Насколько велик А. С. Пушкин с точки зрения современных представлений? Это уникальное явление в мировой литературе?

С точки зрения общей истории литературы, Пушкин — важный национальный автор, ставший для населения РФ предметом злоупотребления и нездоровой фиксации.

На данном ресурсе практически ежемесячно появляется очередной вопрос, где люди, не высказывающие отдельного интереса к литературе, просят подтвердить уникальную всепланетную значимость одного русскоязычного поэта двухсотлетней давности — и это почти единственное, что о нём спрашивают.

Может быть это болезнь роста, но в первую очередь это просто болезнь. Здоровый интерес к отдельному автору проявляется в исследованиях его биографии, текстов, особенностей лексики, рецепции произведений в разные исторические периоды, культурных отсылок и аллюзий у других авторов — можно прогнать поиск по базам диссертаций и критической эссеистике. Когда же гениальность поэта постоянно просят подтвердить безо всякого на то повода — это как если бы закомплексованный ребёнок каждый день просил маму ещё раз сказать, что он единственный и любимый. 

Проблема с этой обсессией в том, что она мешает нормально взглянуть на положение Пушкина не только в мировой, но даже в русскоязычной литературе.

Объективная часть состоит в том, что Пушкин поэт. Не солнце русской поэзии, не единоличный создатель русского языка — это уже оценки — а просто один из множества авторов светской литературы в России первой половины XIX века. Его достижения были признаны другими поэтами и критиками своего времени, и долгое время ограничивались одним этим кругом. Спустя сто лет после его кончины, в принципиально другую эпоху и при другом режиме — пушкинское наследие было объявлено “нашим, советским”, и использовано как один из инструментов имперского разворота. Он был издан астрономическими тиражами по госзаказу, и по госзаказу переведен насильно русифицированным народам, которые о нем не просили.

Его стихи десятилетиями заставляли учить против воли и восхвалять против воли — и хотя никому в школе нет дела до национальных символов, и никто не воспринимает всерьез это давно неактуальное “наше всё”, даже во взрослом состоянии человек сохраняет рассказанный ему миф единственности и уникальности, требующий постоянного подтверждения со стороны именно потому, что он неестественен и абсурден, и рассыпается от первого же знакомства с историей всемирной литературы.

Потому что в контексте всемирной литературы Пушкин не сделал почти ничего нового, и не оказал почти никакого влияния на поэтов за пределами бывшего СССР. Его международный вклад ограничивается созданием островка между романтизмом и реализмом — и это как бы неплохо. Но если брать антологии современной поэзии разных стран мира — в сумме своей, Weltliteratur полемизирует с Ахматовой, Мандельштамом, Маяковским, Цветаевой и Пастернаком. Из современности — с Бродским, Драгомощенко и Айги. 

И можно не оправдывать это тем, что Пушкин один непереводим. Мандельштам непереводимее.

Так что — нет, это не уникальное явление. Гёте писал, что Шекспир душит английскую литературу, затем Берне писал, что Гёте душит немецкую. Это не совсем удачная формулировка — литературу душили не авторы, а последователи — но суть понятна. В каждой стране есть большой поэт, который в какой-то момент был объявлен нацдостоянием в рамках консервативного ажиотажа, чтобы вселять в людей гордость за чужие заслуги, в области, до которой им нет никакого дела — и тем отвлекать их от бедности, бесправия, и, часто, от факта преследования живых авторов. Ночь расстрелянных поэтов тоже была на пушкинский юбилей.

А в сугубо литературных рамках — главная проблема со всем этим культом в том, что он идёт в ущерб чтению поэзии в принципе, и в том числе в ущерб чтению самого А.С.

Обычный список на Википедии даёт чуть меньше сотни поэтов, писавших и издававшихся с Пушкиным в одно время. Человек, которому интересна литература, найдёт сборники и получит хотя бы приблизительное представление о периоде. Это не гарантирует адекватной оценки — но это по крайней мере даёт ей ненулевой фундамент.

Или можно забить, и никогда об этом больше не думать. В отсутствии интереса к литературе нет ничего стыдного и неправильного, и ни на ком не лежит ответственности в обязательном порядке иметь о ней личное мнение.