Фото: REUTERS / KCNA

Северная Корея с ее чуть ли не самым тоталитарным в мире режимом – это последняя страна на планете, которую можно заподозрить в любви к политической конкуренции. И тем не менее там совершенно легально действуют не одна, не две, а целых три политические партии. Помимо правящей Трудовой, есть еще партия с вполне европейским названием – Социал-демократическая, а также загадочная Партия молодых друзей Чхондогё. Эта статья – результат моих изысканий на тему того, что это за организации и как они умудряются выживать в северокорейской политике.

История этих партий восходит к середине 1940-х годов, когда после победы во Второй мировой войне СССР стал определять свою политику на занятых территориях. Изначально предполагалось, что на них будут созданы так называемые «народные демократии» – дружественные СССР государства с многопартийной системой, более демократические, чем старший брат по соцлагерю. Чтобы не слишком выпячивать советское присутствие, сама страна не должна была называться «советской» или «социалистической», а коммунистическая партия должна была называться не коммунистической, а «рабочей», «народной» и т.п. 

Здесь можно вспомнить опыт Монголии и формально независимой до 1944 года Тувы, где правили Народно-революционные партии, эфемерную Финляндскую Демократическую Республику, но ближе всего модель «народных демократий» была к Дальневосточной Республике – короткоживущему буферному государству между Советской Россией и Японией, существовавшему в 1920–1922 годах. Хотя ДВР находилась под контролем Москвы, в ней формально сохранялся многопартийный строй.

Поэтому в середине 1940-х годов в северной половине Кореи, помимо правящей Трудовой партии, было разрешено создать еще две. Одной из них стала Демократическая партия во главе с правым деятелем движения за независимость Чо Мансиком. Вторая партия представляла сторонников достаточно популярной в тогдашней Корее синкретической религии Чхондогё (дословно – «религия Пути Неба») и называлась Партия молодых друзей Чхондогё (ПМДЧ) во главе с деятелем этой религии Ким Тальхёном.

Впрочем, вскоре Советскому Союзу стало ясно, что невозможно сохранять в «народных демократиях» демократический строй и одновременно надежно держать их в советской зоне влияния. В случае прихода к власти некоммунистических сил советское влияние в них быстро свелось бы к нулю. Поэтому некоммунистические партии во всех странах Восточного блока были быстро превращены в марионеточные структуры при коммунистах. Желающих узнать подробно о том, как это происходило в КНДР, я отсылаю к статье А.Н. Ланькова «Разгром некоммунистических партий в КНДР» (кстати, редкий случай, когда лучшая работа по КНДР на тему, не связанную напрямую с Россией или СССР, написана на русском языке).

В статье Ланькова описана история партий до 1960 года. Хотя процесс их укрощения к 1949 году был во многом завершен, но формально они продолжали существовать и даже имели свои низовые организации. Более того, до июля 1950 года командующим северокорейской армией был не Ким Ир Сен, а его ближайший друг Чхве Ёнгон, формально возглавляющий Демократическую партию. 

Следующий этап наступил в 1958 году, когда Ким Ир Сен, сумевший удержаться, несмотря на десталинизацию соцлагеря, начал укреплять свою власть и расправляться с остатками оппозиции. Руководство обеих марионеточных партий было репрессировано, а сами партии окончательно превратились в бюрократические отделы при правящей Трудовой партии Кореи. На этом заканчивается вышеупомянутая статья Ланькова, в которой, однако, истории партий после 1960 года посвящен ровно один абзац. А история эта, надо признать, заслуживает более подробного рассмотрения.

Обе партии в настоящее время устроены по следующему принципу. Численность постоянных членов в них одинаковая – 1 (один) человек, глава партии. Начальника бывшей Демократической, а ныне Социал-демократической партии Кореи (СДПК) зовут Ким Ёндэ, а начальницу Партии молодых друзей Чхондогё (ПМДЧ) – Рю Миён. Ким Ёндэ – это обычный северокорейский бюрократ, а вот судьба Рю Миён куда более интересна. Она – беженка из Южной Кореи, перебравшаяся в КНДР в 1986 году. Рю Миён была замужем за Чхве Токсином, который в 1961–1963 годах занимал пост министра иностранных дел в южнокорейской хунте генерала Пак Чон Хи. Причина побега этой супружеской пары – самых высокопоставленных перебежчиков с Юга на Север – до сих пор остается тайной, встречаются даже утверждения о том, что супругов похитили. 

Как бы то ни было, в Северной Корее их приняли с радостью. Поскольку супруги исповедовали религию Чхондогё, то Чхве Токсин был назначен начальником ПМДЧ, а после его смерти в 1989 году этот пост унаследовала его жена. Сейчас ей уже за 90, так что название Партия молодых друзей с определенного момента начало приобретать незапланированный саркастический оттенок.

О месте этих людей в северокорейской иерархии красноречиво говорит такой факт: когда в 2011 году умер Ким Чен Ир, руководство КНДР преподнесло традиционный подарок северокорееведческому сообществу – был сформирован огромный похоронный комитет из 232 членов, расположенных в иерархическом порядке, так что из списка можно было увидеть, кто за кем стоит. Ким Ёндэ и Рю Миён находились в списке на 231-м и 232-м местах соответственно.

Помимо постоянных членов, у обеих партий есть еще и непостоянные. Это сотрудники северокорейского МИДа – все, естественно, члены правящей Трудовой партии. Их задача – встречаться с иностранными делегациями, как правило, представителями крайне левых политических групп, и изображать из себя членов квазипартий. Например, в 2012 году произошла встреча Ким Ёндэ и северокорейских социал-демократов с представителями южнокорейской ультралевой Объединенной прогрессивной партии. По итогам встречи обе партии подписали совместную декларацию, осуждающую «намерения Японии вторгнуться на острова Токто» (группа спорных островов в Японском море), а Ким Ёндэ передал южным корейцам письмо, в котором северокорейские социал-демократы желали им «преодолеть кризис». Кризис, к слову, заключался в том, что в Объединенной прогрессивной партии были сфальсифицированы внутрипартийные выборы и получившийся скандал привел к падению и без того низкого рейтинга южнокорейских ультралевых.

Помимо подобных встреч, никакой партийной деятельности обе партии внутри КНДР не ведут. Однако при работе на заграницу дело обстоит не совсем так. Поскольку религия Чхондогё в Южной Корее значительно потеряла в популярности по сравнению с серединой ХХ века, а социал-демократия, наоборот, уважаемая и популярная идеология, то в пропаганде на зарубежную аудиторию уже многие годы используется практически исключительно Социал-демократическая партия. Скорее всего, с этим и было связано ее переименование из просто Демократической в 1981 году – переименование, о котором впрямую тогдашняя северокорейская печать не сообщила: так проще работать с заграницей.

Пик активности социал-демократов КНДР пришелся на начало 1990-х. Партия издавала два англоязычных журнала (Korean Social Democratic Party и «KSDP says…») и один корееязычный («Социал-демократическая партия Кореи»). Судя по содержанию публикаций, перед авторами были поставлены две задачи.

1)Показать, что в КНДР есть отдельная от правящей Трудовой партии политическая деятельность, что это своеобразная, но свободная страна с многопартийной системой.
2)Показать, что в КНДР нет отдельной от Трудовой партии политической деятельности, что это монолитное общество, сплоченное вокруг Вождя. 

Задачи, как видно, противоречили друг другу, что приводило к немалой шизофрении в журналах. Например, «KSDP says…» писал, что важно донести до членов партии «партийное понимание социализма», совершенно не поясняя, в чем такое понимание заключается. И понятно почему: любое определение социализма, отличное от соответствующей цитаты из Вождей, – это ересь в чистом виде. А журнал «Социал-демократическая партия Кореи» посвящал много страниц рассказам о том, что только в КНДР существует такая удивительная система: партий несколько, но они не соперничают между собой, а сотрудничают на благо страны. Понятно, что титулы Кимов во всех публикациях употреблялись столь же часто, как и в остальных изданиях для заграницы, а их имена обязательно выделялись жирным шрифтом, как и во всех других северокорейских публикациях.

Обзавелись социал-демократы и своей эмблемой – розовым цветком, напоминающим аналогичные эмблемы социал-демократических партий Западной Европы, а также сайтом, точнее, разделом на сайте «Только наша нация», рассчитанном на южных корейцев. В разделе выкладываются номера журнала «СДПК» на корейском. Больше там ничего нет.

Партия молодых друзей Чхондогё (то есть Рю Миён) куда менее активна, хотя несколько лет назад тов. Рю опубликовала на северокорейском сайте статью, в которой писала, что ее муж (напоминаю, бывший министр иностранных дел южнокорейской хунты) считал Ким Ир Сена воплощением высшего божества Чхондогё. Наверное, это последнее, что осталось от автономии двух партий, – возможность для их обоих членов славить Вождя-Отца по-своему; понятно, что такая формулировка в северокорейской печати, исходящая от кого угодно, кроме Рю Миён, была бы совершенно невозможна.

Есть ли для северокорейского руководства какая-то выгода от существования этих партий? Только если для заграничной пропаганды. А внутри все выборы в Северной Корее безальтернативные и проходят с одинаковым результатом – 100% за. Мало того, на внутреннего потребителя, особенно интеллигента, наличие этих партий может производить не то впечатление, которое нужно Кимам. Дело в том, что оно косвенно противоречит одной из важнейших северокорейских доктрин – «полного единства» («ильсимтангёль»), согласно которой особенность Северной Кореи, отличающая ее от других стран, состоит в том, что в ней все общество сплочено вокруг Вождя. «Wir alle stehen dann/Mutig für einen Mann», – как пелось в гимне Германской империи. Совершенно непонятно, как с этой доктриной должно соотноситься наличие еще двух лишних партий – ведь официальной госпропагандой они подаются именно как полноценные партии, с десятками тысяч членов. 

Скорее всего, наиболее разумным для северокорейского руководства было бы отправить Рю Миён на давно заслуженную пенсию, а Ким Ёндэ вручить, скажем, орден Ким Ир Сена и перевести работать в другой отдел МИДа. А о самих «партиях» просто перестать упоминать, так как их публичное упразднение тоже может породить ненужные вопросы. Впрочем, вряд ли это случится – традиция вообще сильная штука, а уж в Северной Корее особенно.