Детская редакция «Афиши» берет интервью у Noize MC

=Дети сейчас — главные герои повестки дня: про них принимают законы, их берегут от педофилов, мата и про­паганды гомосексуализма, но что интересно и важно им самим, никто не спрашивает. «Афиша» решила исправить положение: провела большой опрос среди учеников 8–10-х классов двух десятков московских школ, выбрала подро­ст­ковых героев, самые любопытные сюжеты — и собрала специальную детскую редакцию, чтобы с ее помощью обо всем об этом рас­сказать. Детская редакция «Афиши», слева направо: Андрей Левандовский, 11-й класс; Мингиян Ушанов, 11-й класс; Николай Королев, 8-й класс; Петр Расстегаев, 9-й класс; Диана Салахеддин, 9-й класс; Артемий Гуреев, 9-й класс; Анастасия Шипилова, 8-й класс; Софья Казарновская, 10-й класс; Александра Талызина, 7-й класс; Анастасия Варлыгина, 10-й класс; Владимир Ильин, 11-й класс; Артемий Куришев, 11-й класс; Иван Куземин, 9-й класс.

— Каким ты был в школе? Ну вот классе в седьмом примерно?

— В седьмом я был ботаником. Непопулярным парнем, замкнутым в себе. По-настоящему общаться я мог только с несколькими своими друзьями. А вот как раз в восьмом классе стали происходить бурнейшие изменения. Я переехал из маленького городка Ярцево в Белгород, там была другая школа — ну и возможность начать все с чистого листа. Я попытался это сделать, как мог. Плюс именно в это время я собрал свою первую группу.

— А какое детское впечатление оставило самый яркий отпечаток в твоей жизни? На творчество, может, повлияло…

— Ну вот, например, за все космическое, что в моих песнях есть, несет ответственность мой дедушка. Наверное, именно из-за него у меня есть привычка разглядывать звездное небо и что-то себе по этому поводу воображать.

— У тебя школьная любовь была какая-нибудь?

— Была, и не одна, и все несчастные. В школе так и не удалось… Так и не удалось, короче. (Смеется.)

— Ну а вот сейчас, когда ты уже набрался опыта, ты что можешь сказать по этому поводу? Совет какой-то дать, может?

— Я до сих пор не очень понимаю, что нужно делать, чтобы удалось. Чтобы не удалось, надо быть похожим на меня. То есть побольше стесняться, побольше есть и иметь поменьше уверенности в себе.

— Когда ты впервые попробовал алкоголь?

— В тринадцать лет. У нас был школьный огонек, чаепитие по итогам года — в том самом пресловутом седьмом классе. Мой одноклассник Андрей Захаров принес бутылку водки, которую взял из домашнего бара. Молодая печень, ничего не подозревая, получала стакан за стаканом, а потом, когда я вернулся на это самое чаепитие, мне, конечно, было тяжело. В общем, алкоголь я попробовал довольно рано и довольно зря.

— А родители с тобой на эту тему не говорили?

— Говорили, конечно. Как-то раз, когда мне лет пятнадцать было, я из-за очередной несчастной школьной любви очень сильно перебрал на дискотеке, на которой тогда подрабатывал, и пришел домой в полнейшем невменозе. Мама потом мне долго рассказывала, что с горя пить ни в коем случае нельзя.

— Ты играл в детстве в приставки какие-нибудь, в игры?

— Да, конечно. У меня был компьютер ZX Spectrum — точнее, его русский аналог. Игры подолгу грузились с кассет на магнитофоне «Весна». Пока это происходило, звуки были такие, будто с тобой пытаются связаться инопланетяне. Правда, я на нем в основном писал программы. Я вообще долгое время считал, что играть в игры — это некруто, потому что это программы, которые написали другие люди. А я пока такие написать не могу. Когда смогу, тогда и поиграю. Но потом у всех появились приставки, и мне тоже захотелось, конечно. Папа мне принес какую-то китайскую летающую тарелку, куда вставлялись картриджи от «Денди», и я в нее рубился. А на первой PlayStation я вообще уже свои первые минуса сочинял — там был довольно толковый музыкальный редактор, даже можно было семплировать с компактов секунд по десять.

— У тебя есть песня «Певец и актриса», у которой, э-э-э… очень необычный сюжет. (Песня посвящена сложным взаимоотношениям рок-звезды и порноактрисы. — Прим. ред.) Это на реальных событиях основано?

— Реальные пары такого плана существуют. Но что у них на самом деле происходит между собой — мне неизвестно. Для меня это песня в первую очередь о том, что никакой сторонней справедливости в отношении двух человек не бывает, о том, что семейный договор любой является абсолютно замкнутой системой, которой, как правило, плевать на какие-то внешние факторы. В этом важно отдавать себе отчет.

— Просто многие мои знакомые считают, что эта песня про тебя или кого-то из твоей группы…

— Поставь им песню «Кури бамбук». Пусть они считают, что я мент.

— А песню «Устрой дестрой» ты почему написал?

— Потому что после первого альбома пошла волна ханжеской совершенно критики. Мол, мы говорим не тем языком, не о тех вещах; вас же слушают дети, как вы можете, что вы несете в массы… Как будто мы первые в истории музыканты, которые матерятся, что-то говорят об алкоголе и легких наркотиках и высказывают свое недовольство происходящим в стране. Эта песня — ответ всем людям, которые такие претензии высказывали. Я тогда еще верил в демотиватор-рэп, в то, что слушатель способен сложить два и два и получить четыре, а не восемь с половиной. Другой вопрос, что эти надежды не вполне оправдались.

«Я же не рекламирую бритвы для ног своим авторитетом»

— Ну а ты как считаешь, кто тебя реально слушает?

— Старший школьный возраст и первые курсы института.

— Тогда почему все-таки так много мата, почему песни про суицид, если ты осознаешь, что это все молодежь слушает?

— Все песни про суицид я сочинил, когда меня слушали в общаге РГГУ человек тридцать пять. Тогда не было никакого смысла размышлять об аудитории, о том, что кто-то может что-то понять неправильно. Сейчас уже есть, но это все равно не повод фильтровать и цензурировать себя самого. Если кто-то считает, что подростки 14–15 лет слушают Нойза и узнают оттуда самые страшные слова на планете Земля, я вынужден его разочаровать — эти слова они узнали намного раньше. Скорее уж они слушают эту музыку, потому что до этого что-то пошло не так.

— У молодежи твой образ ассоциируется с таким панком, с бунтарем… Как это сочетается с работой на большие бренды типа Adidas или Ritmix?

— Слушай, я сотрудничаю с людьми, которые помогают мне в моем деле. Я же не рекламирую бритвы для ног своим авторитетом. С Ritmix мы реально сделали наушники по нашим прототипам. Adidas дает нам одежду, это дико помогает на гастролях — вещи-то приходят в негодность, если б никто не поддерживал, приходилось бы сурово.

— Кого ты считаешь своими конкурентами?

— Стас Михайлов — самый серьезный конкурент у всех музыкантов в этой стране. И кажется, нам ничего не светит. (Смеется.)

— Ну хорошо, а ты слушаешь какую-нибудь русскую музыку?

— Так… Ну если говорить о рэпе, из классики мне нравится альбом Bad Balance «Чисто ПРО» — там совершенно гениальная музыка. У «Касты» культовая пластинка «Громче воды, выше травы». У Гуфа на самом деле крутой первый альбом. Мне нравится «Кровосток», но они одноразовые все-таки; каждый их альбом — это как порция новых офигенных фристайлов: ты заценил, прикололся, но дальше с собой это взять не получается, потому что это не вполне музыка. Из нынешних — я честно пытался слушать Оксимирона; я признаю, что у него крутая техника, но это не мое все-таки. Эгоцентризм в рэпе неизбежен, но хочется чего-то еще. А не из рэпа… Наш коллектив в последнее время много слушает песни группы «Иван Панфилов», особенно в исполнении нашего барабанщика. Это такие герои русского рока из Владивостока, чудом сохранившиеся.

— Вот сейчас популярны группы «Мумий Тролль», «Сплин»…

— Популярны эти группы сейчас?

— Ну они довольно известные.

— Слушай, вот в 1998-м году «Сплин» и «Мумий Тролль» были по-настоящему популярны. Это было реальное мясо, никого известнее их в стране не было. А сейчас — ну вот какой последний хит «Мумий Тролля» был?

— Они выпустили альбом новый, но я песен оттуда не помню.

— Та же фигня! «Утекай», «Кот кота» и «Дельфинов» можно вспомнить, вообще не напрягаясь, а из последних песен я ничего не знаю абсолютно. А это были реально огромные группы; если они выступали — то на самой гигантской площадке, и она гарантированно забивалась. Я это очень хорошо помню. Сейчас все куда более скромно, мне кажется. А вопрос-то в чем был?

— Твое отношение.

— Да положительное. «Мумий Тролль» — это вообще типа часть моего детского музыкального образования.

— Ты на выборах мэра Москвы за кого голосовал?

— За Навального.

— Но при этом на концерте в его поддержку ты не выступил.

— Я не хочу участвовать в предвыборных кампаниях даже самых распрекрасных людей. В позиции Навального мне не все близко. Я выбрал его на том основании, что у него самая вменяемая программа из всех предложенных и он действительно горит желанием что-то изменить к лучшему. Но есть моменты, с которыми я не согласен, а если я выступаю на сцене за кого-то, используя какой-то свой артистический авторитет, получается, что я поддерживаю его целиком и полностью, во всех его высказываниях и действиях.

«Я не собираюсь размахивать валенками, блинами и самоварами и кричать: «Да вы офигели!»

— Но на «РокУзнике» ты выступаешь при этом.

— Ну это другое. Люди сидят в тюрьме, несмотря на то что те, кто выступает в суде в роли обвиняемых, уже утверждают, что у них и претензий-то толком нет. При этом их держат на квадратном метре, не дают ни есть, ни пить — что за Бастилия вообще? Я в ужасе оттого что такое творится и хочу как-то помочь.

— А ты не думаешь, что, если ты будешь высказываться так громко сейчас, тебе потом сложнее выступать будет?

— Я думаю, если не высказаться сейчас, потом выступать негде и не перед кем.

— Про выборы есть такая теория, что Собянину надбавили голосов.

— Ну понятно же было, что это произойдет. Я был удивлен тому, что Навальный набрал по-настоящему немаленький процент, даже учитывая подтасовки. Это круто. Другое дело, что многие хотят спонтанных перемен здесь и сейчас, но это ж невозможно. Надо ждать, чтобы люди с другим отношением подросли, заняли какие-то посты и смогли осуществлять реальную работу. То есть я надеюсь на светлое будущее, но оно настанет не так быстро, как хотелось бы.

— Ты не думал о том, чтобы за границей пожить?

— Нет. Там интересно, я люблю путешествовать, но жить там, где не говорят на русском языке, я не хочу.

— А чтобы дети там жили, не хотел бы?

— Я хочу, чтобы мои дети могли принять свое собственное решение. У меня нет желания их куда-то отправлять, но я хочу, чтобы у них были варианты и они могли бы выбрать свой. Если они захотят жить за границей, я не собираюсь размахивать валенками, блинами и самоварами и кричать: «Да вы офигели!»

— И музыку ты тоже им никакую навязывать не хочешь?

— Ну музыку я им неизбежно навязываю, потому что ставлю то, что ставлю, и не ставлю того, что не ставлю. У них на данный момент две любимые группы — Linkin Park и Gorillaz. Младший сын Миша еще угорает по танцевальной музыке. Но вот, скажем, я люблю еще Korn в самых депрессивных проявлениях и детям я их все-таки ставить не буду. Они успеют еще под что-то такое погрустить и повскрываться, когда им будет шестнадцать, торопить события незачем.

— Когда тебя слушаешь, кажется, что ты такой хулиганский, молодой, свободный и так далее. А при этом у тебя семья, дети. Тут нет противоречия, тебе не мешает это оставаться на волне молодежной?

— Да вроде нет. Не знаю. Я не стремлюсь оставаться на какой-то волне. Я песни пишу, для того чтобы их сыграть друзьям. Чтобы я написал песню, которая бы не понравилась моим сверстникам, людям, с которыми я общаюсь, но при этом вызвала буйный восторг у более молодых, — я такого вообще не припомню. Да и вообще — это же все не из желания угодить кому-то. Я делаю что-то, на мой личный взгляд, универсально крутое.

— Ну а каким ты себя еще лет через десять видишь?

— Сейчас кажется, что десять лет назад мне было восемнадцать. Надеюсь, через десять лет будет казаться точно так же.