Как читать стихи Аркадия Драгомощенко? В чём значение этой поэзии?

Вслух. Как фотографию незнакомого пейзажа. Вечером. Мысленно представляя себе реконструкцию деревянного маяка. Медленно. Долго. За сигаретой.

Вариантов довольно много.

Когда возникают вопросы о Драгомощенко, это почти всегда вопросы о сложности — но сложность в поэзии понятие неуместное. Сложно бывает принять решение, признать собственную неправоту, избежать конфликта, перетерпеть страх — с чего бы это чтение стихов должно вдруг описываться тем же словом? Чтение не сложнее удержания взгляда — оно происходит пока происходит — и для Драгомощенко это может быть даже характернее, чем для других.

Драгомощенко читается так же, как читаются ветка дерева или падающий снег в свете фонарной лампы — как интонация осмысленности наблюдаемого вокруг мира. В чём именно эта осмысленность состоит — дело уже десятое (формулировки всё равно собираются после, отчуждённо и не о том). Интонация живёт в настоящем — и звучать она может в принципе как угодно, но у Драгомощенко она может звучать, например, так:

Согласен. Я умираю. Места меньше.
Медленно, как осока по ветру,
она разрезает вечер, як лезо, но время – мимо,
то есть по обе стороны. Озера, песка. Берега. Сна, –
а он, обычно, воздаяние и немного воды,
А дышать, как дышать,
когда ты стекленеешь холстом. Чего взять?

Стихи Драгомощенко, конечно же, можно "разгадывать", но их не нужно разгадывать. Если бы их нужно было разгадывать, они упирались бы в потолок возможностей литературы как интеллектуальной игры — вместо этого они обращены к неразделению мира и восприятия, которое ускользает от человека так же, как ускользает от него и язык, которым он пытается всё это описать. Так же, как ускользает и сам текст — к тому, что он и описывает, к предощущению дыма, фаюмскому свету, синему, вишням, ну что, понятно?

И да, конечно, где-то там под синим и вишнями лежат Тракль, Витгенштейн, даосские трактаты, толщи французской теории — но высказывается оно всё равно в конечном итоге именно синим и вишнями, и это их в какой-то мере уравнивает. Это здорово — Витгенштейна ведь тоже можно читать как ветку.

И последнее. Не думаю, что чтение текстов о Драгомощенко может как-то помочь в чтении текстов самого Драгомощенко — АТД работал с языком как с чем-то, что невозможно присвоить, так что и сам автор таким образом не совсем подвергается описанию.

К счастью, я не думаю, что это нужно. Текст, любой текст — предлагает читателю свой собственный способ взглянуть на вещи. И может быть одна из самых прекрасных особенностей Драгомощенко — что приняв чтение его текстов как чтение интонации мира, сам мир в свою очередь тоже становится возможным читать с той же интонацией, и, возможно, прийти к заключению, что эта интонация там действительно изначально присутствует.

Иными словами — что да. Рассветов много, зола — рожденье. Жара лета, медлительные руки, снимающие паутину с ладони ветра.

Получается, что всё правда.