не все могут сойти.
Белкин: Борис, вы помните, что Андрей Александрович Жданов, крупный теоретик искусства, он еще учил играть на рояле Мурадели и Шостаковича, и все внимательно его слушали… Так вот, он как-то сказал, может быть, ему приказали в ЦК ВКПБ так сказать, но он сказал, что архитектура – это застывшая музыка. Что он имел в виду?
БГ: О Господи Боже мой. Ну, дело в том, что все искусства – это застывшее Священное писание.
Белкин: А собирание бабочек?
БГ: Тоже.
Белкин: Ага… Да? А что, Андрей Александрович ошибался?
БГ: Да.
Белкин: Архитектура – это не твердая музыка? А что же такое архитектура?
БГ: Полутвердая.
Белкин: А твердая музыка бывает? Хотел бы поговорить с вами как с человеком, который практически всю жизнь зашифровывал свои теоретические тексты в жидкую архитектуру. Что вы об этом думаете, Борис?
БГ: Я не думаю абсолютно ничего, потому что Бог лишил меня возможности мыслить.
Белкин: Не только вас, в общем-то.
БГ: Я за всю свою жизнь никогда не думал.
Белкин: А вчера?
БГ: Мне вообще незнакомо понятие "мыслить", оно мне чуждо.
Белкин: А как вы действуете, автономно?
БГ: Увы!

Часть III

Белкин: Знаю, что вы провели много лет под водой.
БГ: 49 с половиной. Я абсолютно уверен, что советская власть и постсоветская власть – это подводное пространство.
Белкин: Нет, вы говорите образно, как ученый, а я-то знаю, что вы действительно много лет провели под водой.
БГ: Так до сих пор. Маленькая тайна – мы под водой.
Белкин: Ах, вот как. А как же мы дышим?
БГ: Жабрами – духовными.
Белкин: А у меня нету духовных жабр!
БГ: Есть.
Белкин: Нету! Где они у меня?
БГ: Ну, может, ты не дышишь? Может, ты вынырнул, набрал воздуха и сейчас нырнул опять?
Белкин: Нет, я вообще к воде близко не подхожу. У меня водобоязнь. Я затыкаю все дырки, из которых льется вода, во всех квартирах, в которых я бываю. А вот скажите, Борис, я слышал, что вам сейчас 86 лет, да?
БГ: Ну, 386. А я вот слышал, что в этом году празднуют юбилей.
Белкин: Кто?
БГ: Ну, я читал в газете. 300 лет Гребенщикову.
Белкин: Это городу! Вам же больше! Городу – триста. А вы помните, что было?
БГ: Помню. Все, что было до меня, помню.
Белкин: А что с вами было, уже не помните?
БГ: Нет! Любопытное дискретное свойство сознания.
Белкин: Я однажды пришел к покойному Володе-профессору и сказал: "Володька, я вот встречаю людей – не помню, кто они. Оказываюсь в каких-то местах города – не помню. Что это такое, может, лечиться надо?" А он сказал: "Это защитная реакция твоего мозга". У меня весь мозг вообще состоит из одной защитной реакции.
БГ: Это нормальное состояние для людей, живущих в Петербурге.
Белкин: Борис, а вы сейчас ведете записи на глиняных дощечках, на которых вы формулируете какие-то странные постулаты?
БГ: Конечно.
Белкин: Все-таки это самый надежный способ сохранить в тайне то, что ты хочешь сказать?
БГ: Вообще сохранить. Но это виртуальные для меня дощечки.
Белкин: Я понимаю! Не египетские же.
БГ: Настоящей глины-то теперь нету.
Белкин: Нет, есть, но мало, и дорогая. За один комок настоящей глины можно купить восемь макинтошей.
БГ: Или две джоконды.
Белкин: Джоконда – это что-то компьютерное?
БГ: Джоконда – это произведение искусства, служит эталоном измерения.
Белкин: Метр, что ли?
БГ: Ну, типа. Есть микроджоконда.
Белкин: А, джоуль?
БГ: Почти. Только джоконда. Произведение искусства силой в 0,51 джоконды.
Белкин: Вот так, да? Угу. Борис, а вот о чем последняя глиняная дощечка?
БГ: Мы шифруем свои дощечки клинописью, а прочитать не можем.
Белкин: Шумеры! "Шумеры стучат в мою печень…"
БГ: Как мы говорим, шумерки богов.
Белкин: А вы на улице-то бываете вообще?..
БГ: Нет, но я читал у Гоголя "Невский проспект". Про улицу ведь?
Белкин: Да, про улицу.
БГ: Судя по книжке Гоголя, ничего интересного там нет. Хотя живо написано.
Белкин: Я-то не читал. О чем там?
БГ: Там восстание роботов. Они уничтожили человеческую расу. Кто-то влюбился в робота…
Белкин: А, это не про мальчика, которого воспитывали обезьяны? И тигры там всякие. Не эта книга?
БГ: Да-да-да-да-да. А потом он стал писателем. Пелевин всегда переписывает эту книгу своими словами.
Белкин: Вообще сейчас сильно развит плагиат, да?
БГ: Нет, по Хайдеггеру это не плагиат, а защитная реакция, как ты сам говоришь. Как говорил Ницше, искусство дано нам, чтобы мы не погибли от правды жизни.
Белкин: Ницше дружил с Левитаном и делал очень хорошие пейзажи. Он мало представлен в отечественных музеях.
БГ: Замечательное полотно "Германия перед грозой".
Белкин: "Фашист пролетел" – это не Ницше, это Пластов.
БГ: "Чаепитие в Берлине", "Опять СС".
Белкин: Они же в спецхране, наверное, их трудно увидеть. Меня вообще очень интересует живопись.
БГ: То, что я слышал, меня потрясает. Можно взять краски и создать на холсте газообразную архитектуру.
Белкин: Меня очень интересует живопись. Я стараюсь выйти утром и пойти в музей. Например, Сангигиены на улице Ракова часто хожу, ищу живопись. Там мало. Русский музей есть – там много. Но туда сложно попасть очень, там спецхран. А вы когда-нибудь были в музее, Борис?
БГ: Я подписывал бумагу о неразглашении. Я не могу вот прямо так сказать.
Белкин: А, значит, были. А я был в музее военно-полевой хирургии имени академика Сеченова, там с меня не брали подписку. Медицина у нас более открыта, чем искусство. Большая проблема, государственная, я бы сказал.
БГ: Теряюсь в догадках. Может быть, чаю?
Белкин: С удовольствием.
БГ: Сразу хочу сделать заявление: я отказываюсь от всех…
Белкин: Как это от всего отказываешься? Это наша жизнь.
БГ: Слова были вырваны у меня под пытками.
Белкин: Ну, это нормальная практика. Только под пыткой человек говорит то, что должен сказать.
БГ: Я поэтому и даю интервью, потому что где еще хорошую пытку найти в наше время?
Белкин: Борис, я хочу с вами поговорить о животных. В зоопарки я хожу не реже, чем в музеи.
БГ: Ленинградский зоопарк – это не зоопарк, а театр кабуки. Как известно, мы все животные. Кроме шведов, которые растения.

Следите за нашими новостями в Telegram
Материал из номера:
НАЗАД В ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ
Люди:
Борис Гребенщиков

Комментарии (0)