Это ассоциативная звукопись, обращающаяся к поэтической традиции от самого раннего авангарда — времени, когда авторы пытались кто целиком переосмыслить, а кто и пересоздать мир.
Сам Фёдоров текстов почти не пишет — он или работает с другими поэтами (Озёрский, Артур Молев, Хвостенко, Анри Волохонский), или кладёт на музыку тексты авторов начала века (Александра Введенского, Хлебникова), и в этой схеме у первых есть совершенно прямая преемственность последним. Пусть даже Озёрский или Хвостенко и не решают ровно те же вопросы, но по крайней мере составляют объёмный комментарий людей, использующих близкие темы и языки.
Можно было бы сказать, что Фёдоров поёт о том, о чём писали Введенский и Хлебников (в большей степени Введенский) — и на этом остановиться, потому что то, о чём писали Введенский и Хлебников — это тема двухтомной книги. Вопрос "о чём" вообще к ним не слишком так применим. Можно сказать, что это "время, Бог и смерть" — ну а о чём тогда время, Бог и смерть?
Стоит разве что оговориться, что у Введенского и Хлебникова был элемент переживания истории как эпоса, а у их последователей осталось только сугубо личное и интимное, переместив фокус с движения тектонических плит на мелкую, бисерную ткань жизни, которая всегда неизменно проступает, когда катаклизмы уже прошли (или попросту измельчали), и на месте прежних заявлений и манифестов проступает что-то очень собственное и простое —
"Душа не ведает судьбы.
Гермес не видит голытьбы
И строгих подчериц Щанхая
И глаз любви, и чашку с чаем..."
А сверх того — уже и не надо ничего разбирать.
А это смотря какого периода. Перестроечные альбомы "АукцЫона", например, невероятно актуальны и сейчас. Там есть буквальные совпадения. Например, "Нефть ушла от нас..."