За власть рабочих и крестьян, против коммунистов

Александр Лухтанов
(К истории крестьянских восстаний 1920-1930 гг. в Восточном Казахстане)
(отрывок из книги «Алтайское притяжение»)


В течение многих десятилетий коммунистического режима история крестьянских волнений, мятежей и восстаний против установленной власти большевиков трактовалась однобоко, с позиций коммунистической идеологии; эти движения всегда рассматривались как крайне реакционные, восставших за свои права крестьян иначе как бандитами не называли, а сами восстания определялись «кулацкими», хотя в них принимало участие большая часть крестьянства и в том числе и бедняки. Такой взгляд отложил свой отпечаток и на сохранившиеся архивные материалы, которые носят тот же односторонний характер: сохранены (да и то лишь очень малая часть) документы, касающиеся Советской власти, частей Красной Армии и т.п. в то же время отсутствуют материалы другой стороны: повстанцев, их руководителей, причин, вызвавших недовольство и т.д.


Становление Советской власти в Бухтарминском крае проходило в бурных событиях и не менее драматично, чем где-нибудь на Украине, с попеременным захватом власти и переходом её то к одной стороне, то к другой.


В середине марта 1918 года большевики во главе с известным местным революционером Я. Ушановым путем вооруженного мятежа захватили власть в г. Усть-Каменогорске, разогнав городскую думу. Царские офицеры были арестованы, митинг, организованный эсерами и меньшевиками разогнан. Но уже в конце мая власть вновь вернулась к белому казачеству, а Ушанов сожжен в топке парохода.


В ноябре 1918 года власть в Сибири перешла к Верховному правителю России адмиралу А. Колчаку, который принял этот тяжкий крест во имя спасения Родины, порушенной и раздираемой классовой борьбой. В Бухтарминский край и верховья Иртыша Колчак послал хорошо вооруженный полк Сатунина, в составе которого было более 4 тысяч сабель. Полк должен был мобилизовать русское казачество и зажиточное крестьянство, связаться с генералом Бакичем, действовавшим в Горном Алтае и двинуться на помощь Анненкову в Семиречье. У Колчака не оставалось выбора, кроме как действовать диктаторскими методами с установлением жесткого режима с принудительной мобилизацией, что не могло нравиться населению, поэтому многие уходили в партизанские отряды, в крестьянские ополчения сопротивления властям. Их было несколько: Народная армия Е. Мамонтова, 4-й крестьянский корпус М. Козыря и лишь один полк можно было назвать коммунистическим, а именно Первый Алтайский полк Красных горных орлов, руководимый большевиком Никитой Тимофеевым. (Между прочим, название придумано ни кем иным, как Бахеевым, он же П.П. Бажов, автор знаменитой «Малахитовой шкатулки», один из организаторов Советской власти, живший в ту пору в Усть-Каменогорске).


Власть Колчака продержалась всего год. Красная Армия теснила Белую армию с запада, народные партизанские отряды захватывали власть на местах. 10 декабря 1919 года в Усть-Каменогорск вошли партизанские части, объединенные в 4-й крестьянский корпус М. Козыря. К концу года Советская власть в Бухтарминском крае была установлена повсюду. Но что принесла она крестьянам?


Народ быстро понял истинное лицо установившегося коммунистического режима. Едва ли не первое, что сделала новая власть – это расформировала все местные военизированные отряды, в том числе и полк Тимофеева. Получилось так, что руками партизан и крестьянских армий прогнав белогвардейцев, большевики тут же разоружили их, а некоторых руководителей даже арестовали. Эти жесткие меры, устранение от решения любых вопросов, местных лидеров, пользовавшихся поддержкой народа не могли не вызвать возмущения, причем не только партизан, но и большей части крестьянства, а особенно казачества, всегда бывшего военной силой. Конечно, действия властей были не случайными, ведь большевики понимали, какую угрозу представляет вооруженный народ, в любую минуту могущий повернуть оружие против них самих.


Но это далеко не главное. К этому времени Советская Россия жила по законам так называемого военного коммунизма, установленного Лениным. В январе 1919 г. был издан  декрет о продразверстке на хлеб и фураж и запрещении свободной торговли хлебом. В Истории ВКП(Б) записано: «Она (Советская власть) ввела монополию хлебной торговли, запретила частную торговлю хлебом и установила продразверстку, чтобы взять на учет все излишки продовольствия у крестьян, накопить запасы хлеба и снабжать продовольствием армию и рабочих». На деле у крестьян насильственно отбирался хлеб, а взамен не давалось ничего. Могло ли это понравиться крестьянскому народу?


Спецификой Алтая была зажиточность преобладающей массы сельского населения. Лозунг «Долой помещиков, землю крестьянам» здесь не проходил. Крестьяне Сибири не знали помещиков, земли было сколько угодно. Бери сколько хочешь, обрабатывай и выращивай хлеб сколько сможешь. Плодородная земля, природные условия способствовали тому, что этот край ещё с XVIII века заселяли искатели сказочного Беловодья. О какой классовой борьбе здесь могла идти речь, если о бедняках знали, как о лодырях и пьяницах, не желающих трудиться?


До революции рядовой крестьянский двор имел по 40-50 лошадей и столько же коров. Кроме занятия земледелием, многие держали пасеки, заводили маралов, нанимали работников, в основном казахов. Через кооперативы строили маслозаводы. Алтайское масло, мед, панты вывозились и продавались за границей. За границей же закупались сельхозмашины.


Теперь все это порушили большевики. Ломался веками сложившийся уклад жизни, когда на выращенную сельхозпродукцию приобреталась все необходимое для жизни. Если раньше существовал отлаженный товарооборот, теперь вместо этого пришел чистый грабеж.


Крестьянским умом мужик смекнул, что новая власть вовсе не рабоче-крестьянская, и об этом говорил даже тот факт, что сельсоветы вскоре были заменены ревкомами. Власть перешла к коммунистам и именно в них крестьянин увидел своего врага.


Сказывались и противоречия между местными старожилами, как правило зажиточными и пришлыми – переселенцами (в том числе и петроградскими коммунарами, присланными в край при поддержке Ленина в 1918 г.), зачастую назначаемыми в управленцы. Они снискали к себе ненависть тем, что, организовывая комячейки, стали заниматься переделом земли, скота и даже имущества. Крестьянину ничего другого не оставалось, как встать на защиту своего права жить собственным трудом со своими традициями, то есть по-старому.


Крестьянские волнения, переходящие в открытое противостояние начались сразу же после прихода Советской власти. Да и что иное можно было ожидать, если число недовольных новой властью даже по Советской статистике превышало 80 процентов. Из них 40 процентов составляли зажиточные (кулаки), 30 процентов – середняки, остальные купцы, ремесленники, верхушка казачества.


Недовольство подогревали и бело-казачьи офицеры остававшиеся на местах, к решительным действиям подталкивали и отряды белогвардейцев, все еще действовавшие в отдаленных горных районах.


И восстание вспыхнуло 15 июля 1920 года. Основными очагами были казачьи станицы Большенарымск, Чистоярская, Алтайская (Катон-Карагай).


26 августа 1920 г. газета «Степная правда» (предшественница «Казахстанской правды») писала: «Москве объявил войну Большенарымск». По случаю войны поселок издал «Манифест» и с оружием в руках потребовал:
1. Кулаков не называть буржуями, а звать «трудовыми».
2. Восстановить свободную торговлю хлебом.
3. Отменить трудовую повинность.
4. Лишить права участия в Советах коммунистов, предоставив это право трудовикам.


Манифест заканчивался словами «Да здравствует Советская власть без коммунистов!».


Справедливые и логичные требования! Они говорят о наивной вере крестьян в то, что власть может принадлежать им, крестьянам, через Советы, избранные ими. Они ещё не осознавали, какую страшную силу представляют коммунисты, навсегда узурпировавшие власть в стране.


Местные сельсоветы ещё не оторвались от масс, и об этом говорит и тот факт, что штабами восстания во многих местах стали именно они. Под их руководством в деревенских кузнях ковали пики и сабли для восставших, собирались боевые отряды добровольцев, в которые входили не только богатые крестьяне, но и бедняки. Казачество было организовано ещё с прежнего времени и теперь было призвано в свои воинские подразделения.


Общее командование восстанием взяли на себя белые офицеры во главе с уроженцем станицы Ямышевской Павлодарского уезда есаулом Д. Шишкиным. Повстанческие отряды объединились в Народную армию численностью примерно в 2-3 тысячи человек со штабом в Большенарымске во главе с его начальником А. Бычковым. Был организован повстанческий комитет, пытавшийся взять на себя руководство гражданскими делами.


В первый же день мятежниками был расстрелян уполномоченный по продразверстке в Большенарымске Вайнер, а ненавистные представители революционной власти, не успевшие скрыться, арестованы и посажены под стражу.


В первом же бою был разбит наскоро вновь сформированный отряд красных партизан Н. Тимофеева. Существует три версии гибели самого командира. По одной версии он был зарублен в бою с мятежниками, по другой – застрелился сам, видя безысходность положения. А вот один из участников установления Советской власти в крае Яков Кротов в своих воспоминаниях написал, что Тимофеев застрелился, не перенеся позора ещё во время разоружения его отряда Горных Орлов регулярными частями Красной Армии.


Удивительно, но факт, признанный даже советскими историками: восставшие шли с красным флагом.


Некоторые детали восстания можно выявить из судебного дела крестьянина села Медведка Михаила Колодкина, арестованного в 1929 году за несдачу хлеба и злопыхательства в адрес Советской власти. Но следует учесть, что показания самого Колодкина путаные, ответы свидетелей сбивчивы, а записи следователя, ведущего дело, обрывочные и неполные.


М. Колодкин:
«…Участия в восстании не принимал, за исключением того, что председатель Медведкинского сельсовета нарядил меня ехать с повстанцами в Большенарым. Кто вооружал – я не знаю, по всей видимости, председатель сельсовета, фамилию которого я не помню, но можно узнать  у секретаря Ваганова. Пики в Медведке ковали три кузнеца. Нас было 50 человек, и мы были вооружены одни пиками, другие дробовиками. Командиром был старый офицер Чертов.


В Большенарыме проходил съезд повстанцев в доме, где теперь находится клуб. Не доезжая Большенарыма мы получили распоряжение начальника штаба и записку на получение фуража. В станице я был у своего родственника Ботвина. Там мы напились чаю, накормили овсом лошадей и по команде отправились назад в Медведку для следования дальше на Катон, куда уже собирали по улице людей.


Из Медведки мы выезжали частями и, проехав километров 7, остановились в лесу у кордона. Наутро следующего дня был бой с красными, и я убежал в Монголию. Кто был командиром я не знаю, но видел, что Иван Карпов держал у себя красный флаг».


Свидетель Василий Печеницын:
«…Я его (Колодкина А.А.) знаю как прошлого антисоветского деятеля. А именно в 20 году он участвовал в банде Сорокина, был его помощником, под его руководством в деревне Медведка происходили аресты сочувствовавших Советской власти. Были арестованы Печеницын Алексей, Марков Авдей и другие, человек 20. Он тогда своим часовым приказал: «Держите этих сволочей крепче и никуда не выпускайте, пристрелить их надо». По его инициативе всех арестованных никуда не выпускали, под его руководством происходило избиение арестованных Филатова и Бостаногова. После ликвидации банды он убежал за границу. Колодкин – это отъявленный враг Советской власти. Указать точно факты не могу, так как он очень хитрый и при мне ничего не говорит».


Свидетель Круглыхин Иван:

«…В восстании я участвовал. Будучи кузнецом, ковал пики, но чье это распоряжение, не знаю, так же, как не помню, сколько их сделал. В нашем отряде командиром был Смоляников, а Колодкин заведовал хозчастью и находился в обозе. Кроме пик и дробовиков в отряде были и винтовки. По заданию мы двигались на Урыль, но, не доходя его, вступили в бой с красными. Потеряв 7 человек убитыми, мы отступили в сторону границы. Смоляников сбежал, и командиром отряда стал Вонягин, который присоединился к нам с повстанцами в числе 200 человек. Соединившись с большим отрядом Шишкина, числом в 1500 человек, мы шли в сторону Монголии и близ границы были разбиты красными. Все разбежались и многие ушли за границу. Мы с Колодкиным тоже ушли в Кобдо, где к нам присоединился Сорокин (кузнец из Медведки. – А.Л.)»


Восстание быстро распространилось на все деревни, расположенные в долине Бухтармы и вдоль Иртыша. К восставшим примкнули и некоторые казахские аулы.


Один из активистов Советской власти в Зыряновске впоследствии вспоминал: «Слышим опять из Соловьево идет банда беляков, собранная торгашом Лужанским. Это было 15 августа 1920 г. Вошли в поселок (Зыряновск), кричали: «Да здравствует власть рабочего и крестьянина, долой коммунизму!»


Оперативную тройку по подавлению мятежа в Бухтарме возглавил известный своей фанатичной жестокостью Нестор Калашников по решению Сиббюро ЦК РКП(б) прибывший из Красноярска в Усть-Каменогорск ещё 3 мая 1919 года.


19 июля 1920 года Усть-Каменогорский уездный революционный комитет издал приказ № 102, где в частности говорилось:

«…белогвардейцы, расползшиеся по всей Сибири, …хотят добиться чтобы Красная Армия своевременно на фронте не получала продовольствие, оружие и снаряды и через то была побеждена врагами России. Вместе с тем, прерывая железнодорожное и пароходное сообщение, они лишают центральную Россию возможности подвозить и снабжать вас, товарищи крестьяне, необходимыми товарами, машинами и проч.


Связанные одной общей целью с поляками и русскими белогвардейцами, эти негодяи вместе с кулаками и дезертирами в районе Большенарымска подняли вооруженный мятеж против Советской власти и пытаются организовать свою белогвардейскую власть.


…Для подавления мятежа высланы красноармейские части, которые бьют и гонят мятежников. Через несколько дней мятежники будут окончательно ликвидированы.


Призывая население местностей, прилегающих к полосе действий мятежных банд и полному спокойствию и соблюдению революционного порядка, Усть-Каменогорский Уревком настоящим объявляет:
1) всех участников мятежа считать вне закона и беспощадно расстреливать,
2) сторонников мятежников и их укрывателей считать соучастниками мятежа и подвергать наказанию по всей строгости военно-революционного времени».


Председатель Уревкома Калашников.Член  Панафидин.


По решению уездного бюро были сформированы боевые отряды из коммунистов и введен 229 полк регулярной Красной Армии, кавалерийские части особого назначения (ЧОН). Из Большенарымска в Усть-Каменогорск ежедневно посылались оперативные сводки-телеграммы о ходе боев с белогвардейскими «бандами и кулацко-эсеровскими мятежниками» – так тогда называли это восстание.


Сформированные наспех, кое-как, необстрелянные крестьянские отряды не могли противостоять регулярным частям Красной Армии.


19 июля 1920 г. считается днем ликвидации мятежа в Большенарымске. Начались расправы с мятежниками, да и как иначе могли поступать, если беспощадно расстреливать требовал сам Ленин. Волна аналогичных крестьянских восстаний ещё ранее прокатилась по Центральной России. Вот две депеши Ленина того времени:

«12 августа 1918 г. Пенза, Губисполком.


Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, что Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба».


Ульянов (Ленин). Телеграмма в Саратов от 22 августа 1918 г:

«Расстреливайте заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты».


Все участники Бухтарминского мятежа были арестованы органами ОГПУ. Верхушка и наиболее активные участники казнены, остальные посланы на принудительные работы на лесозаготовки. Семьи восставших подлежали расселению в отдаленные районы страны. Такова была общая схема наказаний.


Отголоски восстания не затихали долго, в течение двух-трех лет. В горах действовали отряды белых партизан. С ними боролись и расправлялись на месте части ЧОН, не щадившие даже пленных. Как победные реляции звучат описания расправ, ещё недавно приводимые советскими лекторами-пропагандистами в рассказах о «триумфальном шествии» Советской власти.


«Было мне в ту пору лет 14. В конце 20-го поймали Щербакова (атаман белого казачества в станице Усть-Бухтарминской, известный тем, что по его приказу расстреляли 28 коммунистов из Петрограда), вскоре после гибели Тимофеева. Пригнали в Гусиную Пристань, в столовую. Выходя из столовой, голову отсекли так, что ещё шагов пять прошагал», - гораздо позже рассказывала Елена Васильевна Иконникова, невольный свидетель страшной сцены.


Другой пример. 9 апреля 1922 г. Катанда (Горный Алтай. Россия).

«Было раннее утро, - рассказывал чановец Никифор Гарусов, - всходило солнце, стрельба прекратилась. Посредине пола, на кошме лежал Кайгородов (раненый командир белопартизанского отряда – А.Л.) Ростом он был высокий, дышал с хрипом. Долгих (командир красного отряда ЧОН) велел всем отойти, взял одной рукой за чуб Кайгородова, взмахнул шашкой и отсек ему голову».


Часть уцелевших мятежников Большенарымска убежала в горы Нарымского хребта за поселок Балгын. Имущество участников востания было конфисковано с передачей его в распоряжение коммунального отдела Бухуезда. В Зыряновском филиале Областного архива сохранились описи конфискованного домашнего добра 90 большенарымцев, которые, между прочим, говорят о зажиточности трудовиков-крестьян, живших вполне цивилизованно.


Приведем один любопытный документ, относящийся к тем далеким событиям (стиль и орфография исправлены минимально).

Акт № 1
1920 года Сентября 16-го дня Бухтарминская уездная конфискационная комиссия постановила настоящий акт о нижеследующем.
По описи имущества гр. села Большенарымска Егора Александровича Нечаева, каковое было взято на учет как повстанцев и бежавших с белой бандой и возвратившегося в свой дом 13-го августа. Но сыновья же его Степан 37 лет, Михаил 24 лет не возвратились и до сих пор находятся в бегах. Учитывая имущественное и семейное положение упомянутых бандитов, нашла что в семье Георгия Нечаева есть сын Алексей 19 лет, который находится в Красной армии по адресу г. Омск, Сиб.доп.стрел. пулеметный батальон 3 рота 5 взвода, каковой по причине своих родственных связей не должен пострадать материально, а должен получить принадлежащую ему часть имущества. Кроме того в семействе Нечаева имеется 10 душ, а именно:

Егорий Нечаев – 55 лет,
жена его Варвара – 56 лет,
дочь Стефанида – 14 лет,
жена бежавшего Степана Анна – 27 лет,
дочь его Клавдия – 5 лет,
сын Павел – 3 год,
жена Михаила Елизавета – 24 года,
сын его Петр – 5 лет,
сын Александр – 3 года,
сын Иван – 7 месяцев.


Предусмотрев имущественное положение бандитов, из описи ликвидированных вещей конфисковано: синие суконные брюки, принадлежащие Степану Нечаеву, один пиджак и одни брюки, принадлежащие Михаилу Нечаеву. Все же остальное маленькое движимое и недвижимое имущество передается их брату красноармейцу Алексею Нечаеву с передачей по акту отцу Егору, дабы все сберег, содержал в целости и сохранности.


Председатель Б.у.уч.конф.комиссии

Расписка

«1920 года сентября 16 дня я нижеподписавшийся отец Алексея Егор беру все хозяйство под свой надзор и обязуюсь сохранить до приезда сына Алексея, в чем и подписуюсь».


Забрав штаны Степана и Михаила Нечаевых, участвовавших в мятеже, комиссия проявила милосердие, возвратив большую часть имущества (а в сохранившемся до сих пор списке числится более 50 предметов) хозяину. Но следует учесть, что это было решение местной комиссии, революционные же власти, прибывшие из центра, распорядились по иному. Нигде в архивах не сохранилось ни списков, ни других документов по наказанию мятежников (да и были ли они, ведь тогда расправлялись без суда и следствия). Во всяком случае в семье потомков Нечаевых (один из участников мятежа Михаил приходится автору тестем) сохранился рассказ давно умерших родственников о том, что участники восстания спустя какое-то время были казнены за околицей села, а сам Егор Нечаев был найден в куче изрубленных тел лишь по характерным коротким ногтям на пальцах рук. Относительно же судьбы Михаила Нечаева мы еще вернемся в конце очерка.


Брожения в крестьянстве не прекращались, вопрос этот был постоянной головной болью у властей, о чем свидетельствуют сохранившиеся в архиве документы. Покоя не давали мужики, бежавшие от расправы и скрывающиеся по дальним пасекам и заимкам в горах. Они постоянно давали о себе знать, тем более, что родственники из Большенарымска, снабжая их продовольствием, поддерживали с ними связь.


10 сентября 1920 года начальник Бухтарминской милиции в селе Большенарымск докладывал своему начальству:

«В отношении вооружения вопрос стоит остро… патроны израсходованы в боях с бандами в горах Балгына».


Через три дня 13 сентября командир стоящей в Большенарымске роты Красной Армии Аникин телеграфировал в Усть-Каменогорск:

«Большенарымск 12 сентября вернулась разведка белков, которая сообщила, что в районе Балгынской мельницы в 8 верстах от Большенарымска были замечены 4 всадника бандитов, которые, увидев разведку, бросились в бегство. Бежавшие были обстрелены, но без поражения. Благодаря чащи и скал им удалось скрыться. Вооружены один винтовкой, один дробовиком, остальные без оружия. По непроверенным сведениям в районе Балгынской мельницы в горах имеются бандиты в числе 100 человек. Для проверки сведений выслана разведка».


О том, что в крае было неспокойно и на следующий год видно из секретного приказа по войсковым частям и учреждениям Бухтарминского Увоенкомата от 5 мая 1921 года.

«Вступив сего числа в должность Уездного Военного Комиссара в уезде политически неблагонадежном и объявленном на военном положении, приказываю:


Всем Завволвоенотделами немедленно по выявлении бандитов в районе их волостей особо нарочным ставить меня в известность для принятия соответствующих мер к ликвидации банд.


В случае обнаружения банд в той или иной волости непосредственно Опертройкой или мной и если о появлении таковых не было донесено мне, виновных Завволвоенотделов буду немедленно арестовывать предавать суду Реввоентрибунала».

Увоенком Озябкин

Вопрос с беглецами не был полностью решен и спустя три года, о чем свидетельствуют документы:
Бурановский Волисполком лично председателю Большенарымского сельсовета. Срочно. Секретно 7 августа 1923 г. № 7

«С получением сего ВИК предлагает представить списки на лиц, неявившихся до сих пор на свое местожительство после июльского восстания 1920 года.


Данную работу провести строго секретно, не давая повода думать, что это делается по инициативе высших органов».


Председатель ВИК

Бурановский Волисполком Большенарымскому сельсовету

Совершенно секретно. 7 августа 1923 года.

«За последнее время на местах, особенно удаленных от уездного центра замечаются злонамеренное распространение различных провокационных слухов как-то: появление банд повстанческих движений, объявление войны, мобилизации и т.п., что несомненно отражается на нормальной работе советских органов на местах.

В целях борьбы с подобными явлениями предлагается ВИКам и СИКам принять самые решительные меры по борьбе с лицами, занимающими распространением таковых слухов. Их немедленно следует задерживать и передавать через милицию Отделу управления (имеется ввиду ОГПУ – А.Л. со всеми материалами».


Гражданская война, практика военного коммунизма привели к всеобщей разрухе и голоду, и в 1921 году Ленин меняет политику, решив заменить продразверстку продналогом. Вводилась так называемая новая экономическая политика (НЭП), которая дала некоторую передышку крестьянам. (Почему новая, когда испокон веков люди жили, торгуя и обмениваясь продуктами производства?)


Государство вернулось к товарно-денежному обмену, но по фиксированным государственным ценам крестьянин не хотел продавать хлеб и его по-прежнему не хватало. Да и у государства не было денег, как и товара, нужного крестьянству, так как стояла промышленность. И опять пришел насильственный налог, обязывающий сдавать «излишки», то есть выгр***** до дна.


Сталин пришедший к власти, понимал, что хлеб легче будет отбирать у кооперированных крестьян, загнанных в коллективные хозяйства, которые могут стать государственными или по крайней мере зависимыми от государства. Поэтому в 1927 году был провозглашен курс на всеобщую коллективизацию.


Обобществлению подлежал скот, хлеб и корма, сельхозинвентарь и даже домашнее имущество «богатых» крестьян. Зажиточные имели десятки голов скота, богатое хозяйство и теперь должны были вносить все это добро в общий котел вместе с бедняками, лодырями и пьяницами, которые не имели ничего, зато верховодили в организуемых хозяйствах. Начался забой скота, хлеб и добро пряталось в ямы, в свою очередь обобществленный скот погибал из-за отсутствия кормов, ухода и помещений. Деревенский люд видел в колхозах полный развал хозяйства, обезналичку, нищету и голод. Именно тогда Сталин сказал, что «репрессии являются необходимым элементом наступления». В зажиточном крестьянине  он увидел своего главного врага, а потому, причислив его к классу капиталистов-эксплуататоров, повел с ним бескомпромиссную борьбу. Меры против кулачества, а зачастую к ним причисляли и середняков, все ужесточались. Развертывая спущенный на село план, налог на хозяйственный двор стали определять коллективно, что называлось самообложением. Несдавших в самый короткий срок облагали непосильным штрафом в трех-пятикратном размере, а т.к. выплатить его было невозможно, конфисковывали имущество, за бесценок пуская на продажу дом, имущество, инвентарь; недоимка все равно оставалась, хозяина отправляли в исправительно-трудовой лагерь, а семья пускалась по миру или выселялась вместе с хозяином в специально устроенные поселки в отдаленных районах.


В Зыряновском филиале Облархива хранятся десятки, сотни заявлений обиженных и оскорбленных с криками и мольбой о помощи и справедливости. Написаны они сплошь неграмотно (как, между прочим, и отписки начальства, приказы и распоряжения) на случайных клочках бумаги (иногда на газетах) выцветшими чернилами, а чаще карандашом, так что теперь и прочитать невозможно. Язык же зачастую таков, что приходится догадываться, что хочет сказать автор. (Как курьезный пример можно привести всего лишь одно слово «автобиография», рукой крестьянина написанное «агфагеография»).


Катон-Карагайский Райисполком в Солоновский Сельсовет.


«Препровождая при сем материал на гр. Полковникова, РИК предлагает за несдачу 12 пудов семенного фонда наложить на него штраф в пятикратном размере по стоимости пуда хлеба 1 руб 50 коп. Означенный штраф взыскать в трехдневный срок, в случае неуплаты материал передать в Нарсуд».


Жительница села Верх-Мяконькая Ефросинья Михайловна жалуется в Зыряновский райисполком, рассказывая, что её муж арестован органами ОГПУ, у неё забрали последнюю корову в счет заготовки скота, а она осталась одна с двумя малолетними детьми и беременна третьим.


Соловьевский сельсовет на запрос Зыряновского Райисполкома отвечает, что у гражданки выселка Новокрестьянского Сергеевой Фетиньи дом и скот конфискованы за невыполнение плана хлебозаготовок, а для жилья ей выделен амбар (в подлиннике «анбар»).


А вот заявление в Зыряновский райисполком от Снегиревой Агафьи Григорьевны с жалобой на местных любителей поживиться за счет чужого добра. Может быть так они понимали идею всеобщего равенства и распределения экспроприированного имущества среди неимущих?


«Муж мой Кондратий Степанович Снегирев в феврале 1930 года в связи с ликвидацией кулачества арестован и находится в исправительно-трудовой колонии. Я осталась одна с шестью малолетними детьми, из которых старшему 14 лет, остальные меньше. Так как мне деваться некуда, живу я на квартире у отца своего Маметьева Григория. На меня, Снегирёву положили налог и самообложение. Все задолженности я уплатила, но 15 марта с.г. приехали ко мне посланные от Соловьевского сельсовета Бочкарёв и Сабуров и описали мое имущество: стол, шкаф, табуретку и котелок. А остальное имущество взяли без описи, как-то: мёда 4 пуда, три пары сарафанов крестьянских, пять шалей без кистей, полотенца 5 м, два фартука, пряжи шесть полумотков, два хомута и разную домашнюю мелочь. Прошу возвратить мое имущество, как описанное, так и неописанное».


Очевидно, имущество-то забрали принадлежащее и не самой Снегиревой, а её отцу и не в казну, а для собственного употребления Бочкарева и Сабурова.


В бессилии перед произволом властей люди готовы были браться за топор, за вилы…

«В Зыряновский Райисполком тов. Кашину.

На Вашу служебную записку я, председатель Совета пос.Средигорный Андриянов Яков даю объяснение

Имущество гр. Василия Сындеева согласно постановлению сельсовета было продано с публичных торгов за невыполнение плана сдачи хлеба.

Однако гр. Сындеева, т.е. жена Василия пыталась не допустить изъятия конфискованного подворья и, взяв железную лопату, ругалась нецензурными словами в адрес милиционера тов. Жинкаренко. За недопущение изъятия имущества и за применение холодного оружия, т.е. железной лопаты, исполнители Аверьянов и Крыжановский арестовали гр. Сындееву.

Ввиду того, что гр. Сындеева имеет малых детей, мной, Андрияновым была от ареста освобождена, а материал на неё подан в суд».


Ещё бы не броситься, если муж отправлен по этапу в лагерь, дом конфискован, осталась одна с малыми детьми, а теперь пришли отбирать последнее.


Несмотря на все усилия коллективизация шла медленно. На 1-е июня 1929г. число вступивших в колхоз в крае составляло 1,8 процента. Не лучше обстояли дела и в других районах.


В ноябре 1929 г. Сталин выступил со статьей «Год Великого перелома». В ней вождь утверждал, говоря, якобы словами крестьян, что они «идут теперь в колхозы не одиночками и группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами». Это была установка и программа действий.


По планам партии 1930 год должен был стать решающим в колхозном строительстве. Был выдвинут лозунг уничтожения кулачества как класса. В истории трудно найти подобные примеры, когда физически уничтожался свой народ в таких масштабах, причем самая его трудоспособная, активная часть, те люди, про которых говорят, что на них держится земля. Если раньше кулаков ссылали, оправдывая свои действия несдачей хлеба, то теперь это делалось, выдвигая лишь одну причину: зажиточность. Жить хорошо или принадлежать к сословию имущих в условиях большевистского государства было самым большим преступлением.


Местными органами власти не только давалось право конфискации имущества, но и спускался план раскулачивания и ссылки в трудовые лагеря. Стране нужны были даровые рабочие руки, которые использовали на тяжелых работах, в условиях Бухтарминского края чаще всего на лесозаготовках. Страна постепенно превращалась в рабовладельческое государство.


Конфискованное имущество шло в счет погашения обязательств и в фонд колхозов. Для поощрения рвения исполнителям передавалось до четверти отобранного добра.


Партийные органы занимались грабежом, не брезгуя чужими котелками, горшками, хлебальными чашками и женскими панталонами.

«Катон-Карагай Милову Оперативная. Обеспечить неразглашение.


…оставляемая трудовая норма репрессированных должна определяться Райпарткомом на месте с учетом необходимости при проведении конфискации имущества и конкретного подхода к каждому конфискованному хозяйству. Информируйте об этом секретаря Райкома. Повторяю: операции без нашей санкции не начинать».


Списки кулаков составлялись особыми комиссиями при сельсоветах на общих собраниях, где голосовали по заведенному в стране добровольно-принудительному порядку, когда все принималось «единогласно». Мало кто решался поднять руку против или воздержаться, ибо это означало идти против линии партии, и такого человека тут же причисляли к пособникам империализма и объявляли врагом народа. И все это оформлялось видимостью законности с протоколами собраний, решений и утверждалось вышестоящей организацией.


Вот типичный пример утверждения решения сельсовета райисполкома и спускаемого теперь для исполнения.

«Председателю Братского Сельсовета.

Рассмотрев дополнительные протоколы общих собраний бедноты граждан и колхозников Братского Сельсовета с просьбой о выселении кулацких хозяйств на основе сплошной коллективизации, РИК утверждает следующие кулацкие хозяйства к выселению.

1. Калюжный Тимофей
2. Могилин Иван
3. Алексеев Андрей
4. Антоненко Елисей


Все поименованные кулацкие хозяйства с семьями немедленно выселяйте через Лесную Пристань в Хамирский участок леспромхоза, в урочище Широкий Лог, выделив необходимое количество подвод и одного исполнителя, который должен проводить до места назначения и сдать под расписку зав.участком леспромхоза тов. Вейсману.


Все имущество ликвидированных кулацких хозяйств конфисковать, оставив выделяемую трудовую норму.

Председатель Райисполкома Кабанов. Октябрь 1931 года».


Подводы, нагруженные нищенским скарбом, тянулись в горы, в тайгу. Обратите внимание: октябрь, предверие суровой сибирской зимы со снегами в 3 метра и тридцатиградусными морозами. На голом месте, в лесу строили землянки, одновременно работая на лесозаготовках. До весны доживали далеко не все. В одном только Зыряновском районе именно в 30-е годы в глухой тайге возникло более полутора десятка лесных поселков, действовало два лагеря. Теперь от всех их не осталось и следа, все заросло травой и лесом, и, что удивительно, не  осталось и в памяти народа. Сейчас в этих же краях поголовно все плачут по потерянному «Советскому раю». То ли русский народ такой беспамятный и добродушный, то ли не осталось от трудовиков-кулаков потомков, а живут одни лишь отпрыски тех, кто проводил линию партии, раскулачивал и отбирал добро, нажитое горбом трудяг и ссылал их на смерть вместе с малыми детьми в тайгу.


В очерке «Зыряновский погром» Менгали Мусин пишет: «Одно из заседаний этого надконституционного органа («оперативная тройка») состоялось 21 октября 1929 года. Главным стоял вопрос о выполнении плана хлебозаготовок. …Констатировав, что октябрьский план на 15-е число выполнен только на 40 процентов, «тройка» постановила «усилить работу». Чтобы преподать урок сопротивляющимся подаче подвод для вывозки зерна, было решено «провести два-три показательных процесса над саботажниками».


По второму вопросу слушали некого Фатеева, наверняка тоже из милиции. Он сказал буквально следующее: «Тюрьма переполнена арестованными по хлебным делам. Между тем число их растет ежедневно. Как быть?» Постановили… Нет, не умерить пыл, ограничив репрессии. Какое ограничение, если только что записали о «проведении двух-трех показательных…» Постановили: «Изыскать помещение под новую тюрьму».

(Зыряновская районная газета «Заря Востока». 1996 г.)


Отчаявшийся крестьянский народ, те, которые подальновидней, бросив своё имущество, пытались бежать куда глаза глядят, подальше от деревенских ужасов. Власти тут же приняли меры. Так же, как выделение сыновей с разделением хозяйских дворов, утаивание собственного добра, это стало считаться преступлением, подлежащим строжайшему наказанию. Местные органы власти издавали соответствующие постановления.


«Катон-Карагайский Райисполком всем председателям Сельсоветов. Секретно. 1.07.1931 г.


По имеющимся в РИК сведениям в ряде сельсоветов наблюдаются самовольные выезды кулаков и членов их семей на другие места жительства без соответствующего на то разрешения.


Под личную ответственность каждого председателя:
1. Запретить всякого рода выезды и переезды кулаков и членов их семей.
2. Разрешается переезд только в тех случаях, когда тот или иной кулак и члены его семейства перемещаются с одного участка лесоразработок на другой».


Граница, Китай были рядом. Горы, тайга, слабая охрана давали надежду уйти от Советских властей. Тайком, семьями и коллективно убегали за границу. Казахи укочевывали аулами, угоняя с собой лошадей и другую скотину.


Докладная начальнику Окружного ОГПУ тов.Корт. Секретно.

«По сообщению Березовского сельсовета в ночь с 20 на 21 сентября 1929 г. сбежало за границу 4 семьи граждан, проживающих в Березовском сельсовете:
1. Краснов Феоктист, середняк
2. Его сын Кирилл, бедняк.
3. Красков Феногентий, середняк.
4. Бедарова Степанида, вдова, беднячка.

Бежали с семействами, кроме этих хозяйств бежали 2 мальчика. Имущество сбежавших Урыльской погранзаставой описано и взято на учет».


Секретарь Катон-Карагайского Райисполкома».


Обращает на себя внимание тот факт, что бежали даже бедняки.


Погранвойскам давались указания задерживать убегавших с применением оружия вплоть до расстрелов на месте.


«Катон-Карагайского Райисполком лично каждому председателю Сельсоветов. Совершенно секретно. 2.09.1932 г.


С получением сего предлагается в дальнейшем информировать секретный отдел Райисполкома о всех случаях побегов граждан за границу по форме, где указываются все данные о сбежавших».


В течение декабря 1929 и января 1930 гг. Зыряновский Райком партии издал ряд директив, которые требовали ужесточения мер по «сплошной коллективизации». Были спущены цифры по ликвидации кулаков, каждую неделю увеличивались планы хлебосдачи и лесопоставок.


Между тем дела в деревне все ухудшались и обстановка накалялась. У единоличников хлеб выгребался подчистую, в колхозах на трудодни хлеба ни фунта не выдавалось годами. Терпение народа кончалось, так как люди видели приближение голода и то, что это стало реальностью, показали 30,31,32 годы.


Справка

Дана настоящая от Козлушинского с/сов коммуны «Горный пахарь» в том, что коммуна численностью в 200 едоков на 10 июня хлеба едового не имеет ни одного фунта. На складе а также и члены коммуны у себя дома не имеют, т.к. хлеб был обобществлен весь вместе, а в коммуне большинство батрачество и беднота. За неимением хлеба люди сегодняшний день не вышли на работу, тем самым может остановиться посевкомпания и срывается план работ коммуны.


У с/сов хлеба на поддержку нет.

10.06.30 г. Предкозлушинского с/сов Малюгин.

Председателю Райисполкома т.Червинскому

От граждан деревни Быковой Зыряновского района 5.05.1930 г.


Просим председателя т.Червинского о выделении хлеба для пропитания 243 едоков, так как мы голодаем, хлеба нет и купить негде. Некоторые семьи опухли от голода и лежат в постелях, а те, которые не ели уже по 4 суток, пока еще ходят. На сегодня у нас ни куска хлеба, и мы не гарантируем за свое поведение. Народ оголодал и чтобы не допустить плохих дел, просим выделить нам хлебный паек.


Ещё более отчаянная просьба, больше похожая на требование и даже угрозу, поступила в Зыряновский Райисполком от женщин с.Парыгино, которые требовали «Не отправлять хлеб со складов. До нового урожая осталось больше двух месяцев, а в яме не осталось ни фунта хлеба. Мы не дадим отправлять остатки хлеба, голодным смерть не страшна».


Очень точно отображает обстановку начала 30-го года журналист М.Мусин, говоря, что «Власти кожей чувствовали брожения в народе, располагали и кое-какими сведениями о «подстрекателях», призывающих взяться за берданки, за вилы… Требовалось упредить их, нейтрализовать подстрекателей. Решение об этом принималось на закрытом заседании бюро РК ВКП(б) 30 января 1930 года. «О предстоящих мероприятиях органов ОГПУ по изъятию антисоветских элементов в районе» – так была сформулирована повестка дня. Постановление гласило:

1. Мобилизовать группу комсомольцев и коммунистов в числе 26 человек, передав их в распоряжение уполномоченного Семипалатинского окротдела ОГПУ т. Горского.


Считать необходимым перевести их на казарменное положение.

2. Для проведения массовой работы в селах по разъяснению решения ЦК ВКП(б) о ликвидации кулачества как класса, признать необходимым выделить десять товарищей для немедленного выезда их в села.
3. Поручить т. Червинскому сегодня же составить точный список кулаков и лишенцев.
4. Получить фракции РИК выделить в срочном порядке 2 тысячи рублей, передав их в распоряжение т.Горского.
5. Дать письменные указания всем сельпартячейкам о всемерной поддержке начальников оперативных групп во всех их мероприятиях».


Список «элементов» был составлен заблаговременно. Оставалось дополнить их и определить лиц, которых следовало «изымать» в первую очередь. Так и стали делать. И восстание вспыхнуло» (М.Мусин «Зыряновский погром»).


Принятых мер оказалось недостаточно. Власти просчитались, не предполагая, что поднимутся тысячи, весь крестьянский народ, включая и бедняков. Более того, они проглядели организатора восстания (может быть, скорее идейного вдохновителя, «подстрекателя», как они определили сами) Ф.Д.Толстоухова, работавшего в самом центре органа Советской власти, планово-экономическом отделе Зыряновского Райисполкома.


У крестьян просто не было выбора. «Голодным смерть не страшна», так и так погибать – решение идти на верную гибель было актом отчаяния и вряд ли возникло спонтанно. Все это не мог не понимать такой человек, как Толстоухов. Не прячась за спины других, он пошел на этот шаг, возможно, рассчитывая, что их пример будет сигналом для остальных. Не получилось. Слишком сильна была сталинская машина власти, ломающая все на своем пути.


Восстание готовилось конспиративно и началось неожиданно для всех. Н.Ф.Иванов, бывший петроградский коммунар вспоминает:

«Долго ли готовилось восстание, так и не удалось мне этого узнать. Примерно за месяц до этого был я в поселке Пихтовый Ключ и ничего не заметил, хотя две ночи ночевал у бывшего коммунара Янина. Когда восстание было подавлено, обоих братьев Яниных арестовали. Старший Федор был смирный, чего нельзя было сказать о Никите. Он не сгибался на допросах, резал правду-матку все как есть. Об этом мне поведал Бочкарев, стоящий в карауле за дверями, где допрашивали арестованных. Итог: Никиту расстреляли, Федор погиб в лагере. Так и кончили обоих, хотя те приехали на Бухтарму по путевке Ленина».


Он же, Иванов, хорошо помнивший Толстоухова, и, бывши его соседом, рассказывал так:

«Знать я его стал с 1918 года, будучи 11-ти летним мальчишкой, когда приехали из Петрограда. Тогда он вместе с Поздняковым (красный партизан, имя которого до сих пор носит одна из улиц Зыряновска) приплавил из Снегирево дом и поставил в Пихтовом Ключе, где поселились коммунары. Тут он и жил с женой, детьми и тещей до 1923 года, пока не сошелся с солдаткой Лизой, дочерью бывшего псаломщика из Пихтового Ключа. С Лизой этой уезжал на Дальний Восток и приехал обратно. Нажили они троих детей, сыновей.

А появился Толстоухов в этих краях в 1909 году, когда его сослали как эсера. Во время становления Советской власти участвовал в партизанском движении, возглавлял отряд. Трофеями никогда не промышлял, как другие. Добрый был мужик. Крепкий на словах и в деле. Отлично ездил верхом. Был у него любимец – конь Карька. Очень добрый конь для верховой езды. Он на нем где только не побывал, и в Монголии, и в Китае».

Рассказ брата дополняет его родная сестра Валентина Федоровна Вейсман, живущая сейчас в Зыряновске в возрасте 94 лет:

«Был он видным мужчиной, хотя и невысоким, но широкоплечим, всегда подтянутым, общительным. Женщины все обращали на него внимание, и, чего греха таить, и я, тогда ещё девчонка, была в него влюблена.

В 1923 году, живя в Пихтовом Ключе, отец поставил избу, и на новоселье собрались коммунары. Был и Федор Дорофеевич, без него ничего не обходилось. Вспоминали прошлое, горячо спорили, обуждали дела, а потом пели и были танцы. И лучше всех плясал Толстоухов со своей Елизаветой. Была у них большая любовь. Ради Лизы он оставил свою жену Ангелину Германовну, хотя было у них тогда четверо детей. Была эта Ангелина Германовна учительницей, как и сам Толстоухов, потом уже работала в Зыряновске заведующей Районо. Очень она была интеллигентной, активной коммунисткой, ходила в очках. А Лиза была огонь-девкой. Настоящая русская красавица».


И все же трудно сейчас решить, кем же был Толстоухов. Хлеборобом, интеллигентом-учителем, политическим деятелем местного масштаба? Наверное можно его назвать народным героем, защитником обиженных и борцом за справедливость. Этаким Бухтарминским Робин Гудом ХХ столетия. В любом случае это была яркая личность с твердым характером и своими убеждениями.


Из личного листка Толстоухова известно, что родился он в 1887 году в Орловской губернии Ливенского уезда Богомоло-Платоновой волости, в с. Ново-Троицкое. По сословию мещанин, по профессии народный учитель.


С установлением Советской власти в январе 1920 года вошел в состав Бухтарминского Ревкома в Большенарымске в качестве заведующего финансового отдела, но пробыл здесь не долго, так как вступил в партизанский полк Красных Горных орлов Н.Тимофеева. Тут же вступил в РКП(б). В 1921-1922 руководил Бухтарминским ЧОН, награжден орденом Красного Знамени. Совершенно неясна его роль в крестьянском восстании 1920 года. Наверняка тогда он задумался о планах и целях большевиков?


Он был из тех, кто с самого начала поверил в революцию, но не шел слепо, а быстро разобрался и, разочаровавшись, стал противником политики проводимой коммунистами. Об этом говорит и тот факт, что, будучи исключен из рядов РКП(б) в 1922 году, не пытался восстановиться, несмотря на ходатайство об этом партячейки Пихтового Ключа в 1925 году.


В ночь с 19 на 20 февраля 1930 года в селе Зыряновском срочно собрали политработников в здании ГПУ, где сообщили, что села Крестовка, Пролетарка, Пихтовый Ключ охвачены «кулацким» восстанием, которым руководит Толстоухов – приверженец теории Бухарина о «врастании кулака в социализм».


«Честолюбивый по натуре, он мечтал верховодить, с завистью наблюдая, как многие бывшие красные партизаны работают на ответственных постах и, переметнувшись к кулацкой власти, вел скрытую контрреволюционную деятельность. Работа в Исполкоме была для него ширмой, удобной для связи с «нужными» людьми, сколачивания контрреволюционных групп», - так охарактеризовал Толстоухова бывший тогда секретарем Зыряновского райкома партии А.Панчехин, вскоре снятый с должности, надо полагать за прогляд и плохую пропагандистскую работу.


На следующий день, уже после отправки боевого отряда из Зыряновска, старушки на базаре судачили: «Что-то произошло серьезное, зачем-то ГПУ мобилизуют у всех горожан лошадей, видимо, восстал весь народ, красным теперь крышка. Омск, Семипалатинск уже взяты, вот-вот войдут в Зыряновск».


Очевидно, среди партийных работников Зыряновска царила паника и неразбериха. Об этом говорит и то что из рук вон плохо были организованы отряды самообороны, их руководители вместе со своим воинством разбежались в страхе после первых же выстрелов со стороны восставших. Тем не менее, к утру 20 февраля был создан оперативный штаб «зыряновского боевого участка для руководства борьбой с Толстоуховским мятежом». К 11 часам было состряпано воззвание, полное лицемерия и лжи, в котором в частности говорилось:


«Кучка бандитов (на самом деле преобладающая часть сельского населения - А.Л.) подняла восстание против Советской власти, обманным путем и под угрозой втянув некоторую часть темных и несознательных крестьян в эту авантюру.


…Кулачество выступило против колхозов, полагая, что их в этом поддержат, но оно жестоко просчиталось. Широкие массы батраков, бедняков и середняков входят в колхозы, считая совершенно правильно, что это единственный путь улучшения своего положения».


Заканчивалось воззвание лозунгами:

«За полную поддержку партии! За работу по укреплению Советской власти! За 100 процентов выполнения плана посевной компании!»


Во всех публикациях село Пихтовый Ключ названо центром восстания. В это трудно поверить, ведь это был крохотный поселок, в узком логу на левом берегу Бухтармы. Для сношения с внешним миром надо было переплавляться на лодке через реку на другой берег, где располагались Нижние Зубовские заимки и бывшая деревня Кондратьево (теперь эта деревня затоплена Бухтарминским водохранилищем, а рядом построен новый поселок Первороссийка, названный так в честь петроградских коммунаров).


До 1918 года это была скорее заимка, где проживало 5 семей, и лишь с приездом новоселов из Петрограда и Омской губернии стало селом. Не говорит ли это о том, что коммунары не только принимали участие в восстании, но, будучи наиболее грамотными, были и его инициаторами и идеологами. В пользу этой версии говорит и то, что сам Толстоухов всегда был близок к ним, со многими был дружен, а с некоторыми, например, с Михалковичем, вместе работал в Бухтарминском ревкоме.


В Зыряновском филиале Областного архива практически нет документов, связанных с февральскими событиями 1930 года. Некоторую ясность дает рассказ бывшего народного следователя (и почетного гражданина г.Зыряновска за участие в войсках ЧОНа) Ивана Никифоровича Щетникова, участника подавления восстания, записанный им спустя 49 лет в 1979 году, который приводится здесь в литературной обработке автора.


«Шел февраль 30-го года, проводилась работа по ликвидации кулачества как класса. Для проведения этой работы из Семипалатинского ГПУ был командирован т.Горский, от крайкома партии Казахстана – Беляков. Зыряновский район был разбит на четыре участка. Для проведения этой работы Райком выделил четырех человек, в число которых попал и я, так как работал народным следователем. За мной были закреплены сельсоветы Соловьево, Средигорного, Александровки, Снегирево и Крестовки.

19 февраля я должен был выехать для проведения этой работы в Крестовский сельсовет, но в этот день был большой снегопад и буран, и я решил выехать утром 20.

Ночью в 3 часа 20 числа за мной из ГПУ был послан человек с приказом немедленно явиться. В отделе уже собралось человек 50 актива и стояли оседланные верховые лошади. Всем предложили немедленно выехать в Снегерево под командой Коврова. Причину не объяснили.

Из-за бурана и снегопада в Снегирево прибыли только на рассвете и разместились в помещении сельсовета. Здесь командир отряда пояснил, что деревни Крестовка, Пролетарка, Пихтовый Ключ и другие окрестные села охвачены кулацким восстанием. Руководит восстанием Толстоухов.

Решили послать разведчика, но он не вернулся. К вечеру пришел человек из Крестовки и рассказал, что поднялась вся деревня. Повстанцами командует член партии Чебаков, а его  послали с тем, чтобы жители Снегирево присоединились к ним и что через день Снегирево и Зыряновск они займут.

Выяснив обстановку, Ковров решил вернуться в Зыряновск из-за малочисленности отряда. Вышли в ночь и на полпути в Зыряновск встретили отряд из Зыряновска в 200-250 человек под командой Горского. Соединившись, мы возвратились в Снегирево.

21 февраля в разведку на лыжах был послан один из жителей Снегирева, который в тот же день вернулся, сообщив, что повстанцы ушли в станицу Усть-Бухтарминскую на соединение с казаками и для получения оружия.

Крестовка была нами занята, после чего утром 22 двинулись в Кондратьево и Бухтарму. Часть отряда была послана в Тургусун с тем, чтобы обеспечить тыл и не быть отрезанными от Зыряновска.

Из-за глубокого снега отряд растянулся, кавалерия следовала гуськом следом друг за другом. Когда по льду перешли Бухтарму в районе Нижней Зубовки, то вдали километра за три увидели движущихся навстречу в большом количестве пеших и конных людей.

Мы были вооружены в основном дробовиками и не могли открыть дальний огонь. Со стороны же неприятеля раздались выстрелы, и сразу же были убиты два наших человека. В нашем отряде произошла паника, люди повернули назад и галопом помчались в Снегирево, а часть через Крестовку – в Зыряновск. Бандиты стали преследовать нас, стреляя на ходу, и у нас оказался раненым Тропин.

Командир Горский уехал в Зыряновск, бросив своих людей. Часть отряда уехала в Зыряновск, а часть – не более 100 человек – под командой Плотникова осталась в Снегирево. На окраине села мы устроили снежные окопы, где, укрывшись, стали ожидать неприятеля. К счастью, повстанцы, заняв Крестовку, принялись пьянствовать, так как жители для этого случая приготовили немало браги.

Той же ночью из Зыряновска в Снегирево пришел отряд рабочих рудника под командованием Дмитриева, Филькина и Червинского. На этот раз отряды были вооружены винтовками.

23 февраля мы повели наступление на Крестовку с двух сторон: от Снегирево и от дороги Зыряновск - Никольское. Ещё один отряд был послан в  Пролетарку, с тем, чтобы перерезать путь и не дать соединиться с казаками из Усть-Бухтармы.

Командир повстанцев Чебаков, видя, что окружен, повел свой отряд через Бухтарму на соединение с казаками, однако лед на реке оказался слабым и проломился. Часть мятежников оказалась в воде и потонула. Видя эта, Чебаков бросил лошадь и решил перейти реку пешком. За ним следом шел наш боец. Глубокий снег мешал идти обоим. Наш боец, зная Чебакова как коммуниста, догоняя, кричал ему: «Чебак, сдавайся!» Чебаков отстреливался, а когда остался последний патрон, покончил с собой. Из его сумки было изъято их знамя красного цвета с лозунгами «Да здравствует Советская власть без коммунистов! Да здравствует свободная торговля!»

Сжатые со всех сторон, повстанцы пытались укрыться в дальних горных деревнях: Мякотихе, Чистопольке и др., но это им не удалось, так как из Усть-Каменогорска наступали отряды Красной Армии, и к 10 марта восстание было ликвидировано.

Пленных повстанцев направляли в город Зыряновск, их набралось 400 человек. После этого шла работа по вылавливанию повстанцев, которые укрывались по заимкам, в отдаленных пасеках, а нас, работников-юристов было не так много, в силу чего я, как следователь, по целым суткам сидел, опрашивая пленных. Работники ГПУ также были заняты этим делом.

Те, на кого дела были закончены, направлялись в Усть-Каменогорскую тюрьму. После окончания всех дел пленных разделили на 3 категории от кулаков до бедняков.

Кулаки понесли тяжелое наказание, бедняки, принимавшие участие под влиянием кулачества были освобождены (Щетников явно пытался смягчить общую картину карательных мер – А.Л.)

Что же касается главного организатора восстания Толстоухова, то захватить его не удалось. Он скрылся и, очевидно, сочуствующие укрывали его.

Летом агентура райГПУ сообщила, что Толстоухов укрывается в одном из урочищ по Хамиру, в другой раз, что он якобы на Черневой, а то передала, будто он должен в ночное время проплыть на лодке по Бухтарме. И все лето, организовывая малые отряды, гонялись по его следам и все безрезультатно.

В сентябре 30 года из Семипалатинска в Зыряновск командировали чекиста специально для поимки Толстоухова. И вот в один из дней 6 сентября я был вызван в отдел ГПУ, где мне дали задание, чтобы сегодня к 8 вечера я был на берегу Бухтармы у пос.Зубовка на переправе, причем предупредили, чтобы я добирался пешком и не по дороге, а стороной так, чтобы меня не заметил ни один человек.

Пришлось мне идти, ломая горы без тропы и дороги, а как только стемнело, подошел я к Бухтарме в указанное место, где уже находилось несколько человек из райактива, а чуть позже подошел и целый отряд, всего человек 30. Пока ещё никто не знал, для чего этот сбор. Часов в 10 вечера подъехала подвода на которой прибыл спецпредставитель областного ГПУ. Он раздал всем винтовки, патроны, а также хлеб и колбасу.

Через час подошли к парому, где нас ждал работник милиции Филькин, который переплавил нас на другую сторону реки. Перевозчика же заранее напоили так, чтобы он ничего не видел.

Всю ночь отряд шел, минуя поселки, заимки и пасеки. Переход был тяжел, так как пришлось идти по горам, заросшим кустарником и лесом. К рассвету мы подошли к подножью горы Щебнюхи и остановились в осиновом лесу на дневку. Воды близко не было, и мы страдали от жажды. Когда уже рассветало, мы увидели, что с начальником находится проводник, на котором была маска, чтобы не узнали. Оба они держались в стороне, и впоследствии я узнал, что проводником был большенарымский казак из банды Толстоухова.

Говорить, курить нам запретили, и всю ночь мы не спали. Часа за два до рассвета отряд разделили на несколько частей и развели по местам. Начальник объяснил обстановку: на вершине горы находится Толстоухов и с ним несколько человек. Необходимо их окружить и захватить обязательно живыми, а оружие применять лишь в крайнем случае. После  этого мы заняли каждый свое место, и я с Литвиновым находился у небольшой тропы, закрывая дорогу, ведущую в сторону Кутихи.

Когда окончательно рассвело и стало видно траву и листву, на горе вдруг раздались выстрелы, и пули засвистели над нашими головами. Пришлось укрыться, бросившись на землю. Когда стрельба утихла, мы услышали громкий голос: «Вставайте, помогите раненным!»

- Кто это? – спросил я.
-  Я, начальник отряда Чистяков, - был ответ.


Поднявшись на вершину, мы увидели четырех раненных наших бойцов: работника милиции Тарасенко и из актива Бурнашева М. И Ивана Воробьева, и еще одного, фамилию я не помню.


Наша операция опять провалилась, Толстоухов с соратниками скрылись в лесу по другую сторону горы. Это стало возможным от того, что не выдержали нервы у одного из наших бойцов. Подойдя вплотную, он увидел как один из бандитов встал, чтобы подбросить дров в потухший костер, испугался и выстрелил. Это предупредило бандитов, и когда наши бросились на них, то напоролись на выстрелы. Четверо наших бойцов были ранены, а Толстоухов с товарищами скрылись в лесу.


Нашей ошибкой было то, что путь с севера для бандитов оказался открытым, и они этим воспользовались. Толстоухов снова надолго исчез, а мы на носилках несли раненых до Бобровки.


Лишь в начале октября засада у деревни Кондратьево ночью заметила плывущую по Бухтарме лодку с силуэтами двух человек, направлявшихся к левому берегу. Когда лодка причалила, чекисты крикнули: «Руки вверх!» Незнакомцы бросились бежать. Раздались выстрелы, один человек упал, а другой скрылся в темноте. В убитом признали Толстоухова, а кто был второй – так и осталось тайной. (По официальной версии Толстоухов был убит спустя два года в 1932 году, а все это время находился в бегах, пробравшись в Китай, после чего снова вернулся на Бухтарму. Тело убитого опознала его первая жена Ангелина Германовна. – А.Л.)


На что надеялся Толстоухов, поднимая казаков на восстание – непонятно. Человек имел образование, до революции был учителем в Снегирево. Его жена с первых дней была коммунисткой. Во время следствия было установлено, что Толстоухов имел связь с антисоветскими элементами в Усть-Каменогорске, Новосибирске. Задачей его был захват Зыряновска, потом путь дальше на Усть-Каменогорск, чтобы освободить из тюрем заключенных и идти дальше».


Рассказ Щетникова требует уточнения. Старый чекист, сам причастный к расправам, лишь вскользь упоминает о карательных мерах к повстанцам. Все документы по делам мятежников находятся в архивах КГБ и недоступны автору. Надо полагать, что они содержат интереснейшие сведения, могущие пролить свет на все обстоятельства восстания: акты допросов, показания свидетелей, приговоры и т.д. Нам же только можно догадываться, что наказания были жестокими и число расстрелянных, основываясь на воспоминаниях немногочисленных теперь свидетелей, достигало нескольких десятков, а может быть и сотен человек. По рассказу очевидца в одной лишь Мякотихе (теперь этой деревни не существует) расстреляно более 60 человек.


В Зыряновске до сих пор один из переулков города носит имя «героя» подавления «толстоуховского» восстания начальника районной милиции Тропина. Работники милиции и не только они и после окончания «боевых» действий ещё долгое время вылавливали людей, подозреваемых или причастных к восстанию, расстреливая их на месте.


М. Мусин упоминает о случаях зверских расправ, которые учиняли партийные работники, надо полагать, по спущенным сверху рекомендациям.

«…По решению ячейки с. Кутихи в ночь на 13 марта 1930 г. расстреляли двух задержанных, а трупы бросили в маловодную речку. Утром их подобрали родственники. Через три дня подобное повторилось в селе Бородино. Убийцы – члены партячейки – всю ночь пьянствовали». (М. Мусин «Зыряновский погром»).


По свидетельству В.Ф. Вейсман (урожденной Ивановой, бывшей коммунарки) в горном логу за городом (Зыряновском), там, где сейчас стоят корпуса обогатительной фабрики и где в 1918 г. белые расстреляли борцов за Советскую власть, выстрелы, слышимые в городе, время от времени раздавались все 20-е и 30-е годы. Предположительно там велись расстрелы.


Так трагически закончилось восстание 30-го года, известное как «Толстоуховское». Неорганизованное, неподготовленное, с самого начала оно было обречено на провал и больше напоминало бунт, стихийный взрыв человеческого гнева и отчаяния. Со стороны же властей это была война против собственного народа.


Народ, даже самый малограмотный, не ошибается и всегда бывает прав. Теперь, по прошествию стольких лет мы осознаем, насколько верны были лозунги «Толстоуховского» движения – «Да здравствует Советская власть без уполномоченных!», «Да здравствуют хлеборобы и свободная торговля!», «Долой коммунию и комсу!». Они практически совпадают с призывами восстания 1920 года.


Сейчас руководства стран бывшего СССР более всего озабочены как возродить кулака, называемого теперь фермером. Мечтают, да пока плохо получается. Разворошили, разгромили гнезда трудовиков, уничтожили вековые династии истинных хлеборобов-хозяев, а чтобы вырастить новые, очевидно нужно, чтобы прошли поколения.


Возвращаясь к судьбе Михаила Нечаева, участника восстания 20 года бывшего «в бегах», то совершенно неясно, как он избежал наказания в первые годы после возвращения с белков Балгына. Говорят, была «амнистия», по крайней мере, в 30-е годы он работал бригадиром тракторной бригады, а потом пасечником в колхозе. Но Советская власть, Сталин никогда не забывали провинности и никого не прощали. В страшном 37-ом, в год «охоты на ведьм» он был забран органами НКВД и сгинул бесследно. В течение многих лет родственники ничего не знали о его судьбе, считая, что он погиб в лагерях ГУЛАГа, пока, наконец, на запрос в 2003 году пришел ответ из органов КГБ. Вот он:

«По имеющимся в Департаменте архивных материалам проходит Нечаев Михаил Егорович, 1895 года рождения, ур. с. Большенарымское Восточно-Казахстанской области, русский, окончивший 2 группы сельской школы, беспартийный, семейный, работавший пасечником в колхозе им. Сталина.

Арестован 17 октября 1937 года Большенарымским РО НКВД. Постановлением Тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области от 31 октября 1937 года, без ссылки на статью закона, как активный член контрреволюционной повстанческо-казачьей организации, проводящий среди населения активную антисоветскую повстанческую агитацию, направленную на свержение советской власти, за вредительскую деятельность в сельском хозяйстве приговорен к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор приведен в исполнение 9 ноября 1937 года. Сведений о месте захоронения в деле не имеется.

Постановлением Президиума Восточно-Казахстанской областного суда от 26 сентября 1957 года постановлением Тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области от 31 октября 1937 года отменено, дело производством прекращено за отсутствием состава преступления.

На момент ареста М.Е.Нечаев в его семье значились:
жена Елизавета, 42 г.
сын Петр, 1914 г.р.
сын Александр, 1917 г.р.
сын Иван, 1920 г.р.
сын Константин, 1925 г.р.
дочь Руфина, 1934 г.р.
сын Юрий, 1937 г.р.


Заместитель начальника Департамента КНБ Республики Казахстан по Восточно-Казахстанской области Т.Н. Кусаинов 28 апреля 2003 г».


Вот так одним махом «тройка» решила: «расстрелять». И расстреляли. Просто. Как муху.


Что же касается «антисоветской деятельности», то о ней можно догадываться. Вот председателя ревизионной комиссии большенарымского колхоза Ивана Егорина, кстати, родственника М.Нечаева, осудили на 3 года только за то что он сказал на собрании: «Если хотите, чтобы колхозник хорошо работал, сначала накормите его, оденьте и обуйте». Другого бедолагу из низшего руководящего звена судили за то, что он дал указание: «Сначала засыпте зерно в семенной фонд, а потом сдавайте государству». Но это было в 1934 году, когда Сталин ещё не достиг своего апофеоза.


По рассказам Елизаветы Ивановны Нечаевой (жены Михаила) в конце 1937 года мужиков в Большенарымске почти не осталось (22 летний сын Михаила Петр так же репрессирован по ещё более нелепому обвинению за изорванную газету с портретом Сталина). Стоит взглянуть на любое фото «счастливых» колхозников где-нибудь на страде 38-40 годов. Мужчин там нет, мелькнет разве что председатель или какой-нибудь счетовод. Всех их выбили или рассадили по лагерям, и это ещё до войны!


Так что же происходило в стране? Ответ прост: это был геноцид. Геноцид против собственного народа.


Давно уже нет села Пихтовый Ключ. Оно сгинуло вскоре после восстания, будто какое-то проклятие коснулось его. Теперь здесь пустой лог, заросший щетиной карагайника, отрезанный от всего мира горами и Бухтарминским водохранилищем. Редко кто знает, что здесь была деревня, ещё реже заглядывает сюда случайный прохожий. Но говорят, до сих пор сохранился фундамент дома Толстоухова, заросший диким бурьяном. Здесь жила вторая жена Толстоухова Лиза с сыновьями, и нет сомнения, что в смертный свой час Федор  Дорофеевич стремился именно сюда, чтобы увидеть свою Лизу и сыновей. Не довелось...